В поручении угадывался предлог, чтобы избавится от компаньонки. Догадка подтвердилась, когда после ухода Диты Бланка придвинулась и, перебирая руками подол, робко улыбнулась:
— Наверное, мы могли бы стать подругами?
Наверное… в другой жизни. Где я не была бы отравлена ненавистью ко всем, кто носит фамилию Скальгерд, включая эту одинокую девушку с тихим голосом и мягким застенчивым взглядом. Мы бы сидели с ней, как сейчас, в этой самой башне, точной копии башни её дяди, вышивали, сплетничали и подкармливали Финика. У моих ног возился бы одно-двухгодовалый карапуз с темными кудряшками и черными бунтарскими глазами, а рука поглаживала живот, в котором зреет его братик или сестричка. И самой большой моей трагедией был бы кривой стежок и капризы сына, отказывающегося есть кашу. А потом я вспомнила, что в этой другой жизни малыш стал бы рыжеволосым, а сама я — женой Годфрика, смиряющейся с тем, что он обращается со мной, как с грязью, забавляется с пажами и пожирает глазами моего брата. И всего на один-единственный миг порадовалась, что все сложилось так, как сложилось.
— Вы слишком добры, ваше высочество.
Она снова улыбнулась, решив, что доброта — качество, достойное похвалы, и принялась пересказывать события, случившееся за время моего безмятежного сна в окружении нарциссов. Дита с молоком вернулась как раз в тот момент, когда Бланка досказывала про переполох, вызванный накануне леди Алиной — фрейлиной, способной передавать эмоции и призванной поддерживать в королеве хорошее настроение.
— … а потом куница запрыгнула ей на колени, и леди Алина так расстроилась из-за испачканного подола, что стала плакать, а вслед за ней и остальные, потому что никак не могли её успокоить.
— Даже матрона Рогнеда?
— Она выла громче всех! А королева, рыдая, велела выставить бедняжку Алину из комнаты. Полы в рабочей комнате напрочь отсырели, клянусь! Удивительно, как вы не проснулись, такой шум стоял!
Мы переглянулись и одновременно прыснули со смеху. А дружить в принципе не так уж и сложно…
Дита звучно поставила чашку на поднос, и мы с Бланкой поспешно приняли более строгий и приличный вид. Молоко было отвратительным: жирное, чуть теплое, с липнущей к губам пенкой. Или сытые всегда столь избалованы?
— Вам, наверное, пора в рабочую комнату, ваше высочество. Вы и так потратили на меня время.
— Ах нет, сегодня все на ярмарке. Слышите шум за окном? Большинство торговцев прибыли ещё вчера.
Я прислушалась и уловила гвалт — по всей видимости, в переднем дворе — из-за которого прорывались звуки музыки, разбавляемые неразборчивыми выкриками.
— И долго она продлится?
— До конца дня. Его величество недавно отбыли туда.
Что-то в её тоне заставило меня произнести:
— Вы, верно, тоже хотите пойти?
Светло-карие глаза вспыхнули, но тут же потухли, рука машинально потянулась к Финику.
— Вы ещё не совсем оправились, лучше я останусь при вас.
— Я прекрасно себя чувствую. Хотите, пойдем вместе? — сорвалось с языка, прежде чем я успела подвязать к нему разум.
— Вы уверены? — обрадовалась Бланка.
Я медленно пожала плечами.
— Спать я в любом случае больше не собираюсь и должна найти брата. А он, скорее всего, тоже там, в свите его величества.
Она просветлела.
— Тогда допивайте молоко, и Дита поможет вам одеться. Или желаете чего-нибудь ещё?
— Да… — я оторвала губы от кружки, — вы можете заставить эту сойку замолчать?
***
Бланка не преувеличивала, когда сказала, что на ярмарке собрались все. На площадке у колодца во внешнем дворе вишенке негде было упасть.
Реяли вывески с намалеванными товарами, жонглер ходил на руках, другой предлагал публике за один денье набросить пять колец на установленный под хитрым углом шест, чтобы выиграть отрез камлота. Нищий усердно выставлял на обозрение струпья, отворачиваясь, чтобы расковырять их гвоздем. Мелкие монеты оставлял на земле, дабы никто не забыл, зачем он здесь сидит, а посолидней поскорее совал за щеку, отчего рожу перекашивало, и жалости к нему прибавлялось ещё на пару монет. Пахло пивом, пирожками и жареной селедкой, исполняющей скворчащий танец в масле на огромных прокопченных сковородах, установленных на таганах.
Фрейлины, как осы арбузную корку, облепили лотки с тканями и женскими штучками, вроде шиньонов, помады для волос, шпилек, ручных зеркал, средств для отбеливания кожи и смягчения голоса. А так, выставлялось всего понемножку, как принято на таких мелких стихийных ярмарках: гимпы [21], ножи с узорной рукоятью, седла, бахрома и кайма на платье, нитки, бусы, пергамент, игральные кости, целебные травы и чудодейственные мази, излечивающие все, начиная со свища и заканчивая тугоумием.
Среди шедших навстречу я заметила Гвельфу. Она шла под ручку с тем самым громилой-стражником, любящим обходиться без простыней. На шее служанки болтались дешевые квадратные бусы, которая та то и дело смущенно теребила.
— Вон ваш брат!
Бланка встала на цыпочки, указывая направление. Там свита Годфрика развлекалась метанием ножей в деревянный щит, и Людо в их числе. Дита незаметно одернула принцессу и сделала шепотом внушение. Бланка повинилась для вида, а сама продолжала нетерпеливо стрелять глазами в ту сторону из-под полуопущенных ресниц.
Я уже десять раз пожалела, что предложила пойти вместе. С одной стороны, из дружбы с Бланкой можно извлечь выгоду, но, с другой, слишком сближаться и узнавать её не хотелось. До приезда в замок ненавидеть принцессу было легче. Вообще все было легче. Когда за именами, которые мы с Людо шептали в своей ежевечерней молитве-проклятии, стоял лишь звук, а не люди из плоти и крови. Брат прав: надо подогревать в себе злость. Даже если порой это совсем непросто… Ненавидеть Бланку было непросто. Презирать — да: за тихий голос, робость, раздражающую мягкость, проявляющуюся в каждом слове, движении, взгляде. Но не ненавидеть.
Мы принялись лавировать и протискиваться сквозь труднопроходимую чащу тел, но на полдороге к Людо я заметила знакомый плащ возле женской палатки.
— Присматриваете шиньон?
Тесий обернулся и, приставив ладонь козырьком от солнца, широко улыбнулся. Глаза в окружении лучиков морщинок казались синими-синими:
— Ищу похожие пуговицы, — он указал на пурпуэн, где нехватало двух ромбиков с золотой окантовкой, и я смутно припомнила, как в забытьи под дождем цеплялась за него соскальзывающими пальцами.
— Кажется, вот эти подойдут, — я выудила из лотка очень похожие и, наклонив руку, ссыпала ему в ладонь.
Тесий покрутил одну, рассматривая.
— Да, вполне. Возьму их, — кивнул он торговцу и поклонился подошедшим Бланке и Дите. — Ваше высочество, миледи.
— Мы направляемся к братьям, — громко сообщила принцесса.
— Тогда позволите вас сопроводить?
Мы позволили, и Тесий, расплатившись, принялся расчищать нам дорогу. Продвигаться стало значительно легче.
— У меня не было случая поблагодарить вас и спросить, как прошла поездка. Удачно?
Секретарь бросил быстрый взгляд на Бланку.
— Да, вполне. Ну куда же ты лезешь! — поймал он за шкирку вертлявого сорванца, пытавшегося рыбкой проскочить между нами, и отправил в обход. — Через пару недель ждем делегацию с ответным визитом. В честь этого состоится праздник.
— Праздник? — оживилась принцесса. — Значит, будет пир? А, возможно, и танцы?
— Да, скорее всего, — сдержанно улыбнулся Тесий. — Так что вам стоит уже сейчас озаботиться нарядами и украшениями.
Мы как раз проходили мимо очередной завлекательной палатки, и я замедлила шаг. Глаза невольно разбежались. Впервые за долгие годы я могла позволить себе маленькую роскошь. Не украсть, не колебаться мучительно между желанной безделицей и едой, всегда выбирая в итоге последнюю, а спокойно купить: в поясе бряцало немного мелочи из задатка леди Катарины. Эти деньги честно отработаны в брачную ночь с Годфриком, пусть и не совсем так, как она хотела, но, главное, цель достигнута.
