— Зелье? — спросил он, нахмурившись.
— Помнишь давно, восемь лет назад, я взяла пробу воды из лужи?
Благоверный по-прежнему смотрел на нее озадаченно, и Арабелла пояснила:
— Ну, после того странного ливня. Я изучила эту воду. Кто-то создал зелье, обращающее людей в Иных.
Дьяр в удивлении вскинул брови.
— Да, это была не воля богов. Но сейчас о другом. На основе этого зелья я восемь лет пыталась сварить свое, немного другое, с нужными мне свойствами.
— Ты хочешь, чтобы я это выпил? — догадался Дьяр и с сомнением посмотрел на флакон с бесцветной жидкостью.
— Не хочу — требую.
— И что там? — он нерешительно покрутил восковую пробку, закрывающую узкое горлышко сосуда.
— Вот и проверь, — с лукавым видом ответила Арабелла.
От возбуждения она даже начала пританцовывать на месте, настолько ей не терпелось, чтобы муж открыл, вернее, попробовал ее подарок.
Дьяр колебался.
— Ставишь на мне эксперименты? — спросил он, затем медленно, словно нехотя откупорил маленькую бутылочку и осушил ее одним махом.
Арабелла смотрела на него блестящими от волнения глазами и не дышала. Ждала? Чего? Что она заставила его выпить?
— Ничего не происходит, — осторожно, боясь расстроить жену, сказал Дьяр.
И тут резкая боль прошила спину, словно лезвия ножей полоснули по лопаткам, по ненавистным старым рубцам.
Не может быть. Не может…
Он сразу понял, что произошло. Нет, он не смел, боялся в это поверить. Но тяжесть, давившая на спину, тянувшая его назад — тяжесть, от которой Дьяр успел отвыкнуть… это могли быть только…
Крылья!
Это были крылья!
Горло сдавило спазмом. Дыхание перехватило. Слезы, горячие слезы благодарности хлынули из глаз и потекли по щекам.
Крылья! Любимая вернула ему небо. Как сильно Дьяр по нему скучал! Будто жил вполсилы, будто каждую минуту мучился жаждой. После плена в сердце осталось маленькое пустое пространство — черная дыра, пульсирующая болью. Ее не получалось заполнить ничем, даже любовью к семье.
А теперь получилось. Наконец-то он почувствовал себя цельным.
Счастливый, Дьяр плакал, переполненный эмоциями, не мог ничего сказать, а потому просто прижал к себе свою стальную лилию, лучшую женщину на свете, и спрятал мокрое лицо в ее волосах.
