— Ты не встретишься с Блейкли сегодня и точка, — отрезал Патч.
Сейчас я до бешенства ненавидела его за то, что его голос был решающим. Я заслужила равные права, а он просто отмел меня в сторону. Ему было наплевать на мое мнение, а его слова были просто завуалированной банальщиной.
— Мы упускаем шанс поймать его! — заспорила я.
— Я собираюсь совершить обмен, а ты остаешься здесь.
— Как ты можешь так говорить? Ты позволяешь ему устанавливать правила! Да что с тобой случилось?
Его взгляд встретился с моим.
— Я думал, это совершенно очевидно, Ангел. Твое здоровье важнее, чем ответы на вопросы. Будет другая возможность поймать Блейкли.
У меня отвисла челюсть, и я замотала головой.
— Если ты выйдешь отсюда без меня, я никогда тебя не прощу. — Сильная угроза, но я была уверена, что не шучу. Патч обещал, что мы отныне команда. И если он кинул меня именно сейчас, я рассматривала это как предательство. Мы прошли через слишком многое для того, чтобы сейчас со мной нянчиться.
— Блейкли уже на грани. Если что-то пойдет не так, он свалит, а вместе с ним противоядие. Он сказал, что хочет встретиться со мной один на один, и я собираюсь выполнить его требование.
В отчаянии я покачала головой.
— Не переводи стрелки на Блейкли. Это касается тебя и меня. Ты сказал, что мы команда. Поэтому важно то, чего мы хотим, а не то, чего хочет он.
В дверь моей спальни постучали, и я рявкнула:
— Что?
Марси толкнула дверь и замерла в проходе, скрестив руки на груди. Она была одета в мешковатую старую майку и короткие шортики. Я представляла спящую Марси явно не в этом. Я ожидала больше розового, больше кружев, больше обнаженной кожи.
— С кем ты разговаривала? — непременно хотела знать она, потирая сонные глаза. — Я слышала твое тявканье на весь коридор.
Я повернулась к Патчу, но в спальне не было никого, кроме меня и Марси. Патч исчез.
Я схватила с кровати подушку и швырнула ее в стену.
В воскресенье утром я проснулась со странным, ненасытным чувством голода, скребущимся в животе. Я заставила себя вылезти из постели, прошла мимо ванной и направилась прямо на кухню. Я открыла холодильник, с жадностью глядя на полки. Молоко, фрукты, остатки бефстроганова. Салат, ломтики сыра, желе. Ничего из этого даже отдаленно не выглядело привлекательным, и все же мой живот скрутило от голода. Я сунула голову в кладовку, обшарив взглядом полки сверху вниз, но каждый увиденный предмет пищи по привлекательности равнялся жеванию резины. Мой необъяснимый аппетит еще больше активизировался отсутствием приемлемой еды, и я почувствовала тошноту.
Было еще темно, без чего-то пять, и я потащилась в постель. Если я не могу заесть свою боль, я ее пересплю. Проблема была в том, что мне казалось, будто голова была насажена на аттракцион «Вальс» — так сильно кружилась, ввергая меня в безумие. Язык был сухим и опухшим от жажды, но мысль о том, чтобы выпить что-то, даже такое безвкусное, как вода, заставила мои внутренности поднять восстание. Я вскользь подумала, что это может быть последствием удара ножом, но я слишком плохо себя чувствовала, чтобы много думать.
Следующие несколько минут я беспокойно каталась по кровати в поисках самого прохладного места на простыне, дабы облегчить страдания, когда бархатный голос прошептал мне на ухо:
— Угадай, сколько сейчас времени?
Я испустила искренний стон.
— Я не могу сегодня тренироваться, Данте. Мне плохо.
— Оправдание старо, как мир. Вылезай из постели, — сказал он, шлепнув меня по ноге.
Моя голова свисала с матраса, так что я видела его ботинки.
— Если меня вывернет тебе на ноги, ты мне поверишь?
— Я не такой брезгливый. Я хочу, чтобы в пять ты была на улице. Если опоздаешь, ты мне за это заплатишь. Дополнительные пять миль за каждую минуту просрочки звучат справедливо.
Он ушел, и мне понадобилась вся моя мотивация и даже больше, чтобы вытащить себя из постели. Я медленно зашнуровала ботинки, зацикленная на борьбе со свирепствовавшим голодом с одной стороны и резким головокружением с другой.
Когда я доползла до подъездной дорожки, Данте сказал:
— Прежде чем мы начнем, у меня есть кое-какие новости о тренировках. Одним из моих первых приказов в качестве лейтенанта было назначение офицеров в наших войсках. Я надеюсь, что ты это одобряешь. Обучение нефилимов идет хорошо, — продолжал он, не дожидаясь моего ответа. — Мы сосредоточились на техниках противодействия захвату, играх разума в качестве как наступательной, так и оборонительной стратегии, а также на строгой физической форме. Наша самая большая слабость — рекрутинг шпионов. Нам нужны новые хорошие источники информации. Мы должны знать, что планируют падшие ангелы, но в этом направлении наши усилия пока не увенчались успехом. — Он посмотрел на меня с надеждой.
— Э-э… Хорошо. Здорово, что сказал. Я подумаю об этом.
— Я хотел бы предложить, чтобы ты попросила Патча.
— Шпионить для нас?
— Используй ваши отношения в своих интересах. У него может быть информация о слабых местах падших ангелов. Возможно, он знает несколько падших, которых мы могли бы переманить на свою строну.
— Я не собираюсь использовать Патча. И я тебе уже говорила: Патч держится в стороне от войны. У него нет ничего общего с падшими ангелами. Я не буду просить его шпионить для Нефилимов, — сказала я почти холодно. — Я не буду его в это втягивать.
Данте коротко кивнул.
— Понятно. Забудь о том, что я спросил. Стандартная разминка. Десять миль. И во второй половине ускорься — я хочу, чтобы ты вспотела.
— Данте… — слабо запротестовала я.
— Я ведь предупреждал тебя о дополнительных милях? Они начисляются и за отговорки тоже.
Просто сделай это, пыталась я заставить себя. У тебя будет весь остаток дня, чтобы поспать. И поесть, поесть, поесть.
Данте усердствовал; после десяти миль разминки я практиковалась в прыжках через валуны в два раза выше меня, затем в беге вверх по крутым склонам оврага, и мы доводили до ума то, что я уже знала, в частности, игры разума.
Наконец, в конце второго часа, он сказал:
— На сегодня довольно. Дорогу домой сама найдешь?
Мы углубились далеко в лес, но по восходящему солнцу я с уверенностью могла сказать, где восток, и поэтому была уверена, что смогу добраться домой в одиночку.
— Не беспокойся обо мне, — ответила я и ушла.
На полпути к ферме я нашла валун, на котором мы оставляли свои вещи — ветровку, которую я сняла после разминки, и синюю спортивную сумку Данте. Он приносил ее каждый день, таща ее на несколько миль в лес, что должно быть не только тяжело и неудобно, но и непрактично. До сих пор он никогда не открывал ее. По крайней мере, в моем присутствии. Сумка, должно быть, содержала множество орудий пыток, которые он собирался использовать во благо моего обучения. Скорее всего, там была смена одежды и обуви. Возможно, в том числе — я рассмеялась при одной мысли об этом — пара узких белых трусиков или наоборот боксеров с пингвинчиками, которыми я могла бы его дразнить до скончания веков. Может быть, даже повесить их на ближайшем дереве. Вокруг не было никого, кто бы мог их увидеть, но Данте был бы достаточно смущен от одной мысли о том, что я это сделала.
