Ввиду обстоятельств, теперь они сидели близко, так что девушке приходилось прижиматься плечом к мужчине. Однако её не беспокоило это. Напротив, она будто бы ощущала себя более спокойно и тепло рядом с ним. И как раз этот факт уже вызывал некоторое смущение, но наследница старалась не думать о нем.
— Не Париж, но сойдет. — без особого удовольствия резюмировал дьявол.
— Прости еще раз.
— Ничего. Я не любитель ангельской страны. Вечно кажется, что она такая же, как и сами крылатые — красивая снаружи, но гнилая внутри.
— Ангельская страна? — Ева удивленно наклонила голову чуть на бок.
— Ну да. Тебя никогда не смущало, что у всех ангельских имен, которые я тебе называл, французское происхождение? Как и у дьявольских — немецкое.
— Октавия, кажется, совсем не немецкое имя.
— Это исключение. Дьяволы и ангелы не могут находиться долго в мире смертных без веской на то причины. Однако в вашем мире есть две страны, в создании которых буквально участвовали выходцы из других миров. Поэтому там мы можем находиться сколько душе угодно.
— Германия и Франция? Серьезно?
Райнхард усмехнулся.
— Ну а ты думала, что смертные, которые чуть не захватили весь ваш мир, делали это без потусторонней помощи?
— А разве это законно? — Ева нахмурилась. — Я говорю о законах трех миров, а не наших, естественно.
— Нет. Но такое случается, когда наследник Сифа отворачивается.
Девушка снова опустила напряженный взгляд, направляя его на шумящую реку. Она замолчала. Рука её невольно поднялась и достала из-под свитера кристалл. Помедлив, Ева сжала его в ладони.
Глава 22. Шепоты ошибки
Сжимая в ладони Слезу Авеля, Ева еще какое-то время молчала. Райнхард обратил на это внимание, но не прерывал задумчивого транса девушки. Если честно, он надеялся, что она сейчас вновь решит выбросить кристалл или снова скажет о своем нежелании занимать пост наследницы. Это было ему нужно. Если бы он еще раз услышал, что она сама хочет, чтобы её лишили сил, то непривычное трепыхание совести в его темной душе успокоилось бы. Он, конечно, понимал, что Октавия была права, и ему нужно обсудить всё с Евой, прежде чем снова менять её жизнь. Но… он опасался, что она откажется. И весь план полетит в глубины бездны. Сейчас же у него была тонкая ниточка, которая давала ему право овладеть ею, забрать её себе и не сокрушаться о каких-либо запретах. Конечно, он не признавал для себя, что хочет именно этого. Он продолжал обманываться благой целью для всех трех миров. Но его каменное сердце вопреки этому стучало быстрее, когда он дожидался слов девушки в это мгновение.
— Ты прости меня. — почти шепотом начала она, и губы напряглись в грустной улыбке.
Внутри у Райнхарда всё резко затормозило, с громким шумом чуть не врезалось в эту тихую фразу, и нервно начало работать заново. Он моментально понял, что Мерриман хочет сказать не то, что ему нужно услышать. А значит, её нужно было как можно скорее остановить, чтобы иметь хоть какое-то оправдание в будущем. Чтобы продолжать искусно обманывать себя и других, что она сама того хотела. Чтобы утверждать, что он просто не уловил момента, когда она передумала.
— Я ведь уже сказал, что мне и самому не нравится Париж, хватит извиняться. — настойчиво перебил он её, говоря громче обычного.
— Да я не об этом. — улыбаясь чуть шире, отвечала девушка. — Я не должна была устраивать ту сцену…
— Это уже неважно. Не думай об этом.
— Я просто была очень расстроена, и эмоции взяла верх. — она нервно сжимала кристалл.
— Я всё понимаю, можешь не продолжать. — он выдавил из себя притворную улыбку, уверенно кивая ей.
— Просто я хотела сказать, что ты был п…
Она не успела договорить. Сильная мужская рука обхватила хрупкое женское плечо и почти требовательно развернула девушку. Ева лишь широко распахнула глаза, смотря снизу вверх на дьявола. Он не дал ей времени даже на вдох. Впрочем, в эту секунду Еве показалось, что её легкие просто забыли, как нужно работать. Ведь не успела она осознать ситуацию, как ощутила прикосновение горячих губ. Такое настойчивое, полное решимости. Ей показалось, что она перестала ощущать вообще всё вокруг. Будто абсолютно все прочие чувства пропали. Нет. Даже не так. Они сконцентрировались в этом поцелуе. Она ощущала, как дьявол отогревает своим требовательным поцелуем её замерзшие губы. Чувствовала каждую трещинку и выемку на его губах.
Она замерла. Вся сжалась как снаружи, так и внутри. Её будто струну натянули до самого предела. Растерянная, кажется, совсем к этому не готовая, Ева даже не знала, как ответить. Не понимала, хочет ли отвечать. Не знала, что вообще вдруг произошло. Всё, что она могла сейчас сделать — не мешать. Ощущать его горячие губы. Быть в его власти. Это было такое странное чувство, которое нельзя сполна осознать сразу. Ей просто неожиданно стало невероятно тепло. Нет, не физически, а где-то внутри. В душе зародился жар, зародилось волнение. И это всё плотным клубочком свилось вокруг сердца, ведь Еве показалось, что то просто остановилось, не в силах выдержать чего-то столь неожиданного, столь спонтанного, но… столь согревающего.
Райнхард ощутил, как девичье тело, пойманное им в такую вопиюще несправедливую ловушку, неожиданно всё сжалось и замерло. Чувствовал, что её мягкие губы, бездна, какие же притягательно-мягкие губы, совсем не двигались. Понимал, что она полностью в его власти. И это разжигало в нем невероятное желание. Желание прижать её к себе так сильно, чтобы она просто не имела возможности уйти. Желание забрать её себе, и не давать никому даже смотреть в её сторону. Желание переломать руки каждому, кто просто решит дотронуться до неё. Абсолютная власть. Да, он хотел, чтобы эта девушка была только его. И этот порыв ощущался в их поцелуе. Он с первой же секунды превратился в требовательный, настойчивый захват самого ценного, что дьявол смог найти во всех трех мирах. Самого запретного, самого недоступного. Её губы, её тонкое тело, её чистая душа — это было его глупое библейское яблоко. И даже если всё рухнет в глубины бездны, даже если он до конца времен будет осуждать себя за случившееся, ему не хватит сил остановить себя сейчас.
Его сильные руки требовательно, почти нервно полноценно обняли её, прижимая тонкий стан к себе сильнее. Пусть она будет ближе. Ещё ближе. Он готов держать её до конца времен, лишь бы не отпускать от себя. Он не прерывал поцелуя. Но и не переступал через тонкий порог между страстью и столь навязчивой нежностью. Не смел прикасаться к её холодным губам языком. Даже не думал сомкнуть зубы вокруг одной из её тоненьких губок. Он хотел делать всё постепенно. Хотел исследовать каждый миллиметр её чуть потрескавшихся, искусанных от нервов и переживаний губ. Чтобы закрывать глаза и иметь возможность представить неровный рисунок этих притягательных трещинок. О, Каин, кажется, он окончательно проваливался в самые глубины своего эгоистичного, всеобъемлющего желания обладать ею.
Но Ева не отвечала. Внутри неё всё перемешалось. Была ли она сейчас жертвой в руках самого опасного хищника всех трех миров или же самой любимой и желанной женщиной, которой просто не решались сказать этого ранее? Она не понимала. Ей было так тепло рядом с ним, так уютно и в то же время всё это было внезапно, а главное — запретно. Она ругала себя. Ругала за то, что пытается сейчас думать и анализировать ситуацию. Что не может просто расслабиться и поддаться ему. Полностью растворится в его объятиях. Спрятаться в них, чтобы абсолютно никто и ничто кроме него не смогли бы добрать до неё. Но что это будет? Тёплый плен, тюрьма или искренние объятия любимого мужчины?
Первый поцелуй. Прекрасное место. Горячие объятия. И мужчина, о котором начинает мечтать каждая, лишь завидев его. Так что же было не так? Почему она не могла просто поддаться желанию? Ведь она хотела, так искренне хотела перестать думать, унять неуместное переживание в своей душе и просто насладиться этим великолепным, столь важным для неё моментом. Но её объятое в тиски сердце вдруг начало требовательно и громко стучать. Так сильно, что стук отдавал в уши, как бы возвращая девушке прочие чувства, помимо ощущения горячих мужских губ.
