— Кстати говоря, — вмешиваюсь я, пока мне не пришлось выслушивать ещё что-нибудь, не предназначенное для посторонних. — Чача, у твоей жены ненормально большой живот. Я боюсь, у неё могут быть осложнения при родах. Так что хорошо, что она здесь.
— Всё будет нормально, — резковато и быстровато отвечает Камышинка, но Чачу таким не убедишь.
— Я тебе то же самое говорил, — важно сообщает он. — Ты когда мальчишек носила, что одного, что второго, ты в два раза меньше была. Хотон-хон разбирается, она меня уже один раз вылечила. Тебе надо её слушаться.
— Да ничего особенного, — упирается Камышинка. — Тем более, это ведь дорого. На твоё лечение бы хватило, рыбачок, а я не первый раз рожаю, справлюсь…
— На всё у нас хватит, — возражает Чача. — Мне сейчас хорошо платят, да ещё неустойку по старым договорам вот-вот получу.
— Это тебе пока хорошо платят, — она снова тянется через живот погладить его по голове. — А потом опять не понравится что-нибудь — и полетишь.
— Да мы вроде уже привыкли к Чачиной манере вести дела, — усмехаюсь я. — Муж его ценит, и даже если Чача сделает что-то не так, мы не бросим хорошего человека в тяжёлой ситуации.
Камышинка озадаченно моргает на мужа.
— Ты… у кого работаешь-то сейчас?
Чача отводит взгляд.
— У Ахмад-хона. Секретарём.
— Ты мой умница! — ахает Камышинка, сплетая пальцы. — Я-то думала, ты всё рубашки гладишь каким-то купцам.
Чача совсем от неё отворачивается и в итоге напарывается на мой недоумённый взгляд.
— Чем меньше дома знают, тем лучше, — бормочет он. — У меня врагов хватает. Нечего тебе было приезжать, — добавляет он в адрес Камышинки. — Незачем всяким пройдохам знать, что у меня есть жена и дети.
Я задумываюсь о том, чтобы приставить к Камышинке телохранителя, но… соблазнится же.
Камышинка на это ничего не отвечает, только берёт Чачину руку в свои, и я снова начинаю себя чувствовать третьим лишним.
— Так вот, насчёт осмотра, — напоминаю я.
— Да, точно, — хмурится Чача, явно недовольный собственной рассеянностью. — Камышик, тебе надо слушаться Хотон-хон. Я тут дважды был при смерти, и она бровью не повела, а за тебя волнуется, значит, всё серьёзно.
Камышинка недобро косится на меня, но тут же улыбается мужу.
— Тебе надо о себе заботиться, а не за меня переживать.
— Вот именно, — кивает Чача. — Вот Хотон-хон скажет мне, что с тобой всё в порядке, тогда и перестану переживать. Это важно, Камышик. Ты у меня одна.
Камышинка теряет улыбку и некоторое время сидит с отсутствующим видом. Мне не очень нравится её упрямство. Создаётся впечатление, что она знает, что с ней не так, и не хочет этим знанием ни с кем делиться. Невольно вспоминаются страхи Арай.
— Хорошо, — наконец произносит Камышинка. — Если ты так хочешь, рыбачок.
— В таком случае, не стоит откладывать, — говорю я. — Чаче всё равно пора отдохнуть.
Чача не выглядит уставшим, но знаю я этих хорохорящихся муданжцев.
— Иди, иди, — подбадривает он, похлопывая Камышинку по руке. — Мне спокойнее будет.
Она отводит взгляд и некоторое время сидит молча и неподвижно, но потом встаёт.
— Пойдёмте.
Почти ликуя, я отвожу её в сканерную, выдаю больничную рубашку и инструктирую снять все украшения. Камышинка послушно переодевается, заходит в сканер и встаёт, как я сказала. Я выхожу в пультовую и…
И начинаю прикидывать, что это я такое могла съесть или чем надышаться, потому что зрелище на экране явно не из реальности. Или, может, кто-то меня разыграл? Но кто мог подгадать под то, что я приведу Камышинку именно сейчас?
— Присядьте пока, — кричу я ей по возможности нормальным голосом. — Мне надо тут кое-что настроить.
Она удаляется за ширму, а я начинаю обзванивать всех, до кого могу дотянуться, чтобы пришли и сказали мне, что с Камышинкиным ребёнком всё отлично, а у меня галлюцинации. Однако подоспевшие первыми Янка и Кир замирают над снимками в таком же ступоре, как и я.
— Может, она хозяйка леса? — неуверенно произносит Кир. — Мало ли как они выглядят… внутриутробно.
На котёнка хозяев леса плод совершенно не похож: у него человеческая голова с обычными ушами, насколько можно судить, поскольку она поросла длинными слипшимися чёрными волосами, прикрывающими половину тела. То, что я сначала приняла за какой-то лопнувший кокон, при ближайшем рассмотрении оказывается парой кожистых крыльев. На человеческих ручках и ножках длинные загнутые когти. У хозяев леса так не бывает, у них когти только в звериной форме, а в человеческой они превращаются в прямые ногти.
Опомнившись, я захожу в сканерную и прошу у Камышинки анализ крови.
— Что-то не так? — спрашивает меня с обречённым видом.
— Пока диагностируем, — уклончиво отвечаю я, набирая капсулу крови. — Вы не могли бы ещё раз зайти в сканер?
Камышинка послушно забирается обратно.
Кровь я отдаю Киру, который навострился отлично делать препараты. Полученное стёклышко он засовывает в микроскоп.
— Тут такие же ошмётки белков. И клетки… недоклетки. Может, она и правда богиня?
— А сила есть? — уточняю я.
— Да, и много, — кивает Кир, отодвинувшись от окуляров. — Смотри.
Действительно, уже знакомая мерцающая лужица окружает обмотки и обрывки молекул, хотя мне кажется, что это месиво имеет какой-то иной ритм, чем то, что я видела в образцах от Хоса, котёнка и молока демоницы. Но и на то, что присылали с Земли из исследовательской программы по Умукху, тоже непохоже.
— Ли-из, — хрипит Янка, всё ещё неспособная отлипнуть от экрана. — Мне кажется, оно на меня смотрит. Я меняю угол сканирования, но оно поворачивается следом.
Я набираю Ирлику, но он недоступен.
— Эй, — Кир высовывается за дверь и втаскивает в пультовую Чикира. — Глянь, ты никаких сказок о таком не слышал?
Я набираю Умукху, но его телефон берёт кто-то из исследовательской группы и говорит, что наш товарищ проходит какой-то тест, который нельзя прерывать ещё двадцать часов.
Чикир ничего полезного не сообщает, но остаётся поглазеть.
В пультовую влетает Арай, а вслед за ней Орива с возгласом, но обе застывают при взгляде на экран.
— Муданжцы, — говорю я, — и муданжки. Есть идеи, что тут вообще происходит?
— Троганая устрица, — тоненько пищит Арай.
Орива выражается покрепче и тут же произносит гуйхалах.
— Вы о таком когда-нибудь слышали?
Обе мотают головами, не в силах отвести взгляд от экрана, где загадочное существо шевелится в реальном времени.
Я звоню Азамату.
— Коть, помнишь, ты говорил про какую-то балладу, связанную с Камышинкой? Ничего не нашёл с тех пор?
— Что-то там было связанное с водой, — отвечает муж, и по голосу я слышу, что он щурится, припоминая. — Я пытался найти, но слишком мало вводных.
— Вот тебе вводные, — говорю я, щёлкаю телефоном изображение на экране и отправляю ему, заодно переводя звонок на динамик.
На том конце раздаётся шокированное бульканье, потом некоторое время тишина, а следом тихий выдох.
— Я понял, — говорит Азамат, и мы все замираем в ожидании. — Камышинка — дочь реки.
Я переглядываюсь с Киром и муданжками, но ни у кого на лице не отражается понимания. Впрочем, Азамат и сам начинает объяснять.
— Я не думал, что у этого есть реальная основа… Всего есть две легенды про речных дочерей, и они почти одинаковые, так что я всегда считал, что это просто нравоучительная сказка. Там… В общем, история такая.
— Прогуливаясь вдоль реки, мужчина замечает, что его отражение за ним следит. И, присмотревшись, видит, что это не его отражение, а женщина, глядящая из воды. Он её вытаскивает — в одной из легенд было сказано, что он решил, будто она тонет, хотя, думаю, это какой-то… Ну да неважно. Вытаскивает. Она очень красива, и в тот же день он решает на ней жениться.
— И совершивший обряд духовник умирает? — подсказываю я.
— В одной из легенд, да, — подтверждает Азамат. — Но это и в других сюжетах встречается, это просто символ… Ну или я так думал.
