сидела в парке на лавочке, начиналась осень, листья уже понемногу обрывал ветер, но было тепло, или просто я не мерзну?..
Оглянулась: странно, почему я здесь сама, а не просто зритель, как было до этого?..
Окинула себя взглядом: на мне школьная одежда, которую я никогда не носила.
– Агнесс, детка, я уже бегу! – кто-то окликнул меня знакомым голосом.
Ко мне приближалась… Татьяна?
Постаревшая лет на двадцать, а то и больше, выглядевшая хоть и весьма ухоженно, но все же…
– Мама, ты задержалась! – сказала я не своим голосом.
– Прости! – Татьяна села на корточки, взяла мои руки в свои и сжала. – А я оладушек напекла, идем?
– Идем! – поднялась я, и потянула Татьяну за собой.
Мы пошли знакомой дорогой, проходя мимо церкви. Татьяна неистово начала креститься и кланяться, я дернула ее, торопя домой.
Это – квартира родителей Татьяны, и, судя по всему, их уже нет в живых… На стене висели траурные портреты.
– Переодевайся и иди мыть руки, вон, опять все в чернилах!
Я, почуяв запах выпечки, поторопилась сделать сказанное. В доме пахло яблоками и корицей…
Сев за стол, чуть слюной не захлебнулась: мои любимые оладушки с яблоком и корицей, творожный крем, и чай с мятой.
Татьяна тихо вышла из кухни, я внезапно вспомнила, что я здесь не просто так. Встала и пошла за Татьяной.
– Ты чего не ешь? – она стояла возле стены с портретами, как раз напротив нашего с ней фото. Молодые, красивые, счастливые, еще до встречи с Гришкой…
– Кто она? – решила я спросить.
– Она – та, которая подарила мне тебя… – сказала она странные слова.
– Это как? Ты не рассказывала…
– Рассказывала, просто ты, как обычно, меня не слушала.
– Расскажи! – взяла ее за руку. На меня нахлынула ее боль, отчаянье и огромная любовь.
– Давай, ты будешь кушать, а я расскажу? – она повела меня на кухню, усаживая за стол.
Она немного помолчала, наблюдая за мной, потом, словно решившись, заговорила.
– У меня такое чувство, что сейчас она – это ты… Ты настолько похожа на нее, что сомневаться нет возможности. Ты – ее копия в шестнадцать лет…
– Почему я чья-то копия? Не твоя?
– Однажды моей подруге понадобились деньги, и я предложила ей сдать яйцеклетки, платно и нелегально, так как там нужно было для этого родить ребенка. Но у меня были связи, и Агнесс сходила пару раз, получив немаленькую сумму. Она хотела купить хоть какое-то жилье… Но не успела, погибла…
– Как?
– По стечению дурацких обстоятельств… моя вина, и вина ее друга. Его наказали по закону, посадили на семь лет, я не особо следила за его судьбой.
– А ты… – намекнула я, желая узнать, как наказали ее.
– А меня твой дед смог отмазать, я отделалась условным сроком, и, как потом оказалось, невозможностью иметь детей. Подожди, не перебивай, – она схватила меня за руку. – Ты – моя дочь, я выносила тебя, но яйцеклетка – Агнесс… Я столько прошла всего, прежде чем решилась на это. Я так хотела, чтобы она жила в тебе! Молила бога, жила в церквях, ездила к святым источникам, пока судьба не напомнила мне о юности и лечебнице. Только так я смогла искупить свой грех…
И я поняла: я прощаю ее, ведь сейчас мне доступна ее душа, все ее чувства. А еще, я не хочу, чтобы девочка слышала все это, пусть она останется маминой дочкой…
– Таня, – тихо позвала подругу, она, опустив голову, вытирала слезы. – Я прощаю тебя, и пришла именно за этим, отпусти меня и свою потерю. Там я счастлива, и даже в некотором роде благодарна тебе за все.
– Ты… – она, побледнев, смотрела на меня.
– Не говори ей того, что сказала мне. Не нужно, пусть это будет в тайне…
– Агнесса, ты, правда, прощаешь меня?.. – она сползла со стула и встала на колени.
– Да! – погладила ее по голове, поправляя седую прядь.
– Я буду молиться за тебя!
– За дочь молись, ей нужнее! – моргнула, и я уже – сторонний наблюдатель.
– Мама, тебе плохо? – испугалась моя юная копия.
– Нет – нет, детка, все хорошо! – Татьяна встала с колен, и суетливо начала двигать тарелки на столе.
– Мам, что-то я не помню, как дошла до дома? – девочка оглянулась.
– Потому что ты устала, впереди – выходные, и мы поедем на озеро, отдыхать!
– Да, точно, только сентябрь закончился, а я уже устала. Как хоть люди еще потом в институт идут? – девочка с жадностью накинулась на оладушки.
– Ты умная девочка, справишься! – Татьяна погладила по голове дочь.
***
Еще мгновение – и я стою на большой кухне деревенского дома.
– Есть что жрать? – дверь открылась, и в нее вошел мужчина с приличным пивным животом.
– Куда по помытому? – вскипела тучная женщина у плиты.
– Да разулся уже, че орешь? – стянул мужчина обувь, фуфайку и кепку.
А я с удивлением смотрела на облысевшего, полного… потерявшего свою брутальность Гришку.
– Иди руки хоть вымой, и зови детей! – гаркнула зло женщина.
Через пару минут в доме начался гвалт, восемь детей разного пола и возраста оккупировали стол. Гришаня, с трудом раздвинув их, сел, ему сунули железную миску со щами и кусок хлеба с салом.
– А лук? – недовольно буркнул он, ему поставили миску с нарезанным луком. Он так жадно накинулся на еду… Я оглядела детей, понимая, что вот его наказание: среди них нет ни одного его ребенка. Он заслужил эту бабищу с чужими детьми… Он так себя любил, холил, считая, что мир создан для него, а женщины – чтобы любить.
И не заслужил он своего ребенка. В общем, могу с чистой совестью его простить…
Нисколько не сомневаюсь в своем прощении: я поменяла Гришку на шикарную жизнь, сына и мужа…»
Открыла глаза и прислушалась: спала я недолго, а еще, я знаю, что Шандор лежит и не спит, мечтая обо мне…
Я думаю, пора его мечте исполниться!..
Шандор
«Каково это – сначала обрести пару, а затем потерять ее?»
Все началось с того, что я перестал слышать своего друга – короля соседнего мира. Он просто внезапно пропал…
Я просто решил, что он закрылся от меня, не стало слышно мысли, возможно, что-то случилось. Прилетев во дворец, я, как обычно, пошел его искать, надеясь, что он на своем этаже. Слуги и стража обычно меня пропускали без проблем…
Но сегодня все пошло сразу не так, меня попытались арестовать, но я смог вырваться и решил
