— Что негодяй, туда ему и дорога, — довольный учеником кивнул Смарт.
— Приставал?
— Намекал, пока не пригрозила женихом. Но в тот вечер требовал прийти после ужина, пообещав серебряк, а жених не узнает.
Шорран кивнул:
— Видимо, собирался уезжать. Полагаю, мы можем утверждать, что леди под плащом познакомилась с Хорькусом не по своей воле, слишком близко и слишком неприятно, чтобы ее… жених? муж? брат? пожелали с ним расчитаться, — он подошел к соратнику. — Кошелька в комнате нет. В канаве нашел?
Смарт вытащил из-за пазухи кусок холста, развернул его и вынул запачканный в грязи кошель. Шорран, стараясь не измараться, растянул горловину.
— Ого.
— Двадцать два золотых.
Шорран вернулся в кресло за столом:
— Сомневаюсь, что скрываясь после заговора Хорькус рискнул бы нападать на женщин. С разносчицей он пытался договориться деньгами. За такое бьют, а не горло режут. Думаю, над женщиной под плащом случилось явное насилие, значит, это произошло до того, как заговор вскрылся. Готовя покушение на короля он несколько месяцев жил в Капси. Вернее всего, эти трое из центральной провинции. Может, не из самой столицы, но откуда-то рядом. Если проверить по дороге, кто-то наверняка их заметил, что-то видел… — чем дальше, тем больше в его голосе звучало недовольство. Смарт молчал. Шорран продолжил. — Даже если мы этого не сделаем сами… Когда мы сообщим в столицу, что здесь убили Хорькуса, тайная служба заподозрит, что оставшиеся заговорщики подчищают следы. Этих троих найдут, Сэмвел. Их найдут. Если им повезет, их не привяжут к заговору. Но убийство аристократа, даже такого, как Хорькус, это каторга.
Оба молчали. Шорран медленно заговорил:
— Хорькус выманил леди из бального зала и привел к Дрянду. По отзывам эта жаба еле дышала, едва поднявшись по лестнице. Сам бы он здоровую и полную сил девушку не удержал бы. Их было двое, Сэмвел. Леди из Обители не нашла в себе сил признаться, но их было двое. И только ли она? Интересно, почему столичные дознаватели этого не заметили, почему на суде никто не подумал.
— Скажи, друг мой, что ты будешь делать с этой догадкой, про двоих?
После паузы Шорран ответил:
— Ничего. Ты прав.
Смарт молча смотрел на ученика.
— Сэм, кто еще знает, что ты опознал Хорькуса?
— Никто.
Шорран вернул рисунок в стопку и положил ее в шкаф.
— У тебя надежная прислуга? Хотя нет… лучше я сам, — Шорран протянул руку к кошельку.
— Что?
— Смою грязь. Эти трое хотели изобразить грабителей, но нам подозрение в том, что вокруг орудует банда, ни к чему, верно?
Смарт кивнул. Шорран продолжил:
— Значит, так. Ты нашел кошель в комнате. Когда неизвестный лорд домогался разносчицы, он проговорился, что… м… совратил полюбовницу контрабандиста. Да! Контрабандиста! Сегодня тут, завтра там, поди ищи.
Смарт выдохнул как человек, с плеч которого сняли неподъемный груз:
— Я поговорю с девушкой. Она и сама будет уверена, что слышала именно это.
— Ты страшный человек. Через месяц за неимением наследников передадим деньги в приют. Будь добр, запиши всю… м… историю для архива.
— О нет, — Смарт закатил глаза, — ты страшнее.
Получив от Смарта записи, он отпустил старого друга к семье и засобирался сам. Нужно зайти в пекарню тетушки Бру. Наверняка пирожные уже раскупили, но вдруг остались булочки? А может, чем демоны не шутят, и пирожные? Шорран улыбнулся. Знал ли он четыре месяца назад, отправляясь на Бал Летнего Солнца, что станет беспокоиться о пирожных?
А ведь не хотел идти. Даже опоздал. Поднялся по мраморным ступеням, пообещал себе пробыть здесь настолько мало, сколько позволяют приличия, и кивнул распорядителю.
Войдя в бальный зал, Шорран отыскал взглядом двуглавую гарпию. Этим ласковым именем прозвали — за глаза, разумеется — жену бургомистра и молодую генеральшу. Первая много лет собирала лучший салон Шортауна и обладала титулом самой изысканной дамы — за отсутствием серьезных соперниц. Вторая прибыла в прибрежный город всего год назад. Жена старого генерала в свете не бывала, предпочитала камин и вязание, и по ее собственным словам, плевать она хотела на простонародность занятия. Впрочем, отвергнутые Шортаунским светом леди всегда могли расчитывать на чашку чая у генеральши-затворницы.
Но всему приходит конец, и старый генерал ушел на покой, покинув суровый западный берег ради южных провинций. Новый командир привез молодую жену, изящную красавицу с шестью сундуками нарядов и собственным кондитером. Шортаунские аристократки замерли в предвкушении, разбивались на партии "городских" и "военных", делали ставки, кто из леди станет первым номером.
Накануне очередного салона у дома городского главы остановилась коляска. Со ступеньки плавно сошла молодая генеральша. О чем беседовали леди, остается только догадываться, но бургомистрша оставила за собой лучший салон, поделившись с гостьей титулом первой красавицы. Та в ответ присылала кондитера. Шортаунский свет взвыл под нежными ручками спевшихся леди (арии в исполнении их дуэта неизменно звучали на каждом вечере). Кого миловать, а кого бросить свету на растерзание, дуэт решал с присущей им элегантностию тет-а-тет за чашечкой чая.
Вручив гарпиям обязательные комплименты, главный дознаватель двинулся по залу.
— Леди Тордотт с дочерью, — звучный голос распорядителя на мгновение перекрыл гул разговоров.
Шорран оглянулся. В зал вошли две дамы, одна постарше, другая совсем юная, небольшого роста с тоненькой фигуркой лесной феи и рыжеватыми кудрями, уложенными в несложную прическу. Высокородный кружок оживился:
— В столице носят широкие пояса?
— Да, моя модистка уже шьет новое платье.
Шорран вспомнил, откуда ему знакома фамилия новых гостий.
Недавно из столицы пришли бумаги с последними событиями из жизни убийц и воров. Самой первой и самой радостной новостью значилась поимка банды Бурого. Пятеро бандитов ограбили центральный торговый банк, ловко ушли от дозора и спрятались на сеновале постоялого двора. Кому они заплатили, неведомо. Разбойники могли бы уехать поутру незамеченными, но постоялец узнал грабителей, когда те седлали коней, и криком позвал стражу. Одного бандита зарубили на месте, четверым удалось вырваться, и дозор пустился в погоню. Когда главарь понял, что уйти не удастся, он схватил проходящую мимо девушку, посадил несчастную к себе в седло и приставил к ее горлу кинжал. Девушку звали леди Аделла Тордотт. Удерживая заложницу, банда проскочила по улицам к городским воротам и скрылась на южном тракте.
Леди Тордотт вернулась на следующий день. По ее словам, через несколько часов бешеной скачки бандиты приехали в домик в лесной глуши. Ей удалось сбежать тем же вечером, пока разбойники пировали, отмечая удачный грабеж. Переночевав в лесу, она вышла на дорогу, где проезжавшая дама помогла девушке добраться до столицы. Но главное, главное, у нее хватило сообразительности указать на карте лес с бандитским логовом. К счастью, столичные дознаватели не стали строить из себя мастеров на все руки и обратились в Штудию, откуда прислали выпускников-лазутчиков. Штуденты вывели из леса всю компанию, и после суда банду Бурого вздернули на площади.
Шорран окинул взглядом тоненькую фигурку. Странно, когда он читал ее историю, ему представлялась высокая и плотно сложенная дева-воительница с древних фресок. Впрочем, такую даму главарь не смог бы закинуть в седло. Н-да, дознаватель, где была твоя хваленая логика.
Отдыхать в портовый город не приезжают. Значит, леди решили здесь поселиться. Шорран обладал достаточным жизненным опытом, чтоб представить, как приняли девушку в столичном свете после возвращения из леса. Между помощью ближнему и жареной сплетней свет всегда выбирает второе. Шорран мог поспорить: благородные дамы предпочли не поверить, что леди Аделла вырвалась до "самого страшного", и с удовольствием обсуждали в гостинных ее "грехопадение". Наверняка были те, кто отозвал приглашения. Скорее всего, знакомые посещали вдову с дочерью, чтоб под предлогом сочувствия выспросить пикантные подробности. Возможно, кто-то позвал Аделлу на прием и выставил на осмеяние.
