— Я не понимаю, что теперь делать со всем этим беспорядком. Что будет с моим домом? С моей семьей?
— Все будет хорошо, — подал голос Кенджи. — Мы поможем императору победить врагов, получим театр в столице. Получим же?
— Если успеем выбраться отсюда, — сжал зубы Реншу.
Тонкий месяц то и дело выглядывал из-за рваных облаков. Выехав из города, караван начал набирать скорость. Ики вцепилась в сундук и пыталась справиться с тошнотой, накатывавшей каждый раз, как повозка наезжала на кочку.
Страх сжимал горло стальными тисками.
— Жаль, в жизни не существует чародеев, которые могли бы одним движением руки остановить это все, — вздохнула она.
— То, что делают люди, могут исправлять только они сами, — проговорил Реншу. — Я не хотел быть похожим на своего отца, но вот, теперь я сбегаю, чтобы вернуться с армией, точно также, как он.
— У Вас не было особого выбора, — пожала плечами Ики.
— А мы никому не расскажем об этом, — улыбнулся Кенджи. — Может, чуть-чуть приукрасим даже. Главное ведь финал: справедливость восторжествовала, девушка спасена, звенят свадебные колокола. И всем становится понятно, что испытания всегда несут награду.
— Ты наивен, Кенджи, — хмыкнул император.
— Нет, просто я люблю жизнь.
Повозка замедлилась. За окном медленно проплывали темные силуэты деревьев. Ики испуганно заозиралась.
«Пойду проверю, что там», — сказал Кенджи и выбрался наружу. Не в силах терпеть неведенье, Ики вылезла следом. После трясущегося пола повозки дорога казалась непривычно твердой и устойчивой. Артисты вылезали из фургончиков и повозок, всматриваясь в темноту.
— Что там? — шепнула Ики.
— Леска, — сказал Сато, один из артистов труппы, самый зоркий. — Вон там, впереди. Почти не блестит, но перегородила дорогу.
— Ловушка, — констатировал выбравшийся из повозки Реншу. — Нужно будет идти в обход. И очень осторожно.
— Бросить повозки? — не веря своим ушам произнес Кенджи.
— Придется, — хмыкнул Сато, доставая из кармана подзорную трубу. — Там может быть что угодно, взрывчатка или ядовитый дым. Возьмем коней и поедем дальше.
— А если наткнемся на разъезд? Как мы докажем, что актеры? — не унимался Кенджи.
— Скажем, что колесо сломалось, а в городе помочь никто не смог. Давай, не время плакать над твоим барахлом, — сказал Сато и принялся распрягать лошадей.
Животные неохотно покидали дорогу. Одну за другой, Сато уводил их в кусты. Император тут же принялся ему помогать, остальные тоже взялись за дело.
— А что будем делать с человеком Гекко? — испуганно спросила Ики. Связанный, без сознания, он так и оставался лежать на полу повозки.
— Нет времени, — только и сказал император.
Кенджи громко шикнул, приложил палец к губам. Все замолчали. прислушались. Ночная тишина еле слышно задрожала от топота лошадей и скрипа колес. Кенджи и Сато, словно наперегонки, забрались на крышу повозки и принялись всматриваться в темноту.
— Как будто караван едет, — хмыкнул Сато. — Нужно убираться.
— Мы не станем их предупреждать? — голос Ики дрогнул.
— Мы не знаем, друзья это или враги, — сказал император. — Я помогу тебе забраться в седло.
— Руки прочь от моей жены, — шутливо напомнил Кенджи, спрыгивая на землю. — Эх, не так я представлял себе первую брачную ночь.
Остальные его веселости не разделяли. В спасительной тени кустов и деревьев, они двигались вдоль дороги, а шум приближавшегося каравана все нарастал. Несколько экипажей, больше напоминавших поставленные на колеса лодки, дребезжа, неслись по дороге. Не было ни огней, ни стягов. На секунду показавшийся из-за облаков месяц бросил хитрый взгляд на дорогу, в серебристом свете мелькнула растянутая леска, а через мгновение она зазвенела, как задетая струна.
Стало светло, как днем, а уши наполнил грохот и рев. Завыли раненые животные, закричали люди. Ики не сразу поняла, что произошло, ее словно и саму ударили по голове. Ей потребовалось несколько мгновений, чтобы понять, что она лежит, впечатанная в землю, а Кенджи накрывает ее собой.
«Не смотри. Закрой глаза», — твердил он, укачивая ее, словно ребенка.
Ики послушно закрыла глаза. Через жадное чавканье огня и крики людей начал пробиваться новый звук.
— Всадники, — еле слышно выдавила она.
— Быстрее, на коней, — скомандовал Реншу.
— А куда дальше?
— Подальше отсюда, для начала.
***
Во дворце было неспокойно. С самого утра Гекко носился по коридорам, отвечая на многочисленные вопросы: «Что делать дальше?», «Что будет с пленниками?», «Где искать императора?», «Когда прибудут старейшины?». Мужчина был раздражен и зол, а толпа, преследовавшая его с расспросами, все росла и росла. И главной преследовательницей стала Мотоко.
Женщина словно решила довести его до исступления. Она перемещалась за ним по дворцу, словно тень, а в секунды блаженной тишины выскакивала из ниоткуда и принималась допытываться своим раскатистым голосом: «Ну, когда? Когда? Что дальше?». Гекко не мог скрыться от нее, в какой-то момент ему даже казалось, что Мотоко поджидала его в уборной. Она достала его даже посреди ночи, когда он попытался уединиться с Ярой.
— Да ради всего святого, — рыкнул он тогда, растеряв весь настрой. — Ты получила своего мужа! Что тебе еще от меня нужно?
— У нас был уговор. Я помогу тебе, а ты поможешь Нане и остальным завершить начатое. Где они?
— Понятия не имею, — всплеснул руками Гекко и принялся завязывать штаны. — Едут! Может, колесо сломалось или еще что. Почему со всеми вопросами ты прешься ко мне?
— Потому что ты теперь тут главный, — осклабилась Мотоко. Ее взгляд неохотно переполз на Яру, бледную и безучастную, смотрящую в расписной потолок. — Но, видимо, это твой предел.
— Заткнись!
— Послушай правду, Гекко, а то утонешь в своем вранье, — бросила она и вышла. А фраза, несмотря на плескавшийся в крови алкоголь, намертво въелась в память Гекко.
Вот и теперь, с самого рассвета, он носился и сыпал обещаниями направо и налево, лишь бы от него отстали. Он хотел, чтобы вчерашний праздник в его честь продолжался, чтобы его называли справедливым, великим, бесстрашным. Чтобы вино лилось рекой, чтобы столы ломились от еды. Чтобы все были довольны и счастливы. Конец, им удалось добиться победы. И только Мотоко не унималась со своими вопросами.
Прежде, чем повернуть за угол, Гекко осторожно осмотрелся, чтобы убедиться, что женщины нигде нет. В ту же секунду она похлопала его по плечу.
— Ты что творишь? — спросила она. — Господин.
— Женщина, прекращай это.
— О, не могу, извини, — пожала плечами она. — Если ты не думаешь головой, то я свою тебе прикрутить не могу. Поэтому спрашиваю еще раз: что ты творишь?
— О чем именно речь?
— В столицу стекаются бедняки со всего острова. Ждут, что ты будешь раздавать им земли и владения. Солдаты оставляют посты, Юн уже с ними не справляется. Императора так и не нашли, он словно испарился. А двор судачит о том, что ты взял себе наложницей Яру Кин и всю ночь избивал ее до полусмерти. Хотя это благодаря твоему вранью она стала чуть ли не святой. Так что давай, дорогой, лучше выложи мне все, как есть, иначе я тебе яйца отрежу.
— Да все нормально, — рыкнул он.
— Конечно, — закатила глаза Мотоко. — Тогда спрошу у тебя, как у главного источника вранья во дворце: как так вышло, что кортеж старейшин попал в засаду на главной дороге.
— Это все происки наших врагов, — выпалил Гекко. — Они устроили засаду. Я отправил разъезды, они должны провести расследование. Мне очень жаль, Мотоко, никто не выжил. Я знаю, как ты хотела встретиться с Наной. Она ни на секунду не забывала о тебе.
Он говорил все медленнее, спокойнее, точно баюкая. А Мотоко с каждым словом становилась все бледнее и бледнее. Эмоции захлестывали ее с головой, как тяжелые соленые волны. Грудь сдавило яростью.
— Заткнись, — помотала головой женщина. — Заткнись! Или я тебе яйца отрежу!
— Отдохни, Мотоко, — безразлично поджал губы Гекко. — Пока я беру все управление на себя.
