《Ну Пу-у-узикова! Вот зараза!》— мысленно возмущался он, остервенело натирая зелёный лоб мылом.
《Был волчонком, стал лягушонком,》— посмеялась я про себя, забыв, что Максим все мысли мои слышит, как и я его.
— Таня! Нахрена?! — возмутился он, резко обернувшись. Оставила этот вопрос без ответа, скрывшись за дверью. Ехидный смех рвался наружу, как и мандраж перед предстоящим выяснением отношений. Пришло время расставлять точки над i.
— Довольная? — поинтересовался недовольный Максим, выйдя из ванной в моём халате.
Его лицо по-прежнему оставалось зелёным, кружочки лишь слегка взбледнули.
— А тебе идёт этот цвет, — прыснула я от смеха.
Максим медленно прикрыл глаза и вздохнул глубоко после медленно выдохнул, и успокоившись спросил:
— Где моя одежда? — спросил он, оглядывая комнату.
Взгляд его зацепился за плетёные люльки, стоящие вдоль стены и Максим изменился в лице. И так-то был недоволен, что я его разукрасила, а теперь и вовсе бедного перекосило. Словно я виновата, что вот так вышло, а он как бы тут и ни при чём, вообще. А главное, в его голове ни единой мысли не промелькнуло. Я так же делала, старалась не думать, когда понимала, что Максу мои какие-то мысли могут не понравиться.
— Я постирала, кстати, надо достать из сушилки, — спохватилась я, бросаясь в прачечную, чтобы не видеть это выражение лица и не подумать о его недовольстве.
— Не надо, я сам достану, — остановил меня Максим словом и пошёл впереди меня.
Мне страшно не нравился его тон, его действия, его лицо при взгляде на кроватки, его всё мне не нравилось! Я не пошла за ним, не стала задавать вопросов и точки над i мне ставить резко расхотелось. Почему-то у меня было стойкое ощущение, что эти точки мне не понравятся. Хотя его недовольный взгляд на кроватки, это ли не точка?
Где слова благодарности? Где признания в любви? Ничего этого не было. А я словно иссякшая батарейка расхотела чесать язык и подкалывать такого вот колючего Макса. В нём иголок было больше, чем в самом колючем на свете кактусе! Даже передумала отправлять его пожить в ту комнату без кровати, из которой я когда-то и сбежала.
И что я сделала? Я, которая только что тыкала в ветряночное бессознательное тело палочкой в зелёнке и ругала Макса за безрассудное расставание со своим волком? Я, прихватив лишь ключи от машины, выпустила волчицу и захлопнула её в доме, спеша убраться оттуда, где мне, казалось, некоторые так не рады.
Я села в машину и сбежала. Снова. Я тольком не понимала, отчего я так упорно сбегаю, но обида выжигала душу, а слёзы раздражали глаза. Мне просто хотелось спрятаться от всех, а главное, от того ощущения ненужности, которое упорно вызывал во мне Максим, каждым свои холодно брошенным словом и тем взглядом. Я ехала по прямой и плакала.
Оплакивала ту лёгкость, которая между мной и Максимом когда-то была, отчётливо понимая, что её уже не вернуть. И начинала понимать, отчего так взбесился Макс. Всё между нами пошло наперекосяк именно с того дня, когда он меня обратил. Ему нужна была та Татьяна Пузикова — человек, а я оборотень нет. Его злило, что я могу слышать его мысли, а он мои. Что нужно считаться с желанием волка быть рядом со своей парой. Что дети и даже не один, а целых трое. Точка над i встала в моей голове, и я разрыдалась с новой силой, ведь понимала, что люблю Максима и вот так мне совсем не хочется, а по-другому не получается.
Я не знаю к чему бы привела моя попытка сбежать от самой себя. За скоростью я не следила, знаки пролетали мимо расплывчатыми пятнами. Девочки, можно сказать, уберегли от глупости. Начали пинаться, напомнив о себе. Я сбросила скорость и съехала с дороги при первой же возможности. Сказать, что мой срыв на этом прошёл, было нельзя. Я рыдала навзрыд, без конца вспоминая тот взгляд, что Макс бросил на люльки, стоящие у стены. Снова и снова, а слёзы каждый раз обжигали мои щёки. Хотелось быть гордой и сильной, а не получалось. Я так бы и растирала слёзы по щекам, если бы в стекло моей машины не постучали.
Подняв голову, я удивилась. И как это я не заметила перед собой целый автомобильный кортеж траурного цвета. Опустив стекло, я удивилась ещё больше.
— Привет. Чего рыдаешь, Таня? Кто обидел? — спросил Влад, почесав бровь.
Я его и не узнала сразу, потому что он помолодел лет так на двадцать.
— Что, тоже это самое? Приоборотнились, так сказать? — всхлипнула я.
— Пришлось, да и так повеселее будет, — хмыкнул Влад.
— О да, обхохочешься! — горько усмехнулась я, утирая слёзы.
Влад заглянул в салон и, узрев мой живот, присвистнул.
— Патриота мне оставь! Сами езжайте! — крикнул Влад своим опричникам и, обойдя мою машину, уместился на пассажирском. — Рассказывай.
Вид у Влада был такой, словно он действительно собирался меня слушать и ему это было важно. И тётушка, конечно, хорошо, она всегда готова была меня выслушать, только с её женской точки зрения советы были так себе. Любишь, прости и терпи все его закидоны?! Нет, нет спасибо, нам так не хочется! Я всё рассказала Владу. Вывалила на мужика все свои страхи, неуверенности и обиды. Ну сам же напросился и его заключение и совет не заставили себя долго ждать.
— Могу ошибиться, я думаю, что он неверен в своих силах. Ты успешная писательница, знаменитость, а он теперь где? Боится, что уже не догонит тебя. Возвращайся домой и поговори с ним, к чему эти недосказанности? — серьёзно говорил Влад, действительно так думая.
И у меня проскакивали такие мысли, особенно после того, как я увидела, как Максим жил всё это время. Только как-то разбивались мои подобные мысли о поведение Макса.
— Кстати, я всё хотела спросить, ты же меня знал до всего этого? Откуда?
На мой вопрос в лоб у Влада округлились брови, и хищная улыбка его уже не выглядела столь опасной.
— Некоторые моменты, лучше оставить втайне, — ответил он, и молниеносно вышел из машины, улыбаясь чему-то своему.
— Псих, — бросила я вслед удаляющемуся внедорожнику, и сама развернула машину.
Возвращаясь домой, я не думала, что говорить Максу и как начать тот серьёзный разговор, я лишь думала, что вернусь, а его уже и след простыл. Ведь по его резким словам и общему недовольству, было не похоже, что он хотел остаться.
24
Глава 24
Вопреки моим ожиданиям, Максим оставался в доме. Я вышла из машины и увидела его силуэт в окне гостиной, он стоял с кружкой в руке, такой красивый, подсвечиваемый светом десятка ярких ламп, горящих за его спиной. И всё равно я отнеслась к этому факту скептически.
«Я же уехала из дома, оставив волчицу, вот он и ждал меня, чтобы отчитать, да ещё, наверное, ему звериная половина велит волноваться за нерожденное потомство!» — ворчливо думала я, доходя до двери, в ещё худшем настроении, чем была до этого.
— Таня, куда ты уезжала? — взволнованно спросила тётушка, встретившая меня в прихожей.
«Никогда больше так не делай,» — рыча на меня, волчица ткнулась носом в живот, и мы объединились.
«Прости,» — извинилась я перед своей звериной половиной, ощущая волну её волнения за меня и девочек.
— Так, просто покаталась, надо было развеется, — ответила я и тёте.
Максим то же пришёл меня встречать, встал у стены и подпёр её плечом, молча попивая что-то из кружки.
— Отмылся, — заметила я, на руках и лице пятен не было, но на груди из-под майки выглядывали следы моих художеств.
— Валерьянка хорошо отмывает зелёнку, всё только оттереть не хватило, кончилась, — поделилась тётушка, вместо Аристова. — Идём в столовую, я тебя накормлю.
— Спасибо, я не хочу есть, — отказалась я, даже не представляя, что смогу хоть что-то проглотить.
«Ты должна поесть,» — настаивала волчица, волнуясь за состояние волчат.
— Вот ещё! Я полдня возилась с твоим любимым салатом и кролика запекла, я иду накрывать на стол и возражения не принимаются! — заявила тётушка, даже не представляя, как она солидарна с моей звериной половиной.
