кивает, разворачивается к выходу, но резко передумывает, в два шага возвращается ко мне, порывисто целует и сжимает в объятиях.
— Я бы не смог жить, если бы потерял тебя, — произносит горько. Я не знаю, что ему ответить, это очень серьезное признание, хотя и не совсем то, которое ожидают услышать девушки. — Просто отдыхай, — добавляет после секундного молчания, целует в висок и уходит.
— Буду отдыхать, — растерянно киваю, смотря на закрывшуюся дверь.
Да что мне еще делать? Гулять уже поздно идти, да и страх еще силен. Значит, только есть и отдыхать.
Артура нет очень долго, ложусь спать на своей половине покоев, но мозг никак не хочет отключиться, все подсовывает мне и подсовывает страшные картинки. Казавшаяся до этого просторной и удобной кровать вдруг становится холодной и твердой. Ворочаюсь без сна, теряя последние силы.
В итоге не выдерживаю и иду в комнату Клемондского. Его половина покоев выполнена в светлых тонах, что мне видится гораздо более жизнерадостным, чем синие краски у меня. Без зазрения совести ложусь в его кровать и сворачиваюсь калачиком прямо посередине. Как ни странно, но на этот раз сон приходит.
Но все равно он довольно беспокойный, я бегу куда–то, боюсь, что меня догонят. Привычной безмятежности, свойственной качественному сну, нет. Но в один миг все меняется.
Сквозь полудрему я чувствую, как меня прижимают к себе теплые руки Клемондского, и мгновенно успокаиваюсь, забывшись крепким сном.
На следующий день я снова одна. О совместно проведенной ночи напоминает лишь смятое покрывало, да записка на тумбочке у кровати.
— Было восхитительно спать с тобой, повторим? — читаю вслух.
А под листком роза. Очень мило и романтично. Хотя и несколько двусмысленно.
Беру цветок и с наслаждением вдыхаю его аромат. Некстати вспоминается подарок Белатрис с ядовитым растением, но я быстро прогоняю тяжелые мысли.
Встаю с кровати и подхожу к окну. Очевидно, что погода чудесная, незачем сидеть в четырех стенах. Немного нервничаю при мысли о том, что мне нужно выйти во враждебный мир, но усилием воли заставляю себя успокоиться. Едва ли еще что-то серьезное произойдет в поместье.
— Помогите мне, — шепчу, сжимая свой амулет на выходе из спальни и сразу же едва не сталкиваюсь с Эдмондом. — Ох, ты меня напугал.
Сердце стучит, как сумасшедшее, зато я явно взбодрилась от полученных эмоций.
— Простите, госпожа, я лишь хотел накормить вас завтраком, — винится слуга.
— А я думала перекусить в столовой. Или там никого нет, наверное, да? Не за чем накрывать стол на меня одну, это логично, — произношу задумчиво.
— Почему же, мигом организую! — воодушевляется Эдмонд, но почти сразу сникает. — Правда, там, возможно, мадам, но она могла и уйти уже.
— Ох, тогда я просто обязана составить ей компанию! — произношу воодушевленно и уверенно шагаю вперед.
Значит, свою мать Артур отпустил. Что ж, это закономерно. Я бы своих, наверное, даже не осмелилась где–то запереть. Завтрак с ней, конечно, едва ли будет приятным, но мне нужно активнее выбираться из кокона страхов и тревоги.
— Доброе утро, Белатрис, — громко здороваюсь, заходя в столовую, — и приятного вам аппетита!
— Скорее уж добрый день, Грейс, — произносит она недовольно, — но спасибо.
— Может и день, — отвечаю, занимая место напротив, — однако, вы, я смотрю, завтракаете, значит, сегодня поздно встала не только я.
— Интересно, почему же я так поздно проснулась? — язвительно спрашивает она. — Быть может, потому, что мой сын выпустил меня только утром? А что я делаю в одиночестве в столовой? Ах да, теперь моя собственная прислуга отказывается приносить мне завтрак в личные покои.
Несколько секунд молча смотрю на мать Клемондского, пытаясь понять, какие же эмоции она во мне вызывает. А никаких! Даже после открывшейся правды с цветком. Совесть меня тоже совершенно не мучает от того, что косвенно по моей вине мадам перестала быть главной в собственном доме. Сама виновата.
— Возможно, не стоило пытаться отравить невесту единственного сына, — пожимаю плечами и беру тост. — Но лично я, например, не вижу проблемы. У меня вообще нет постоянной прислуги, и живется мне при этом замечательно.
— Еще скажи, что сама ходишь в лавки закупать себе продукты, а потом готовишь, — с раздражением выплевывает мать Клемондского.
— Да, иногда хожу сама, иногда этим занимается приходящая помощница, — спокойно киваю, — ничего такого в этом не вижу. Наоборот, подобная прогулка расслабляет. Вам бы попробовать как–нибудь, а то сидите в поместье, цветами всякими закупаетесь от скуки.
— Что ты о себе возомнила, девочка? — чуть ли не шипит Белатрис. — Думаешь, главной стала? Я тебя разочарую. Я тоже когда–то так считала, а потом мой супруг предпочел мне службу и новые увлечения, а я уже была связана обязательствами. Если ты полагаешь, что сможешь вернуться к своей прежней беззаботной жизни, то ты глубоко ошибаешься.
Теперь я молчу дольше, обдумывая слова мадам Клемондской. Есть в них разумное зерно, как ни крути.
— Вы абсолютно правы, Белатрис, абсолютно, — киваю. — Женщина в браке — существо весьма зависимое, иногда даже больше, чем женщина под опекой родителей. И все–таки я рада, что познала вкус свободной самостоятельной жизни.
— И зря, девочка, — она качает головой, — зря ты этому радуешься. Не вылетая из золотой клетки, легче смириться с новыми оковами, а вот побыв на воле…
Между нами повисает напряженное молчание. Каждая думает о своем и в то же время я уверена, что наши мысли перекликаются.
— Ладно, спасибо за приятную компанию, надо будет в обед повторить, — поднимаюсь на ноги, — пойду я, займусь чем–нибудь, правда, не знаю толком чем.
— Вот и я не знаю, — с грустью в голосе говорит мать Артура.
— Разве вам не надо заниматься поместьем? Вы же обычно на хозяйстве и как будто довольны.
— Я официально отстранена, — усмехается мадам, — теперь я гостья в собственном доме.
— Что ж, тогда, может, прогуляемся вместе по саду? Или съездим в город? Хотя нет, к этому я пока не готова, — торопливо передумываю.
Белатрис смотрит на меня несколько секунд в недоумении, а потом вдруг отвечает с улыбкой.
— Идем, девочка, терять мне больше нечего.
— А мне хотелось бы остаться живой и здоровой, — добавляю с опаской, думая, что предложила несусветную глупость.
Кто ходит гулять под ручку с дамой, которая хотела серьезно покалечить.
— Расслабься, козни в прошлом. Мой сын доходчиво объяснил мне, кто у него на первом месте.
