подумать о возможных опасностях и уйти в лес одной, с психу, и напороться на пришлых разбойников… Это про меня да. У любого события есть следствия, да. И очень жаль, что иногда следствие и наказание вот вообще несоразмерно поступку!
Поневоле становишься философом, пока сидишь в наспех сколоченной клетке. Сидишь, злишься на дурацкую ситуацию, на себя, мерзнешь, боишься неясного будущего и пытаешься понять, а как спасаться-то?
И как достучаться до идиотов, которые в моем собственном лесу поймали его хозяйку и теперь обсуждают, продать меня в жаркие королевства, попользовать самим - и делать это на протяжении всего их путешествия - или содрать приличный плащ и пойти уже своей дорогой.
Идиоты!
Безродные, не понять откуда пришедшие, ничего не понимающие в местных реалиях. Раз десять сказала, что я - принцесса, со мной так нельзя, и сейчас набежит вся королевская рать и сделает им очень больно. Хохочут только. Ведь принцессы по утрам по лесу не шарахаются одни, да и видок у меня точно не принцессин.
Да, одета я непримечательно… но тот же плащ, подбитый мехом, добротная обувь, натуральная шерсть платья не могут принадлежать служанке!
Десять раз им предложила настоящего золота. И обещала отпустить с миром.
Отмахиваются.
Типа враки это все, заманю куда и не видать им золота. Уж лучше выручить его за одежду или меня саму, так надежней.
Десять раз показала на свою мраморную кожу. Фыркают. Что и не такие болячки видели - цену это конечно мою снизит, но не критично.
А уж сколько грозила им драконом…
- Десять годин мы по этим лесам ходим перед окончанием холодов, - мотает головой беззубый предводитель, - Какой дракон? Какая принцесса? Дурная ты девка, сама с головой не дружишь, раз такое удумала.
Поневоле пожалеешь, что в моем новом мире нет новостей и телевизора, который любой приличный разбойник посмотрит перед выходом на дело. Точнее, новости есть - но распространяются они с разной скоростью. Если ближние соседи могут обменяться гонцами, в местных деревнях на ярмарках обмениваются слухами - и мало-помалу узнают все, то такие вот кочевые разбойники могут довольствоваться только тем, что видят сами.
А десять лет они не видели здесь ничего, кроме…
- … отличная пушнина, вялая от холодов дичь и дурочки, гуляющие по лесу. Три годины назад мы здесь тоже одну поймали, ох и заработали тогда… А ты еще милей. Замажем синяки - и торговцы ничего и не заметят.
Синяки блин. Вот чего моему "отцу" тоже так не относиться было? Впрочем, не о том думаю.
- Может все-таки себе прихватим? - плотоядно осматривает второй. Их всего четверо - мужиков с короткими ножами, луками, топорами и мешками заплечными. Все в рванье, намотанном на себя в десять слоев, с грязными лицами, но… Как бы это сказать... Ни усталости, ни печали, ни опустошенности своей долей в них не чувствуется. Они разбойничают явно от большой любви к такому образу жизни, а не потому, что вынуждены и выживают только так, - Давненько никто нам жрать нормально не готовил и ночи не грел.
Тварь.
Он меня и схватил.
Я когда голоса услышала - стала медленно отступать. Осторожно. Пробираться тихонько в замок… Надо было прятаться а не идти, раз не обладаю способностью ведьмы. И они услышали, пошли за мной. Побежали. А этот самый прыткий оказался, нагнал. Я, конечно, визжала, кусалась, лягалась… Но четверо мужиков!
- Да больно хороша, жалко прибыль упускать, - оглаживает жидкую бороденку предводитель, - Мы на эти деньги месяц будем жрать вкусноту и греться рядом со шлюхами.
- Так это еще дойти надо, продать удачно… - задумчиво тянет самый высокий и, пожалуй, неприятный. Они все неприятные. Но этот… у него жестокость в глазах, - Можно аккуратно попользоваться, а потом еще и выручить монеты.
- Последнюю ты тоже пытался «аккуратно» использовать, - кривится предводитель, - После такого девка в реку бросилась.
- Слабачка, - пожимает плечами, - Эта сильней выглядит.
- У нас давно уже никого не было, месяц от стражи и деревенских по лесам прячется, - ноет четвертый.
Предводитель осматривает всех, меня и выдает:
- Решено. Сбросим напряжение - на время ее хватит. А потом отвезем торговцам.
И к клети идет.
Я несколько секунд смотрю на него, открыв рот. Почему-то до этих слов все казалось малореальным… ну будто смотрю фильм про жестокое средневековье. Где разбойники, вся такая из себя героиня, вечно попадающая в приключения, звон мечей и прочее веселье.
А вот сейчас до меня доходит.
Это я в жестоком средневековье.
Это меня сейчас… пользовать будут. Грязные мужики.
Это все взаправду…
И нет никакого, вот вообще никакого выхода!
- Драко-он! - ору я на весь лес. Так громко, так отчаянно, что с ближайшей ветки падает снег, а в округе вспархивают птицы. - Драко-он!!!
Я - принцесса. Я могу позвать дракона. Я уже делала это. И он прилетел.
Я могу быть ненастоящей, я могу быть экспериментальной, чужой принцессой, но он тогда прилетел!
И прилетит сейчас! Я должна быть в этом уверена, иначе… нет! Никакого «иначе» не может быть!
- Драко-о…. - крик пресекается, потому что рот мне зажимают грязные пальцы. Я их кусаю, так, что прокусываю до крови. И плевать на гигиену!
Но ругающийся разбойник запихивает мне в рот грязную тряпку и волочет вон из клети. И я могу только пинаться, стонать под кляпом и продолжать мычать, орать мысленно, призывая своего дракона…
«Драко-он! Лэдгар! Ну пожалуйста!!!!»
Неужели все?
Вихрь воздуха, треск поломанных деревьев… я лежу на земле, едва ли не с задранными юбками, надо мной разбойники… замерли от шока.
Да все будто замерло. И не отмирает даже, когда откуда-то сверху, с нависающей тени, раздается ровное-ровное:
- Вот ты вроде не настоящая принцесса, а зовешь меня по-настоящему.
«Это потому, что я настоящая только для тебя», - отвечаю драконищу мысленно, смаргивая выступившие слезы и глядя на появившуюся тушу.
Принц… его ровный голос обманчив. В вертикальных зрачках - огненный вихрь. Который закручивается спиралями. И выражение морды такое...
- Кажется, я решил изменить своим принципам, - говорит дракон еще ровнее, внимательно изучив открывшуюся неприглядную картину.
- «Каким?» - спрашиваю его взглядом.
- Не есть людей.
Сглатываю.
Я… я врач. Я женщина. Я всегда за жизнь. Но…
- Закрой глазки, Ирмэль, - звучит тихо и холодно, прерывая мои мечущиеся мысли, - И не думай пока ни о чем.
