Когда небо на востоке стало пепельно-лиловым, меня сморило прямо там, на полу, посреди вороха исчерканных листов. Во сне я продолжала биться над головоломкой. Напротив меня, скрестив ноги и трепля за ухом Никс, расположился Артур. А между нами на полу лежала обнаженная Мод с полусогнутыми в коленях ногами и обращенными кверху ладонями. Её глаза были закрыты, а покрытое гусиной кожей тело сплошь татуировано одной и той же повторяющейся надписью, выведенной углем. Даже ногти, губы и закрытые веки — половина символов на одном, половина на втором.
— Давай убьем её, — скучающе предложил Артур, подперев щеку кулаком. — И тебе не придется решать эту задачу.
— Убийство не поможет понять, что здесь написано, — возразила я.
— Тогда спросим у него, — брат кивнул на кого-то у меня за спиной. — Он ведь тут самый умный.
В тот же миг я почувствовала чужое присутствие так остро, как если бы стоящий позади погладил меня по волосам. Он и гладил — взглядом, а исходящая от него сила, как всегда, ощущалась чем-то осязаемым, обволакивая, лишая воли. Я, и не поворачивая головы, знала, кто там. Оборачиваться нельзя, ведь тогда он нас заметит. Пока не смотришь на чудовище, оно тоже тебя не видит — таков закон, известный всем детям.
— Тише, Артур, — предупредила я, наклонившись вперед, — он не должен знать, чем мы занимаемся.
Стоящий позади шевельнулся, прошуршала одежда, и к моему уху приблизились губы:
— Ну же, маленькая Хамелеонша, постарайся, ты сможешь разгадать.
Свистящий шепот подействовал, как попавший за шиворот дождь, а на плечо легла четырехпалая рука в мелких розовых чешуйках, вторая, такая же, опустилась на бледный живот Мод. Напротив глухо заворчали, я подняла голову и вдруг поняла, что собака вовсе не Никс. Да и вообще никакая не собака. Притворявшееся ею существо оказалось раза в три больше нашей левретки. И как я раньше это упустила? В нем было понемногу от лисы, борзой и шакала, а глаза горели подкормленными ветром угольками. Волчья гончая!
Артур же, ничего не замечая, продолжал гладить её.
— Артур! Немедленно отойди от неё!
Но брат не слышал. Он склонился над Мод, завороженно разглядывая её, тронул пальцем символы на ключицах, смазав их, и вскинул на меня глаза:
— Можно я её поцелую?
И не дожидаясь ответа, поцеловал. Когда выпрямился, губы его тоже почернели. Из уголка рта показалась струйка крови. Артур нахмурился и стер её рукавом, а Мод, не открывая глаз, улыбнулась. Она радуется, что отравила моего брата! Я должна решить эту загадку как можно скорее, чтобы спасти его…
— Все, мне надоело! — раздраженно заявил Артур и провел рукой по её обнаженному телу, сметая надписи. Символы посыпались на пол звонкой капелью. Мод шевельнулась, сладко потянулась, дрогнув веками, и распахнула глаза, уставившись на меня ослепительно сияющими бельмами. Их свет был таким обжигающим, что я проснулась.
На деле лучи лишь слегка подрумянили облака, готовя небо к новому дню. Наверное, я проспала не больше часа, хотя казалось, что гораздо дольше. Протерев лицо и шею мокрой тряпкой, я продолжила с того места, на котором прервалась.
Идя позже вместе с остальными после мессы, я увидела во внутреннем дворе повозку. В ней со всеми пожитками сидела Мод.
— Ее отсылают к мужу, — зашептали фрейлины за спиной.
Следующие три дня я занималась только расшифровкой, используя для этого каждый свободный миг, ночное время и перерывы. Людо помогал по мере сил, но, кажется, не особо верил в успех, поэтому в конце концов был с раздражением изгнан.
Значки я заучила наизусть и, даже сидя в рабочей комнате, продолжала перебирать их в памяти, переставлять, комбинировать, примерять к ним разные варианты решения. Однажды спохватилась, заметив, что вышила красным по белому первые несколько символов, и поскорее отпорола нитки, пока никто не заметил. За все это время почти не спала, только дремала и отключалась на ходу, даже королева отметила мои опухшие глаза, но отнесла это на счет тоски по некоему отсутствующему лицу. До меня не дошел смысл намека и причина последовавшего со всех сторон хихиканья, голову занимала лишь одна проблема.
Когда это наконец случилось, я не сразу поверила. Решила, что уставший разум пририсовал вожделенную логику бессмысленному набору знаков, и лишь пару мгновений спустя, судорожно перечитав фразу, вскрикнула. Снова перечитала и крепко прижала ладони к глазам. Под закрытыми веками побежали оранжевые круги, растеклись огненными ручейками и сложились в только что увиденную фразу.
«Отмеченный Праматерью пришел за благословением»
Итого: подставить алфавит, начиная с конца и сместив линейку на четыре буквы. Четыре! Знаковое число Скальгердов!
Я всхлипнула, смеясь и плача одновременно, вскочила, быстро запихнула исписанные листы в комод — позже нужно будет сжечь — и побежала искать Людо.
Только поскользнувшись на грязи, поняла, что на улице идет проливной дождь. Небо сотрясалось грозовыми спазмами, ветер гонял по двору пустую корзину, флюгеры натужно скрипели и крутились, как бешеные, а лужи вскипали холодными пузырями. Пес кузнеца с недоумением наблюдал за мной, блестя глазами, и шевельнул лапой, будто приглашая спрятаться от ливня в его конуре.
На конюшню я вбежала с замызганными подолом, промокшая до нитки и погоняемая тяжелой копной волос, с которой ручьями текла вода. Не видя ничего вокруг, кинулась к Людо, с размаху запрыгнула на него, обхватив руками и ногами, и шепнула на ухо:
— Получилось! Я знаю формулу вызова, знаю обращение!
Он вздрогнул всем телом и крепко стиснул меня в ответ. Не разжимая объятий, повернулся к слегка смущенному Марку:
— Сестра любит дождь! Прямо-таки с ума сходит, когда он начинается!
Наверное, я в полной мере оправдала репутацию безумной, потому что вернула ноги на землю, оттолкнула его и побежала вон из конюшни, чувствуя, что могу не сдержаться и прокричать вслух то, что рвалось наружу.
Оказавшись на улице, раскинула руки, задрала голову к небу и, охваченная диким восторгом, закружилась на месте, ловя языком пресные капли. Обращение! Теперь мы знаем обращение, на которое откликается Покровитель Скальгердов, и сможем его выманить! Осталось только выяснить про священное подношение — вотивный дар, место проявления, ну и как его убить, конечно. Не так уж мало. Но опьяненная первым успехом и дождем, я ни на миг не усомнилась, что нам это удастся. Явись ко мне сейчас Ваалу с предложением отдать душу в обмен на это знание, я бы согласилась, не раздумывая. Ещё бы и прибавила души всех предков, потомков и нерожденных.
Звук рожка и скрип поднимаемой решетки донеслись словно бы издалека. За пеленой дождя показался силуэт лодки, почти вселив уверенность, что мой безрассудный призыв услышан. Но чем ближе она подъезжала, тем более знакомой казалась фигура на носу. Только узнать её до конца никак не получалось… и вспомнить, что я здесь делаю, и почему мне так холодно… Даже когда человек взбежал по лестнице и оказался рядом со мной, какая-то мутная завеса мешала его рассмотреть.
— Праматерь, Лора! Вы же простудитесь!
На плечи лег согревающей тяжестью плащ с чужим, но таким вкусным запахом, а я все смаргивала капли с ресниц и, задрав голову, пыталась рассмотреть его владельца, не понимая ни слова. Лихорадочный подъем сил сменился глубокой вяжущей усталостью, наполнив голову и каждый дюйм тела свинцом. Я пошатнулась и упала бы, если б мужчина меня не поймал. Облепленные грязью туфли мелькнули в воздухе, тело уютно устроилось в сильных руках, а лицо ткнулось в теплую шею. Голос был таким приятным, успокаивающим, как глоток горячего вина в стужу. Нужное имя наконец сыскалось в памяти.
— С возвращением, Тесий, — пробормотала я и потянулась отвести прилепленную ему на лоб дождем прядь, но не успела, подхваченная вращающейся чернотой.
В этой черноте скрипнула дверь, и раздались голоса, искаженные, как из бочки, и то удаляющиеся, то почти оглушающие громовыми раскатами:
