Сомневаюсь, что вообще когда-либо встречал такую, как она.
— И чем же она тебя так заинтриговала? — Джотэм не смог сдержать своего удивления.
— Во-первых, несмотря на то, что ее жизнь исключительна в плане ее благотворного влияния на судьбы других людей, она — и это поразительней всего — ни в коей мере так не считает. А самое главное — я сомневаюсь, что стал бы капитаном Вашей гвардии, если бы не ее вмешательство.
— О чем ты говоришь?
— Это был один из первых дней моей службы в Вашей гвардии. В Вашем крыле проходил званый ужин. На него были приглашены лишь некоторые советники со своими женами. Для встречи с каким-то сановником… не помню с кем.
— Но зато ты помнишь Джасинду?..
— Да. В ту ночь я чувствовал себя ужасно плохо. Но постыдился сообщить об этом капитану Резерфорду. Ведь это было мое первое «настоящее» задание! Я не хотел с первых же дней подорвать доверие к себе заявлением о своей болезни. Я стоял на страже дверей обеденного зала и — пока туда вносили блюдо за блюдом — изо всех сил сдерживался, чтобы меня не вырвало. Я уже собирался все рассказать капитану Резерфорду, когда Джасинда, поднявшись со своего места, попросила меня проводить ее до туалетной комнаты.
— Я этого момента… совсем не помню, — Джотэм не мог винить за это свою память: ведь в его жизни было так много ужинов…
— Как только охраняемая мной дверь закрылась, она схватила меня за руку и потащила к туалетной комнате. Затем сунула мне в руку стакан воды и велела все выпить. А потом стала ругать меня, говоря, что все мужчины слишком упрямы, чтобы признать свою немощь. И как я смогу защитить короля, если сам еле держусь на ногах? — Николас улыбнулся при этом воспоминании. — Еще ни одна женщина не отчитывала меня с такой мудростью и таким искренним сочувствием. Ну, если, конечно, не считать моей матушки.
— Да, у Джасинды действительно есть особый талант — она с легкостью может дать понять мужчине, когда тот делает, по ее мнению, что-то невероятно глупое.
— Так и есть. В общем, она отказалась вернуться к столу, пока не убедится, что я смогу продержаться до конца вечера. Мы оба знаем, что Резерфорд — если бы я оставил свой пост — уволил бы меня, не задумываясь. Единственной уважительной причиной он считал лишь необходимость присмотреть за каким-либо гостем.
— Очевидно, Джасинда тоже знала об этом.
— Вероятно.
— И что? Она после этого ни разу не обратилась к тебе? — Джотэм уже знал ответ. — И никогда не просила взамен никаких особых услуг?
— Никогда.
— Все это прекрасно, но у меня уже была спутница жизни, Николас.
— Как и у Джасинды. Но ведь это совсем не значит, что вы больше не можете обрести другую.
— Ты говоришь, как человек, у которого никогда не было спутницы жизни, — в смехе Джотэма не было ни капли веселья.
— Нет, не было. И вряд ли я вообще когда-нибудь найду ее. Мне очень жаль, ваше величество, что я не был знаком — для меня это было бы большой честью — с королевой Латой. И тем не менее, я никогда не поверю, что ей бы понравилось, если вы проведете всю свою жизнь в одиночестве… И не тогда, когда есть женщина, которая вам явно небезразлична.
* * *
Поздним вечером, когда Джотэм уже лежал в своей постели, его мысли вновь вернулись к словам Деффонда, и он по-настоящему задумался над ними.
«Нет! Это просто невозможно!»
— Но почему же? — спросил самый ласковый и самый нежный голос, который он когда-либо слышал.
Подняв голову, Джотэм обнаружил, что лежит вовсе не в своей постели. И даже не во дворце. Он оказался в Академии. В комнате Латы. Прислонившись к стене, вдоль которой стояла ее кровать, Джотэм крепко обнимал свою возлюбленную. Он всегда так делал, когда у них получалось, спрятавшись от всех, провести время вместе.
— Что «почему же»? — спросил он и, закрыв глаза, крепче прижал ее к себе, наслаждаясь теми ощущениями, которые дарила близость такого желанного тела.
— Почему между тобой и Джасиндой не может быть никаких отношений?
— Что?! — глаза Джотэма от удивления широко распахнулись, и он в недоумении взглянул в глаза любимой.
Но сейчас на него смотрели не милые и наивные глазки шестнадцатилетней девушки, а глаза его мудрой, любящей жены — его величественной королевы.
Этот взгляд был ему так хорошо знаком!..
— Почему отношения с Джасиндой для тебя невозможны? — теплая рука Латы прижалась к его груди, прямо напротив безумно колотящегося сердца. Она слегка отстранилась от него. — Я уже с предками, Джотэм, но ты-то нет!
— Это не имеет значения! — его тон был сердитым, но он по-прежнему крепко прижимал ее к себе.
— Ты не прав! — тихий голос Латы, казалось, зазвучал намного сильнее его возмущенного. — Все это было так давно, Джотэм. Ты так много выстрадал без меня! Неужели ты думаешь, что я этого не чувствую? Думаешь, если я ушла к предкам, то больше не связана с тобой?
— Тогда как ты можешь хотеть..?
— Чтобы ты снова стал счастливым? Чтобы снова обрел любовь?
— Хватит! Прекрати!
— Я не собираюсь молчать, любовь моя! Даже не надейся! Потому что я по-прежнему люблю тебя! — Лата обхватила его лицо руками. — Ты был моей первой и единственной любовью, Джотэм. У нас были такие грандиозные планы! Такие великие мечты!
— Мне очень жаль, Лата, что я не смог их осуществить для тебя, — он почувствовал, как на него вновь наваливается сокрушительная тяжесть вины.
— Джотэм, ты сделал это, поверь мне! Разве ты сам не видишь? Было ли все так, как мы планировали? Нет! Но это вовсе не означает, что ты не смог осуществить мои мечты, — она склонила голову набок. — Ты помнишь нашу первую годовщину?
— Я помню, что ты хотела поехать в Массену. Но мы так и не смогли.
— Не вини себя, Джотэм! Ты ничего не мог изменить, ведь у тебя была назначена очень важная для нашего Дома встреча. Мы не смогли посетить Массену, но зато ты принес ее прямо к моим ногам! Ты заставил шеф-повара заказать оттуда все продукты и приказал ему готовить только «настоящие» блюда массенской кухни.
— Они были просто ужасны, — Джотэм слегка улыбнулся, вспомнив какой отвратительной вышла та трапеза.
— Потому что ты забыл спросить его, умеет ли он их готовить. А он о них совершенно ничего не знал, — рассмеялась Лата.
— Я хотел, чтобы это было что-то особенное для тебя.
— Так оно и
