не деланно, возможно, ей и впрямь все равно.
— Ты сказала, почти нигде не была, ты жалеешь об этом, — произношу проницательно, — думаешь, что потеряла все возможности, откладывая их на потом, а тут случился я.
— Жена в любом случае должна находиться подле мужа, — ее лицо ожесточается, эта проблема глубже засела в ней, а, соответственно, и между нами.
— Нет, — медленно качаю головой, — не в любом. Но что же третье? Ведь есть еще и третье, что так волнует тебя.
— Решил поиграть в отгадки? — злится Грейс и вырывается из моих рук, делает шаг назад и снова отворачивается к окну. — Не стоит, я уже поняла, на каком месте в твоей личной иерархии интересов.
— И на каком же? — выгибаю бровь, не сводя с Грейс напряженного взгляда. — Может, поделишься наблюдениями, а то я что–то пока не очень понимаю.
— Ха, — она мимолетно стреляет глазками в мою сторону, — полагаю, такой умный мужчина, уважаемый герцог, отстоявший свое право путем сожжения родовой книги, в состоянии сам догадаться.
— Книга, точно! — восклицаю. В моей голове словно вспышка света озаряет сознание, и я наконец понимаю, что не так. — Ты решила, что я сжег фолиант, чтобы обезопасить себя, думая о тебе по остаточному признаку.
Договариваю, и аж легче становится. В первую секунду. Но вот во вторую уже не очень.
Грейс
Артур озвучивает все мои обиды вслух, раскладывая их по полочкам, а мне от чего–то становится стыдно. Очень глупо, как будто я не права.
Да я всегда права!
Но вот последнее, с сожжённой книгой… У него сейчас такой вид, словно это я его только что ужасно обидела. Может, и впрямь не стоит все видеть в столь однозначном свете?
Но как еще я должна понимать факты? Меня в последнее время окружают мужчины одной семьи, которых интересует лишь главенство над этой самой семьей. И все они, да–да, все, Артур не исключение, идут к своей цели нечестными путями. В благородство и самопожертвование слабо верится.
Да что говорить о сейчас, во всех моих заказах были эгоистичные побуждения у женихов. Я ни в коей мере не осуждаю, сама не являюсь примером для подражания, но в ситуации с Артуром мне обидно. Получается, если бы не наши браслеты, оставаться мне здесь с Филипом.
— В общем–то так бы оно и было, — киваю, наконец отвечая, — ведь иначе ты бы сюда не переместился. Это факт.
— Грейс, — Клемондский делает шаг ко мне, но я отхожу назад, — все не так, — на его лице отображается боль, — совсем–совсем не так! Я ужасно переживал за тебя, места себе не находил. Я Карла и матушку запер и приставил к ним стражу на всякий случай!
— Серьезно? — почему–то сведения об этом факте вызывают улыбку против воли. — Мадам под замком? Мне точно следует покинуть твое поместье, я могу пожить в гостинице некоторое время, главное, чтобы она не знала, какой.
— Мама не такая ужасная, — произносит Артур обиженным тоном. — Правда, ядовитый цветок ее рук дело, — добавляет сконфуженно.
— А–хах, Артур, я просто знаю женщин, мы бываем коварными, — искренне веселюсь.
–— Но ты не такая, ты на нее не похожа, именно этим ты мне и понравилась, когда я встретил тебя впервые в городе. Ты грустила, прямо как сейчас, грустила, но всеми силами делала вид, что все хорошо. Но я–то видел твои глаза.
— Стоп, что? — невольно делаю еще один шаг назад. В голове идет напряженная работа. — Это ты тот парень! С яблоками! Но я тогда совсем ничего не понимаю, — хмурюсь, — не похоже на тебя, уж извини.
— Ты не веришь, — Артур горько усмехается, — впрочем, я сам в этом виноват. Конечно, никто в наше время не верит в любовь с первого взгляда, особенно если герой романа — циничный герцог. Да я и сам не буду рассказывать о таком. Но симпатию ты во мне вызвала, это истинная правда. А на лжепомолвке Филипа что–то окончательно щелкнуло в моей голове, и там сразу выстроился план.
— Это очень странно, — хмурюсь, — и совсем непонятно. И эти браслеты еще, — задумчиво смотрю на свои руки.
Артур вдруг опускается передо мной на колени, берет мои запястья и нежно целует их.
— Я не умею признаваться в чувствах, но пусть Свет меня пронзит прямо на этом месте, если я думал о сохранении герцогства больше, чем о тебе. Та книга, она вызвала сильный приступ раздражения тем, что не содержала ничего полезного, что бы могло спасти тебя. Я был в жутком отчаянии. Ты моя жизнь Грейс, я бы убил Филипа. Я до сих пор хочу это сделать, но сдерживаюсь только потому, что боюсь напугать тебя.
Клемондский смотрит так искренне, слова его так прекрасны, а я не знаю, что сказать. У меня не припрятано тайной истории, я не помнила о том парне с яблоком на лавочке, я просто почему–то раз за разом оставалась с нынешним Артуром и прощала ему его недомолвки. Обман я тоже простила.
И все же, как сложно. Ведь я до сих пор не хочу жить в столице за спиной мужа, даже такого благородного и готового меня спасать в любой ситуации.
— Встань, Артур, обнимемся, что ли, — произношу наконец.
— Почему ты плачешь? — спрашивает он, поднявшись на ноги и прижав меня к себе. — Не веришь? Понимаю, я сам довел.
— Нет, — качаю головой, — дело не в этом. Давай просто помолчим вот так, обнявшись.
Время на сентиментальности быстро проходит, нужно отходить друг от друга и заниматься Филипом и нашим дальнейшим вызволением из неизвестного захолустья. О словах и откровениях Артура я подумаю как–нибудь потом.
Других людей в доме не оказывается, к счастью. Новых противников мне совсем не хочется, хотя Клемондский рвется в бой. Он вообще очень воинственный и не отпускает моей руки ни на секунду.
— Подмога, конечно, прибудет, но не прямо сейчас, — поясняет он свои действия, — а я не готов терять тебя еще раз.
— Да куда я денусь, — отвечаю со слабой улыбкой.
Как–то слишком много навалилось в один день. Филип, портал, браслеты, откровения Артура. Мозг буквально кипит от переизбытка информации, а душа хочет закрыться и посидеть немного в тишине и спокойствии. Понятия не имею, как относиться ко всему сказанному Клемондским. И, кстати, признания, того самого,
