— Да, пиджак очень правильный. Спасибо, — киваю я ей. Улыбаюсь, а сам не могу сдержать слезы.
— Стасичек, да что с тобой! — спохватывается вдруг она.
— Это, Фейга, называется «ностальгия», — почти что не вру я. — Очень грустно мне, что у нас с тобой ничего не вышло.
— Ну, как это не вышло? Очень даже вышло! Целый год вместе жили, даже полтора. У некоторых и этого нет.
— Да, ты права, — говорю я, почти уже не видя ее сквозь слезы. — У некоторых нет даже этого.
Как вот у нас со Штерном. Нет, и явно уже не будет… Я провожаю ее к выходу, целую в щеку. Обещаю «не быть негодяем» и звонить. Обещаю даже передать привет Штерну, чего явно делать не собираюсь. А сам, не разбирая дороги из-за мокрого тумана в глазах, иду в курилку, и сердце болит, дико болит сердце по этому синеглазому мерзавцу, чья кожа нежна как бархат, а поцелуи сладки, как гречишный мед.
Вот, значит, как происходит эта охота на единорога, сезон которой был открыт этой осенью!.. Сколько скрытых ловушек и заботливо расставленных силков!.. Тут и тщательно сработанная провокация в моих же собственных снах… И тайная еврейская магия… (К слову сказать, что мне вообще известно о евреях, кроме того, что они обычно умные и красивые, да русский язык знают лучше любого другого?) И подобранные, в срок рассказанные мне байки-сказочки: про его целомудрие, про две потерянные половинки одной души, про читателей-привидений, про безумного старика… Ну да, он же ведь не только статьи и стихи пишет!.. Будто у сумасшедших нет иных забот, как помогать Штерну ловить единорогов!… Сколько тщательно подобранных ключей и отмычек к моему сердцу! И заботливо приготовленная кормешка, и радующий глаз плед, и правильный выбор одежды (ох, спасибо, Фейга!), и интересная подработка, которою впрочем, я не в состоянии делать без него, и море интеллектуальных развлечений… Даже моя аллергия и мой хронический гастрит пошли в дело!… Даже крем-брюле!.. И главное, никто не укладывает меня против воли в постель!.. Будто ждет, что я сам за него это сделаю… А может, уже и не ждет?..
И что в результате? За каких-то два с половиной месяца он успел все обставить таким образом, что мне уже от него никуда не деться: я полностью встроился в его ритм, у нас общий бюджет, общие траты, общая работа. Только что одежду он мою не носит, а так реально ведь все общее, гораздо в большей степени, чем было с Фейгой. И при этом я всюду от него завишу и в заработке, и в тратах, и во времяпровождении. Я уже давно ни с кем не вижусь и не встречаюсь, потому что у меня расписаны каждые полчаса на работу и на совместный досуг. Я смотрю, слушаю и читаю то же, что и он. Даже те вещи, которые мне нравились и которые я любил до него, и то теперь у нас общие. Потому что сколько всего за эти несчастные два с половиной месяца было уже вместе просмотрено, прослушано, прочитано и обговорено. Я теперь даже заснуть не могу ни на какой другой кровати, если рядом не будет этого его мирного успокаивающего дыхания!..
Мы спим в оной постили, носим с ним одинаковые кольца… И все, практически все уже осведомлены о наших с ним отношениях: «Лабрис», рокерская тусовка и мои сотрудники! Даже Фейга и Лиса! Все они в результате его показательных выступлений устойчиво воспринимают нас как пару. И сколько бы я не объяснял, что у нас чисто дружеские, братские или деловые отношения, никто мне не верит!.. При этом одна только возможность увидеть эротический сон с моим участием повергает этого эротомана в священный трепет!…
А что, если я никакая не Элиза Дулитл, а Мелисса из фаулзовского «Коллекционера»?… И вот тут мне впервые становится по настоящему страшно. Я уже почти вижу себя в виде бабочки, приколотой к стенке булавкой между его вееров и картинок с парусниками. Ну, конечно же!… Истомившись своей неудовлетворенной страстью, решил, наконец, найти замену своей «невозможной возлюбленной»!… Примерно так же как Фейга нашла себе Янку вместо нехаризматичного и невнимательного меня. Только у Фейги все было честно — влюбилась и все. А тут — такая масштабная подготовка!.. И главное, почему я?!..
Я мысленно перебираю все те обрывки, которые засели у меня в голове из той его папки с книжного стеллажа. Да, сомнений быть не может, она должна быть на меня похожа. Как минимум несколько общих черт у нас есть: субтильность, невысокий рост, веснушки, вероятно — цвет глаз, и весьма возможно — размер груди (что-то там было такое про то, что «едва заметишь, однако ж несомненно есть»). Кроме того, в отличие от остальных сотрудниц библиотеки, я еще не успел поднадоесть ему «гендерными играми», да и вообще, учитывая мои собственные эротические предпочтения, наименее должен быть в нем заинтересован. Что, видимо, тоже играет немаловажную роль: идеальная любовь, по Штерну, непременно должна быть несчастной!.. А тут я еще дополнительно оберегаю его своим присутствием от женских притязаний, потому что, судя по его изменившемуся поведению в библиотеке, с моими сотрудницами после демонстрации наших с ним отношений ему явно стало общаться проще.
В сумрачном состоянии я прихожу в штернову квартиру. Когда я открываю дверь ключом, мой хозяин встречает меня в прихожей, чего обычно никогда не делает. Все в том же вечном своем халате, с таким же напряженным молчанием, с каким вхожу я. Он явно от меня чего-то ждет.
— Есть будешь? — наконец, не выдерживает он.
Черт!… Надо было поесть в библиотеке. Пришел, называется, объясняться!.. Прикормленный с прикармливающим!.. Вместо ответа я что-то невнятное мычу и киваю.
— Что-то не так?
— Все не так, — мрачно бурчу я.
— А… Ну раз все, тогда не страшно, — и он уходит на кухню.
Ужин проходит все в том же напряженном молчании. И тут уже не выдерживаю я:
— Ты не хочешь со мной поговорить?
— А нам надо о чем-то поговорить?
— Да, например, о том, что было сегодня ночью.
— А разве ночью что-то было? — спрашивает он нарочито простодушным тоном. — С каких это пор сны стали приравниваться к реальности?
Он ополаскивает тарелки, ставит их в посудомоечную машину, и не торопясь идет в комнату за компьютер. А я пытаюсь понять, что все это значит.
Набравшись решимости, иду за ним в комнату.
— Штерн, нам, правда, нужно поговорить.
Он поворачивается ко мне в кресле, даже наушников не снимает.
— По-моему я достаточно четко дал понять, что не хочу говорить о том, что тебе снилось сегодня ночью, — и поворачивается обратно. — Если бы ты считал, что для меня это имеет какое-то значение, мог бы и разбудить. Или хотя бы записку оставить, или позвонить с работы. А так и разговаривать не о чем. Мало ли кому что снится… — добавляет он без особого выражения, мерно стуча по клавишам. — Одного не понимаю, как только твои девки тебя терпят….
