— Да, понимаю.
Она была все той же — обычной веселой, но в этот момент серьезной, девчонкой с серо-голубыми глазами. Хорошей, отзывчивой, умной. Наверное, очень умной, раз стала спутницей жизни их начальнику. Но ему было приятно другое — она откликнулась. Увидела эту пресловутую лампочку, почему-то не выкинула браслет.
Дэйн пошевелил затекшими от длительного сидения на лавочке ногами, провел по штанам пальцами, подумал о том, что Барта давно пора выгуливать, что он и так подзадержался, и улыбнулся.
— А знаешь, я просто был рад тебя увидеть.
Бернарда мягко улыбнулась в ответ.
— Я тоже.
Нужно было уходить. День хороший, но полдень медленно превращался в ранний вечер; Дэйн начал подниматься.
— Только знаешь, — вдруг зачем-то добавила Ди, и он снова сел, посмотрел на ее серьезное лицо, даже умилился написанной на нем заботе, — если что-то случится… Если с тобой что-то случится, я найду способ тебя вернуть. Пойду к фуриям, узнаю, как Дрейк это сделал…
— Спасибо. — Ответил искреннее. — Я надеюсь, что этого не понадобится.
И похлопал ее по руке, благодарный за одно уже предложение.
* * *
Она сказала «Я уже не Машенька…», и он спросил, а кто такая Машенька?
«— Ну, это такая маленькая девочка, которая все время безмозгло лезет не туда. Она всегда готова с энтузиазмом взяться за любое дело, только мозги не включает. Поэтому и я говорю, я уже не „Машенька“. Это новые мультики из моего мира, называются „Маша и медведь“ Ты приходи, вместе посмотрим как-нибудь…»
Он шел домой и улыбался. Так же, как и в первый раз, отказался от «транспортировки», хотя едва ли кто-то мог доставить его домой быстрее, чем способная телепортировать в любую точку этого, да и не только этого мира, Бернарда.
Хороший день. Неудачный по результатам, но все равно хороший.
Барт встретил его у дверей отчаянным лаем истосковавшейся по хозяину собаки; Ани — заплаканным лицом.
Уже вечером он вновь сидел в ее спальне.
Их самодельный ужин прошел хорошо — простые и незамысловатые бутерброды, вопросы о том, хорошо ли прошли его несуществующие занятия.
Хорошо, ответил он, хорошо. А ее день? Плохо. Потому что она не знала, чем себя занять, куда приложить и что делать? Она ничего не помнит, и не знает, как этому помочь. Он знал, но не желал этого — только не ценой ее будущей моральной инвалидности и поврежденным мозгом коллеги сенсора.
А теперь зачем-то сидел у кровати. Странный своеобразный, не несущий под собой ничего плотского, ритуал.
— Как вы думаете, я могу заниматься спортом?
— Можете. Руки и ноги у вас есть.
— Но мышц нет. И я не помню, какие именно нужны программы, ее ведь составляет инструктор…
Тема поднималась опасная, скользкая, и она завернула именно туда, куда Дэйн не хотел, чтобы она завернула, однако он понимал — это неизбежно.
— Даже для того, чтобы просто бегать по утрам, мне нужно выходить на улицу, а я пока не могу, потому что боюсь захлопнуть дверь. А там пес… А так… я еще могла бы ходить за продуктами, покупать что-то, осматривать окрестности. Может, это поможет мне вспомнить?
Он знал, что она попросит, знал и боялся этого.
— Мне нужен ключ. Скажите, это можно? Вы дадите мне копию?
«Ведь иначе я буду, как пленница. Постоянно в четырех стенах, без идей о том, куда можно себя применить…» — ее глаза досказали именно это.
Он понимал. Знал. И был согласен, хоть всей душой сопротивлялся этому согласию.
— Да, я дам вам запасной ключ. Закажу его завтра. Нормально?
— Да.
— Тогда завтра же и съездим за вашими кулинарными книгами. Я не знал, какие выбрать.
Он смотрел в окно, за которым уже стемнело. Все, пора уходить.
Ани сидела на кровати, притихшая и напряженная — будто хотела, но боялась о чем-то спросить.
— Что? — Спросил он за нее.
— А… вы… мне почитаете? Тот же рассказ, что накануне?
Попросила. И покраснела.
«А вы не умеете читать? Тогда зачем вам кулинарные книги?» — хотел поинтересоваться он, но так и не сделал этого. Просто пересел в стоящее у стены скрипучее кресло, потянулся за книгой и открыл ее на той же странице, где вчера вечером прервал чтение.
* * *
Тем же вечером Халк Конрад набрал номер коллеги Аарона Канна и долго о чем-то с ним говорил. А разговор закончил фразой:
— Он сказал ей, что работает преподавателем боевых искусств. Нет, ты можешь себе это представить?
Усмехнулся, сел в кресло, выслушал ответ и улыбнулся еще шире:
— Не поверишь, но я тоже об этом подумал. Расскажи другим. Ага, все, отбой.
Затем положил телефон на стол, долго смотрел в окно и о чем-то думал; все это время хитрая улыбка не сходила с его лица.
Одно дело выводить на улицу Барта — тут все просто и понятно. Другое дело — из гаража новую машину — приятно, трепетно, замечательно. И третье — выводить на улицу Ани. Выводить впервые на ту самую улицу, где она провела часы, сидя в машине, наблюдая за его особняком, где закладывала под джип бомбу и где таилась за деревьями, целясь в него — Дэйна.
И именно этот третий процесс оказался неприятнее всего.
Узнает или не узнает? Вспомнит или нет?
Когда Ани-Ра, одетая в брюки и белую блузку, вышла из дверей особняка и направилась к ограде, Эльконто напрягся и почти моментально вспотел. Он наблюдал за всем — за ее походкой, за эмоциями на лице, за жестами рук, бровями (не начнут ли хмуриться?), за улыбкой (не погаснет ли?) и тем самым напоминал себе медбрата, решившего впервые выгулять самого «буйного» пациента клиники.
Так, подошла к ограде, открыла дверь, ступила на тротуар. Огляделась в одну и другую сторону, слегка нахмурилась, задумалась.
Дэйн вспотел еще сильнее.
— Кажется знакомой?
— Да, только не могу понять, почему. Что-то царапает память, но,… - она удрученно и виновато пожала плечами, — не выплывает на поверхность. Я стараюсь, правда, стараюсь… Но пока только головная боль…
— Ну и ничего. — Быстро успокоил Эльконто, обошел машину и услужливо распахнул перед дамой пассажирскую дверь. — Все придет. Мы ведь не торопимся, помните?
— Да, но, вы ведь понимаете — это тяжело — быть обузой.
— Вы не обуза. Садитесь.
Она вздохнула и села внутрь. Осмотрела салон, чему-то улыбнулась, а когда он занял водительское место, с восторгом заявила:
— Какая классная у вас машина. И белая, надо же! Просто очень, невероятно красивая. И пахнет, как новая…
Дэйн не ответил, прикинулся, что раздумывает над тем, куда поехать, хотя все давно решил.
