потянулась к Сорину, чтобы… не знаю, что.
Он выпрямился и посмотрел на меня.
— Выйди, мне нужно снять брюки, — с непроницаемым лицом попросил он. — И позови кого-то из служанок.
— Снимай! — с готовностью откликнулась я.
— При тебе? — невозмутимо осведомился Сорин.
— Что-то три дня назад ты таким стеснительным не был, — скрестила я руки на груди и постаралась не покраснеть от воспоминаний.
— Тогда нам нужно было сделать все, чтобы зачать ребенка. Сейчас — нет. Нам даже разговаривать не обязательно. Собственно, если тебе что-то нужно — лучше попроси Аллегру, она знает о вынашивании драконов больше меня.
Вот значит как! Ему что, совсем на меня плевать? Сделал так, чтобы я забеременела — и все? На глаза навернулись слезы, я шмыгнула носом.
А как же все то, что было? Ласки, поцелуи, прикосновения — мне казалось… стыдно признаться, но мне казалось, Сорин что-то чувствует ко мне.
Получается, нет? Ему на меня плевать? Он даже разговаривать со мной не хочет! Нанял эту… Фрекен Бок!
— Ну и пожалуйста! — взорвалась я и тыльной стороной ладони вытерла веки. — Надеюсь, чай был по-настоящему горячим! И тебе сейчас больно! И… и член у тебя отсохнет!
Повисла тишина.
Сорин тяжело вздохнул и провел рукой по лицу.
— Помилуй Огненный, послал мне испытание.
Ответить я ему уже не могла. Мои глаза застилали слезы, в горле стоял комок. От обиды, от злости хотелось плакать.
Впрочем, какая-то часть меня адекватность все-таки сохраняла и отстраненно отметила, что такой истеричкой я никогда в жизни не была. Мамочки, если это только начало беременности — что же будет дальше?!
Нужно взять себя в руки.
— Сорин… — попыталась я снова. — Прости, пожалуйста…
— Ради Огненного, женщина! — рявкнул он. — Просто выйди и дай мне снять брюки! Мне что, всю жизнь теперь в мокрых ходить?
Да сейчас! Я что, тебя соблазнять шла, чтобы оставлять одного в такой момент?
— Давай помогу!
Я устремилась к Сорину на крыльях любви (к будущему ребенку) и, обходя стол, споткнулась обо что-то.
— Ой!
Схватившись за пострадавшую ногу, я с неудовольствием опустила взгляд. «Что-то» оказалось горизонтальной деревянной подставкой для меча, который, как и всегда, сверкал закрепленным на рукояти рубином.
— Ты с оружием вообще никогда не расстаешься? — не выдержала я.
— С этим — нет, — отрезал Сорин.
Рубин притягивал взгляд, гипнотизировал. Наверное, поэтому я не сразу услышала шорох и то, что Сорин все-таки решил свои штаны снять. Не только верхние, но и нижние, которые в этом мире заменяли белье.
— Довольна теперь? — хмыкнул он, когда я подняла глаза и изо всех сил старалась их не опустить.
— Да. То есть нет, — щекам стало жарко.
Ну и что дальше?
Когда я надеялась оставить Сорина без штанов, я рассчитывала немного на другой контекст.
На смену растерянности пришла злость.
— А разве герцогам можно снимать штаны в кабинете? Еще и в присутствии женщин?
Сорин пожал плечами и встал, шире расставив ноги. Постеснялся бы! Знакомым жестом положил руку на пояс, пытаясь нащупать рукоять меча, и досадливо поморщился.
С каких пор я начала улавливать его жесты, следить за мимикой и выражениями лица, понимать, что он чувствует и чего желает?
— Я практически уверен, что герцогам можно делать все, что они захотят, — хмыкнул Сорин и шагнул ко мне.
Его злость и досада как будто ушли, сейчас передо мной стоял Сорин, каким я привыкла его видеть: самоуверенный, ироничный, раздражающий до белых пятен перед глазами. Неожиданную пикантную деталь в образ добавляло то, что ниже пояса он был голый.
Пятясь, я уперлась спиной в дверь и, как самая глупая кошка, не попыталась дернуть ручку, а так и осталась стоять. Комичность ситуации и моя собственная неловкость тоже вдруг сошли на нет, потому что близость Сорина всегда действовала на меня как-то неправильно.
Она меня заводила, если быть честной. Признаваться в этом было неприятно, особенно учитывая то, как мы познакомились: насильный поцелуй, грубость и многие моменты после, когда Сорин подчеркивал, что я всего лишь его собственность.
Это делало ощущение, которое охватывало меня при приближении Сорина, более странным, неправильным и совершенно нежелательным. Сердце начинало биться быстрее, внутри все согревалось, как будто внизу живота разгорался костер, губы пересыхали. А еще я чувствовала, что становлюсь до стыдного влажной внизу. Это было совершенно неуместно, глупо и унизительно, но ничего с этим поделать я не могла.
После той ночи в трактире все стало только хуже, потому что теперь мне не нужно было представлять себе, как выглядит тело Сорина, какие его губы на вкус, как он себя ведет, когда возбужден. Теперь я знала, что он может быть внимательным и нежным, что обнимает крепко и что до смешного любит поцелуи.
Еще одна совершенно глупая и неуместная мысль — я правда хотела бы семью с Сорином. Даже если бы надо мной не висела необходимость во что бы то ни стало выйти за него замуж, чтобы сохранить ребенка, я все равно бы этого хотела. Вспомнилась нежная улыбка Сорина в тот момент, когда он говорил о детях, то, как он в поединке с королем закрыл меня собой. Неприятные моменты тоже вспомнились, но они казались далекими и неважными.
— Ты когда-нибудь влюблялся? — пискнула я, и Сорин дернулся.
Он стоял почти вплотную ко мне, обеими руками упершись в дверь и возможно… возможно, собирался бы меня поцеловать, если бы я его не сбила. По крайней мере, я не могла придумать других причин подходить так близко.
— Да, — ответил он.
— И где она?
Сорин хмыкнул.
— Умерла.
— Она умела
