был настолько увлечен игрой, что не заметил меня. Его чувства не отражались на лице, а то, как он обращался с арфой… Так играет человек, когда-то освоивший инструмент, но давно не прикасавшийся к нему. В его исполнении проскальзывали ошибки, запоздалые ноты. Но мелодия лилась свободно, словно ноты запечатлелись в памяти музыканта. Словно каждый звук, полный печали, высвобождался из глубин его души.
Завороженная, я наблюдала за игрой Бенедикта, боясь шевельнуться. И только когда последние звуки стихли, я осмелилась вдохнуть. Бенедикт опустил руки, затерявшись в мыслях. О чем он задумался? Что его связывает с этой музыкой?
Я предпочла бы оставить его наедине, ведь мелодия нашла в нем отклик, но было слишком поздно: я не успела бы покинуть его покои незамеченной. Но стоять и молча наблюдать – тоже неподходящий вариант. Я кашлянула.
– Это было прекрасно, – прошептала я, и Бенедикт вздрогнул. Он резко повернулся ко мне и ахнул.
– Флоренс!
– Я прошу прощения.
Покачав головой, он опустил арфу на пол и провел рукой по лицу.
– Давно ты там стоишь?
– Несколько минут, – смущенно призналась я.
Бенедикт усмехнулся.
– Не думала стать шпионкой? – пошутил он.
Я чуть не поперхнулась, изображая смех.
– Какой же плохой тогда я буду портнихой, если придется тратить время на вторую работу? – попыталась ответить шуткой я.
– В этом деле твой темперамент помешает, – улыбнулся король.
Меня бросило в пот. И тем не менее я прошла в кабинет и заняла кресло рядом с книжной полкой – оно стояло ближе всего к арфе.
– А вы говорили, что не играете, – сказала я, кивнув на инструмент.
Бенедикт поморщился.
– Обычно так и есть.
Я ждала пояснений. Он медлил, и я решила, что он снова закроется от меня. Последнее время он постоянно заботился обо мне, но не подпускал близко и не рассказывал о себе, едва делясь со мной мыслями. В общем, он сохранял дистанцию между нами.
Как же это раздражало! До летнего солнцестояния осталось всего три месяца, а я ни на шаг не приблизилась к цели. Можно было бы предположить, что за все это время мы с королем должны сблизиться, но нет, этого не произошло. Всякий раз, когда он посещал меня ночью, я думала, как сократить эту дистанцию, но не продвинулась ни на шаг. Что я могла сделать, если Бенедикт возвел вокруг себя стены и тщательно их охранял? Возможно, все это не имело значения. Если замок так и будет отрезан от остального мира, вряд ли празднование солнцестояния состоится.
– Это арфа моей матери, – сказал Бенедикт, и я замерла от удивления. Погрузившись в воспоминания, он поглаживал золоченую раму. – Отец подарил маме арфу на свадьбу. Прежде здесь был его кабинет. Отец работал, а мама играла ему.
Я постаралась не показывать, как меня тронули его слова. Раньше он никогда не рассказывал о детстве.
– Вот почему вы знали, что музыка вас не потревожит? – вспомнила я.
– Я вырос, слушая музыку, – кивнул Бенедикт.
– Это мама научила вас играть? – догадалась я.
– Именно.
Вопрос так и вертелся на языке, но я едва решалась его произнести. Но я каждый день садилась за арфу его матери и играла, пока он трудился.
– Я напоминаю вам маму? – поинтересовалась я.
Должно быть, Бенедикт понял, как я встревожена. Он внимательно посмотрел на меня, и я заметила веселые искорки в его глазах.
– На самом деле нет, – спокойно ответил он. – У вас не так много общего. Этот замок хранит множество воспоминаний о моей матери. Куда бы я ни пошел – повсюду за мной следует ее тень. А вот Лира… – покачал он головой. – Словно ее копия в юности. Но она не помнит маму.
Я беспокойно заерзала на кресле. Как бы я хотела спросить еще что-то, узнать больше, но это показалось мне бестактным.
– Говори уже, – добродушно сказал Бенедикт. Да, он видел меня насквозь.
– Я хотела узнать, как погибли ваши родители, – робко выговорила я.
– Их убили, – неестественно спокойно и ровно произнес он.
– Кто? – осмелилась спросить я.
– Один из тех, кому отец полностью доверял. Но это долгая история.
Так он вежливо давал понять, что меня это не касается.
– Вы скучаете по родителям?
– Каждый день, – чуть слышно произнес Бенедикт.
– Поэтому вы больше не играете на арфе?
Он медлил с ответом, что уже говорило достаточно, но, сделав глубокий вдох и покачав головой, он продолжил.
– Долгие годы музыка была для меня пыткой, – признался он.
Меня шокировало его признание.
– Тогда почему вы позволили мне играть на арфе?
Пожав плечами, он окинул комнату взглядом.
– Не знаю. Мне показалось, глупо отказывать тебе. И в конце концов, после стольких лет боли это принесло исцеление.
Я не нашлась с ответом. Жаль, что я не знала, насколько Бенедикту дорога арфа – вероятно, не попросила бы тогда играть на ней. С другой стороны, для меня арфа тоже очень дорога. Музыка – единственное, что вампиры не смогли у нас отнять. Музыку и, конечно, дух борьбы. От былого величия остались лишь руины и пепел, но арфа бабушки по-прежнему с нами, как напоминание обо всем, что мы потеряли и что предстояло вернуть. Играть на этом инструменте – значит продолжать традиции семьи.
– Дома… – начала смущенно, – я тоже играла для близких.
Признание повисло в воздухе, и я предоставила Бенедикту время обдумать его. Чуть нахмурившись, он пытался поймать мой взгляд в поисках ответа на незаданный вопрос.
– Я соскучилась по ним, – прошептала, сминая ткань юбки и повесив голову.
– Понимаю, – ласково произнес он.
Я выдернула торчавшую из шва нитку. Король ни за что не согласится. Но вдруг…
– Вы знаете, что на следующей неделе у меня день рождения?
– Я помню. Тебе исполнится двадцать пять.
Я бросила на него полный надежды взгляд.
– Флоренс, – вздохнул Бенедикт.
– Неужели это так опасно? – спросила я.
– Мы до сих пор не нашли преступника, – напомнил он.
– И что теперь? Запрете замок на веки? От скуки Лира уже пересчитывает семечки.
На его лице не дрогнул ни один мускул.
– И сколько их?
Я простонала.
– Пожалуйста! – взмолилась я. – Мне хочется увидеться с родителями и братом! Хотя бы раз. Столько времени прошло…
Бенедикт недовольно поджал губы. Но не дал ответа. Сегодня мне удалось зайти чуть дальше, чем в прошлые разы, когда я просила о визите.
– Ты действительно им доверяешь? – спросил он. – Полностью?
Странный вопрос.
– Разумеется, – ответила я, растерявшись.
– Будут ли они молчать, если что-то узнают?
– Да.
Конечно нет. Родители сразу поделятся информацией с революционерами. Вот только король об этом никогда не узнает.
– Если ты уверена…
