— Здесь мы разделимся, — сказала я. Коул кивнул. — Не спускай с него глаз. Сильные эмоции он может учуять, так что будь спокоен, как удав. И не наглей. Если упустишь его, возвращайся домой и займись выяснением: я до утра хочу знать, кому принадлежит здание. Твои прикольные очки при тебе?
— Ага.
— О'кей. Если что не так, звони. И не забудь, что весь этот город — зона повышенной опасности.
— О'кей, о'кей, учту твои предостережения. Уверена, что нигде не оставила яйца, которые тебе положено насиживать?
— Извини, давние привычки. Но ты все-таки будь осторожнее.
Он тяжело вздохнул:
— Да иди уже наконец!
Я ушла. Ощущение от ступней было, как от двух кусков вареного мяса — даже странно, что пар от них не шел. Но надо было идти, и я пошла дальше. Прямо к витринам, где впервые увидела Ашу Васту.
Я не ожидала обнаружить какие-либо знаки его присутствия, и потому не расстроилась, когда улица оказалась пустой. Рассчитывала же я найти след вроде того, который оставлял за собой Вайль. Вскоре я оказалась в дверях пекарни и открыла разум внешнему миру.
Ничего, кроме легкого ощущения прошедшего мимо сборщика. Ладно, пусть себе идет невредимый.
— Он ушел на Канал Четырнадцать, — пробормотала я себе под нос. — Надо было помнить.
Сейчас команда Ульдин Бейт ищет меня всем составом, прикидываясь кто репортером, кто оператором. А я тем временем не могу найти одного большого и достаточно заметного другого. Ну ладно, а я на его месте хотела бы, чтобы меня нашла женщина, уже приставлявшая мне нож к горлу? Вряд ли. Я бы всеми силами заметала следы, как в старых добрых вестернах: веткой с пышными листьями на кружном пути домой.
Постой, минуту… нож!
Я вытащила боло. Прижала острие, касавшееся горла Аши, к кончику носа. И втянула в себя запах. Вокруг не было других, которые могли бы отвлечь, я могла мысленно определить уникальный запах, сопровождавший Ашу всюду, куда бы он ни шел. Зовите это ментальным запахом, или харизмой, аурой, как хотите. Нечто, дающее личности сущность, — так что если никто и не видел и не слышал, как носитель этого «нечто» входил в комнату, все равно будет известно, что он вошел, — вот это «нечто» держалось на стали моего клинка.
— Есть! — выдохнула я и убрала нож в ножны. Сделала вдох, сосредоточилась, прищурилась, чтобы не спускать со следа глаз, и двинулась в путь.
Ашу я отыскала на кладбище за черным забором, где лежали продолговатые надгробия, похожие на безногие скамейки. Мне такое устройство понравилось — тут никогда не будет споров, ступил ты на освященную землю или нет. Аша сидел на столбе ворот гигантской статуей, глядя на теснящуюся внутри группу людей.
— За сверхжуткими эмоциями пришел? — спросила я, подходя к нему. — Потому что здесь они есть. А почему эти люди тебя не видят?
Я показала на десяток столпившихся мужчин в черных костюмах, собравшихся возле освещенного пламенем свечей и усыпанного лепестками надгробия ярдах в пятидесяти в глубь кладбища.
Аша спрыгнул со своего насеста.
— Они слишком заняты своим делом, — ответил он. — Обрати внимание на того джентльмена, что между двумя самыми большими свечами.
— Вижу. Он… Он поет? — Я посмотрела на Ашу. — Он же медиум!
Все другие, умеющие говорить с истинно мертвыми, — глухи. И многие из них немы. Он покачал головой:
— Вот это слово, медиум… это то же самое, что Мост Духа?
— Ага. Так тут что, сеанс?
— Своего рода. Эти люди только что потеряли отца. И хотят говорить с его духом — узнать, отчего он совершил самоубийство.
— С виду вполне резонно, но ты оказался здесь. Это значит, что данный конкретный Мост далеко не так прям, как кажется.
Аша уставился на меня так, будто я объявила, что отцы города разрешили наутро провести гей-парад на главных улицах Тегерана.
— Ты знаешь, кто я?
Он что, разозлился? Или просто подавлен более обычного? Вот ей-богу, все равно. Я сюда пришла взять от него то, что мне нужно, и в гробу его чувства видала.
— Догадываюсь. И мне нужно с тобой поговорить, поскольку раз ты тот, кто ты есть, ты можешь мне помочь с одной мелкой (колоссальной!) проблемой. Как только ты здесь закончишь.
— Ладно.
Он двинулся к воротам, остановился, осознав, что я не иду за ним.
— А ты не должен сперва это прекратить?
— О чем ты?
Я почувствовала, как растет во мне злость. Какая-то бесстрастная часть мозга осознавала, что связана она с тревогами, очнется ли когда-нибудь мой отец и переживет ли завтрашний день мой брат, но все равно направляла всю злость на Ашу.
— Я думала, тебе положено надзирать за другими. Вот этот тип — он сейчас не совершает никакого преступления?
— Совершает. Как раз сейчас он говорит этим людям, что их отец здесь и говорит им, что не мог больше терпеть боль от рака и знать, что превращается в полного калеку.
— А это правда?
— Сомневаюсь. Если дух их отца сейчас присутствует, то он воет в отчаянии. Потому что его убил один из его сыновей, один из этих.
Так, Жас, тебя трясет, а это нехороший признак. Обычно это значит, что ты сейчас что-нибудь разнесешь. Или кого-нибудь. А тебе нужна помощь этого хмыря. Так что нос ему не ломатъ! Хотя бы до тех пор, пока не получишь то, что тебе нужно.
Нет, и правда, мне стоит к себе прислушаться — иногда я даю умные советы. И намерения у меня зачастую добрые. Но стоило мне раскрыть рот, как оттуда вылетело:
— И ты уходишь?
— Будет ли лучше, если сказать им правду? Допустить, чтобы эти братья убили своего родича, а магулы пили их эмоции, как драгоценнейшее вино?
Мне показалось — или правда голос его дрогнул, когда он произнес название чудовищ?
— Ты боишься магулов, Аша?
Он сжал губы в ниточку, повернулся спиной и решительно зашагал прочь с кладбища. Я поспешила за ним. Нарастающая злость лихорадкой жгла мозг.
— Значит, ты позволишь шарлатану прикрыть убийство? Bay. Какая ж я дура, что оставила в Америке тетрадь для автографов! — пожалела я. — И наверняка ты решил дать Вайлю — Зарсе доиграть их балаган до конца? Потому что ты боишься встать между ними. Боишься, что Вайль озвереет, и магулы слетятся на пир прежде, чем ты успеешь скрыться.
— Ты понятия не имеешь, что это такое! — прошипел он, настолько прибавив шагу, что мне пришлось догонять вприпрыжку.
— А ты мне расскажи! — потребовала я.
Он не стал рассказывать. Сразу не стал.
Мы шагали, пока Я не устала так, что меня просто тянуло лечь. Даже водосточные канавы манили. Потом Аша остановился перед шестифутовыми оранжево-розовыми воротами с аркой, под цвет двухэтажному дому, к которому они вели. Этот дом был хорошо освещен снаружи, и видны были балконные перила и оконные переплеты, того же цвета.
