— Фобос похож на моего брата, — проговорил Рэтар. Он следил глазами за скачущей по полю второй харагой и внутри всё рвалось от чувства вины. — Риван тоже такой был — пока опасность по морде не влепит, он её не увидит. Вечно лез куда не следовало.
— И часто ты наблюдаешь за нами? — спросила ведьма, вытаскивая его из холодных цепких пальцев болезненных воспоминаний. — Это знаешь ли странно.
— Ничего странного, Хэла, я должен быть уверен в том, что с тобой всё хорошо. Если бы он, — феран кивнул на Деймоса, — был другим, или таким же как его брат, то одна бы ты их не выгуливала, уж поверь мне.
— Что со мной может случиться? — усмехнулась ведьма.
— Не надо, Хэла, — и Рэтар ясно увидел её на столе у мага, ощутил запах сырости и смерти, и страх вцепился в хребет.
— Я хотела спросить, почему ты позволил мне их оставить? — снова вопросом дёрнула его назад женщина. — Кажется все посчитали тебя сумасшедшим из-за этого.
Рэтар усмехнулся. И появилось какое-то понимание — Хэла ведь чувствует, да? Она не признается, но чувствует его. Не смотрит в него, не читает, не копается в воспоминаниях — просто чувствует.
— В тот момент, Хэла, я был готов выполнить любую из твоих просьб, — ответил феран. — Если бы ты попросила всех там уничтожить — я бы сделал, если бы жизнь мою попросила — я бы отдал. Спасти жизнь хигам, хм, это так просто и так… не знаю…
Он помолчал. Наверное нельзя было бы подобрать слово, чтобы объяснить.
— Во мне было так много страха за тебя и я так боялся, что ты нарвёшься на охоту и пострадаешь, или тьма смерти, которую ты прогнала, настигнет тебя и поглотит. И, когда я тебя нашёл, то на мгновение подумал, что ты умерла… поэтому, когда понял, что нет — я был готов для тебя на всё.
— Вот ведь, — отозвалась она, хмыкнув и посмотрев на харагу. — Слышишь, Деймос, тварь дрожащая, как я прогадала? Могла всё злато мира получить и жизнь ферана сверху, а в итоге? Два снедуга на задницу заработала.
Она сказала это так серьёзно и так недовольно цыкнула, что харага спрятала свою морду под ветку, на которой сидела ведьма, будто провинился, но Рэтар в это время рассмеялся, и зверь поднял на него свой полный недоумения взгляд. В этот момент рассмеялась и Хэла, и теперь харага наклоняя голову, смотрела на них переводя непонимающий взгляд с одного на другого.
На мгновение стало так тепло и хорошо, что показалось, будто ничто не может разрушить эту магию, не сможет отнять это у Рэтара. Но Деймос внезапно ощетинился, зарычал, оскалив клыки, прижался к земле, готовясь напасть.
— Ох, твою ж налево, — горестно проворчала Хэла, сжала руку Рэтара и соскочила с ветки.
Сам феран сидел спиной к Триту, поэтому не видел того, кто помещал им своим появлением и сломал такой хрупкий, полный покоя, момент. Ведьма подняла на него своё лицо, ветка на которой он сидел доходила ей до середины груди — в голове мелькнула мысль, что хочется её поцеловать. Она нахмурилась.
— Кто? — спросил феран.
— Шерга, — прошептала Хэла. — Пойду, а то мои детки его сожрут, и ты мне прикажешь их убить.
— Не прикажу, его могут сожрать.
— Ай-яй, достопочтенный феран, как не хорошо. Закон един, разве нет, — она улыбнулась и хотела уйти, но он не отпустил её руку.
— Хэла, придёшь посидеть со мной, когда я буду работать? — спросил он, а она подняла на него удивлённый взгляд.
— Мешать тебе буду, — ответила ведьма, явно смущаясь.
— Не будешь, — он мотнул головой. — Придёшь?
— А бумага и краски будут? — спросила она, приподнимая бровь.
Рэтар нахмурился.
— Что?
— Дашь мне порисовать? — пояснила Хэла и улыбнулась такой невообразимо прекрасной открытой детской улыбкой, что сердце защемило, а внутри всё взвыло от тоски по ней.
— Порисовать? Дам, — он рассмеялся. — Лошадь мне нарисуешь?
— Нарисую, — Рэтар поднёс к губам её руку, поцеловал почти невесомо, и отпустил.
Хэла подобрала юбки платья и побежала прочь от дерева, задирая по пути бегущего рядом Деймоса, а Фобос сначала недовольно пригнул голову, устремляя в сторону непрошеного гостя полный звериной угрозы взгляд, а потом ринулся наперерез к Хэле.
— Достопочтенный феран, — Шерга обошёл дерево и встал перед ним, поклонившись и положив руку на меч.
Самое противное было то, что внешне Шерга был похож на самого Рэтара больше всех остальных его единокровных братьев. Точнее на того Рэтара, до ранения, до шрама.
Было время, когда их можно было поставить рядом и, при наличии усов и бороды, становилось весьма сложно отличить одного от другого. Только глаза были разного цвета. Одно время Рэтар даже усердно брил лицо, лишь бы никто не перепутал его с Шерга — такая схожесть невыносимо раздражала.
Никто не понимал зачем они терпят его. Зачем держат такого страшного человека так близко, особенно зная, что внутренние качества его оставляют не просто желать лучшего.
Шерга был гнилым и мерзким. Рэтару казалось, что любого другого он бы уже уничтожил, но тут… дело было не в братской крови, нет.
Дело было в том, что Шерга был весьма осторожен. Он всегда оказывался в ситуациях, когда правда была на его стороне, когда нельзя было что-то сказать, предъявить. Он грабил, насиловал, убивал, у него не было морали и совести, он попирал человеческую жизнь — для него это было пустое. Только он сам имел значение.
И конечно он всегда хотел стать фераном.
Однако, в отличии от желания того же Элгора, который скорее из-за юношеской горячности желал получить место, которое когда-нибудь обязательно станет его, просто потому что ему надоедало подчиняться, но не более того, Шерга желал то, что ему было недоступно. Но в своём желании и своём намерении был абсолютно уверен, даже до откровенного вызова.
Сейчас он стоял перед фераном, но вид у него был такой, будто совсем немного и они поменяются местами, поменяются обязательно, просто сейчас время такое и надо перетерпеть.
Все они были настроены против Шерга: Тёрк его откровенно презирал и у него были для этого весомые причины; Мирган ненавидел и был одним из тех, кто искренне хотел свернуть брату шею; Гир мирился, через силу и откровенно радовался, что Шерга не в его отряде, и вот сейчас наверное тихо желает Рэтару кар небесных, за то, что ненавистный братец ходит у него в простых бойцах.
Роар Шерга люто ненавидел, хотя изначально они были достаточно дружны, но потом сцепились не на жизнь, а на смерть, и почти поубивали друг друга, если бы их вовремя не растащили, с тех пор, при упоминании Шерга, у Роара шерсть дыбом вставала и он хотел только одного — убивать.
Элгор же, к их нескрываемому разочарованию, был с Шерга достаточно дружен, вплоть до того, что бронар позволял командиру отряда ферана захаживать в свой харн и наверное несчастные наложницы были этому вовсе не рады, потому как с женщинами Шерга обращался не просто грубо, а жестоко, почти на грани, а порой бесчеловечно, испытывая от этого невообразимое удовольствие.
Сам Рэтар был обстоятельствами вынужден относиться к нему как феран, а значит оценивать по поступкам, которые важны для ферната. И в служении, которому Шерга себя посвятил полностью, равных ему было не так много. В бою он был отличным командиром — хладнокровным и рассудительным. Он не давал спуску простым воинам, но и не отсиживался в задних рядах в тяжёлые моменты, не уходил от схватки. И он хотя бы раз спасал жизни им всем. И Тёрку, и Миргану, и Гиру, и Роару, и Элгору, и, к его отвращению, самому Рэтару.
“Жизнь за жизнь!”
Закон их мира был прост и непреложен. На высшем уровне, на магическом, от него нельзя было уйти или отвернуться. Он был един для всех от простого человека до ферана или самого великого эла.
— Шерга, — внутренне едва сдерживая себя, поприветствовал брата Рэтар.
— Я хотел поговорить, — произнёс тот и как же хотелось сказать “нет” и уйти вслед за Хэлой, или пойти ощутить отрезвляющий холод воды Нравы. Но вместо этого всего пришлось согласно кивнуть, давая разрешение говорить. — Скоро дом уходит в Зарну, отряд уходит, мой отряд, достопочтенный феран, а я получается остаюсь тут, под Гиром?
