тормозят, а я прячусь за деревом. Не то, чтобы меня тут было совершенно невидно, но если не оборачиваться…
Замираю и жду, что будет происходить дальше. Услышать их разговор не получится — слишком далеко, а вот разглядеть второго вполне. Зрение у меня отличное. Сердце стучит громко и часто, волнуюсь. Хотела бы олицетворять выдержку, но нет. Мне страшно в опускающихся сумерках, вдали от праздных людей, наедине с теми, кто, возможно, стоит за убийством Дара, попытками меня подставить и похитить. Несусветная глупость — прийти к ним самой. Но глупость я уже совершила, поэтому остается довести задуманное до конца и не попасться.
Замираю и жду, а потом, не выдержав, все же подхожу ближе, и в этот момент мужчины поворачиваются и смотрят прямо на меня. Сердце падает в желудок. Я узнаю второго человека, он узнает меня, и это плохо. Делаю то, что сейчас логичнее всего — нажимаю на циферблат часов, и выдыхаю за стволом дерева с занесенной для шага ногой. До моего фиаско остается несколько секунд. Ошибку я не повторяю. Я узнала все, что хочу, поэтому резко разворачиваюсь и бросаюсь в противоположную от мужчин сторону, чтобы спустя несколько метров с громким «Ой» влететь в массивную фигуру в светлой рубашке, на которую я выливаю остатки своего просекко. Все равно жидкость в меня больше не лезет.
— Точно «ой»… — мрачно произносит Дерек, отступая и оценивая ущерб, который я нанесла его рубашке. Непоправимый, и сама вижу. Смиряет меня только то, что формально рубашка не его, главное, не сказать об этом.
— Не переживай, мы все равно едем домой! — гордо заявляю я.
— Потому что ты больше не можешь пить? — усмехается он и смотрит на меня так, что по спине бегут мурашки. В его глазах нечто до боли напоминающее нежность. Но нежность — это совсем не то чувство, которое люди испытывают при взгляде на меня, поэтому я не очень доверяю тому, что вижу.
— Потому что я выяснила, кто хочет навредить отцу, — с запозданием отвечаю на его вопрос и жду реакции.
— И кто же?
— Муж твоей драгоценной Моны.
— Мона не моя… — начинает Дерек, но я только фыркаю и злюсь, вспоминая некрасивую картину, свидетельницей которой стала час назад. Я умею держать лицо, но не значит, что увиденное не причинило боль. Я думала, для Дерека хоть немного значит то, что произошло между нами. Два раза.
— Против драгоценной, ты не споришь. У тебя будут все шансы ее утешить, — жалю я. — Готова спорить, муж ей осточертел. Она соскучилась по всем этому… — Я неопределенно вожу бокалом в воздухе напротив торса законника, и только подняв глаза, вижу, что Дерек взирает на меня с легкой усмешкой и вопросительно изогнутой бровью. У него хватает совести смеяться надо мной?
— Клэр… не начинай. Я не буду оправдываться за то, что ты видела, — замечает он с мягкой улыбкой, словно я маленький ребенок.
Нет, я понимаю, сама сказала, что случившееся между нами — ошибка и ничего не получится, но… продолжение я придумать не смогу, но настроение этот факт не улучшает.
— А надо бы, — дуюсь я, но заметив, как Дерек хочет что-то сказать, поднимаю руки. То ли угрожая законнику бокалом, то ли просто, предлагая сменить тему.
— Я обвиняю его не потому, что мне не нравится Мона, а потому что сейчас я следила за ним и одним из тех, кто напал на тебя. Они разговаривали, как старые знакомые. Тебе не кажется это подозрительным?
— Где они? — подрывается Дерек, моментально избавляясь от ленивой расслабленности.
— Вероятнее всего, в саду, — отвечаю я и отступаю с дороги законника. Он сразу туда рванет? — Только сейчас стояли у калитки через которую ходят слуги. — Дерек стремительно обходи. меня, а я возмущенно окрикиваю его. Эй! Ты же не бросишь меня здесь?
— Брошу. — Дерек останавливается, поворачивается ко мне. — Иди, найди отца и все расскажи ему, он в курсе, что делать. Потом можешь ехать домой. Уверен, он найдет с кем тебя отправить.
— То есть ты меня оставишь одну здесь? — обижено уточняю я.
— То есть мы сейчас будет устраивать разборки, пока преступник пытается скрыться? — отвечает он, пародируя меня, и хочется запустить в нахальную физиономию бокалом. — Клэр ты же в курсе, муж Моны — зять генерала, я могу поймать его с ножом над трупом…
— Как меня? — Я выразительно приподнимаю бровь, обижаясь непонятно на что, возможно, на переизбыток алкоголя в организме.
— С тобой у меня был хотя бы шанс, здесь нет даже призрачного. Нужна помощь твоего отца. Расскажи ему все, пожалуйста, у нас с ним договор.
— Хорошо, — соглашаюсь я так, будто у меня есть выбор, и возвращаюсь на людную площадь, где еще полным ходом идет аукцион. Теперь нужно отыскать папу и не спалиться, что я безнадежно пьяна.
Шампанское больше не беру. Достаточно уже. В толпе нахожу отца, который увлечен очередным деловым разговором и настойчиво тяну за рукав. Папа спешно прощается и послушно отходит со мной в сторону. Он не возмущается и не задает лишних вопросов, он знает — я никогда не позволю себе дергать его по пустякам. Если отвлекла — значит, случилось что-то требующее его вмешательства. Это правило до меня донесли еще в детстве.
Рассказываю, что видела, передаю слова Дерека и уже спустя пятнадцать минут мы с мамой едем домой с папиным водителем. Отец всегда действует решительно и быстро.
— Ну вот, надо же! — сокрушается она. — Такой вечер замечательный и пришлось уехать. Я хотела поучаствовать в аукционе, там должны были разыгрывать кольцо.
— Папу попросишь — купит.
— Конечно, купит, — отмахивается она. — А азарт?
Мама вообще не в курсе, почему нас поспешно отправили домой. Но она привыкла слушаться отца. Не потому, что покорная, а потому, что если вдруг попросили уехать сейчас же, это не прихоть, на то есть на то серьезные причины, которые игнорировать нельзя. Поэтому она лишь немного расстроена, что развлечение закончилось раньше, чем ей хотелось бы.
— А где Дерек? — спрашивает мама. — Он тоже остался? Думала, он поедет с нами.
— Он вынужден был уйти еще раньше, чем папа, уклончиво отвечаю я.
— При условии, что его просили не спускать с тебя глаз? — хмурится она.
— Ну, видимо, мою безопасность они защищают там. — Я неопределенно машу
