губ и языка, невестушка белобрысая. Сосет его хер, причмокивает, на любимого своего глазками мыргает, любит его в конце-то концов. А он тут мне зубы заговаривает, кобелина. И вот это все меня и ждет? Просто аттракцион невиданной щедрости с его стороны и предел мечтаний для убогой ведьмы с Асахо, да?
Сейчас, спустя два года все это вспоминать почти смешно, а тогда было адски больно. Нет, не подумайте, я к нему не остыла, хотя вообще не понимаю почему. Наоборот, мои чувства к этому мудаку со временем только набирали обороты, но я с ними смирилась и научилась жить, принимая простую правду — мы никогда не будем вместе. И вот тогда я еще сдержалась, дала отпор:
— Кил, душка, ну ты угомонись уже со своими порывами. То же не я была, то мной управляла маманя моя окаянная. А теперь-то я свободный человек. Полно тебе, покувыркались и довольно. Ты в накладе не остался, а мне продолжения не хочется. Ну, вот от слова «совсем», понимаешь? Ну, не впечатлил ты меня, прости. Да и не привыкла я общественным хером пользоваться. Я девушка, знаешь ли, с запросами — мне нужен только эксклюзив, и я его найду, не переживай.
Как он на меня тогда посмотрел! Как будто это не он меня оскорбил своим гадким предложением, а я его в дерьме вываляла. Чувырло патлатое!
— Тогда удачи в поисках, — и ни один мускул на его лице не дрогнул. Ну а чего я, собственно, хотела, чтобы он разрыдался и признался мне в вечной любви и верности? Да три ха-ха!
— И тебе. Бывай, Килиан.
И он развернулся, и ушел. А я, оставшись дома, в новой квартире, подаренной Великим, ревела белугой, да так сильно, что казалось от отчаяния и унижения, проще вырезать себе сердце на живую, чем терпеть всю эту грязь. Я напрочь в нем увязла, заболела, отравилась и не знала, как научиться просыпаться каждое утро без мыслей о патлатом мерзавце. Не знала, но планировала обязательно этому научиться.
Но не получалось. Стоило мне только появиться в Храме Ра, как этот умопомрачительный мудак пренепременно оказывался тут как тут. Уж не знаю, совпадение или нет, но он мельтешил у меня перед глазами постоянно. И нет, он больше не пытался уговаривать меня стать своей официальной постельной грелкой, не протягивал ко мне конечности и даже в сторону мою не смотрел, будто бы я вообще пустое место. Но мне и видеть его было достаточно, чтобы снова и снова, приходя в тишину и одиночество своей квартиры, задыхаться от тоски по несбыточному и медленно умирать.
Я хотела его любви, но получала ровным счетом полнейшее ничто. И тогда, в эти бесконечные часы душевных метаний, я понимала, что вот так жить всю оставшуюся жизнь не хочу. И каждый проклятый день я тряслась от страха услышать о назначенной дате его свадьбы.
Иногда, в своих самых страшных кошмарах я видела, как мне приходит резное изящное приглашение на долгожданное торжество, на праздник двух молодых, влюбленных сердец, что решили связать себя узами священного союза. И тогда я просыпалась от собственного крика, полного такого удушающего отчаяния, что и передать сложно. Это было смерти подобно, и я ненавидела себя за эту глупую, незатухающую надежду на непонятно что. Дура! Тысячу раз дура и махровая больная идиотка!
И я больше не хотела такой жизни. Я не хотела такого убогого существования, где я никому не нужна, где даже родная мать родила меня чтобы только использовать мое тело. Что уж говорить про мужчину, в которого я имела неосторожность влюбиться?
Я больше не хотела быть безвольной игрушкой в руках спятившей Сорос Балем и ненужной проходящей подстилкой для Килиана Аль-Надира. Я хотела жить полной грудью, любить и быть любимой, а если нет, то и не надо мне ничего.
Не хочу и не буду.
Ванда
— И что, вот так просто ты опустишь руки, да? — вопрос риторический, я их уже опустила. Но Великому приходится отвечать.
— Да брось, Кай, никто в этом мире даже не заметит, что меня не стало. А вот ты выдохнешь, да и жена твоя тоже. Не думаю, что ей по душе, что ты два года со мной по всему Истинному Космосу таскаешься в поисках проклятых алтарей с куском души моей идиотки мамаши.
Секундное молчание, а потом Архонт глубоко выдыхает, трет виски и выдает обманчиво спокойным тоном:
— Отставим в сторону весь этот бред про самопожертвование, мою жену и Вместилища, ладно? И перейдем к истинной причине.
Мое сердце дрогнуло, но вида я не подала, к чему скрывать то, что скрыть от этого человека в принципе невозможно.
— Я не буду плакаться в жилетку, Кай. Но и сердцу не прикажешь! — а в груди так адски ноет, что, кажется, больше терпеть просто нереально. Но нет, терплю и даже дышать получается, не полной грудью, но все же.
— Так дай своему сердцу шанс выбрать что-то другое, что-то стоящее, что-то настоящее, Ванда.
— Но…
— Никаких «но». Сорос ждет тебя только на алтаре, никто не запрещал тебе строить нормальные здоровые отношения. Никто не запрещал тебе хотя бы попробовать. Послушай, умереть ты всегда успеешь. Тебе всего двадцать семь, и ты не одна. Просто дай себе шанс.
Другой мужчина? Как я могу поверить кому-то еще раз после всего того, что со мной произошло?
— Не все такие, как Аль-Надир, — да уж, вести разговор с телепатом так себе мероприятие, — посмотри вокруг, на тебя пускают слюни куча достойных парней, а ты зациклилась на этом…этом…п-ф-ф, на этом дураке! Просто оглянись и выбери любого, а там уже оно само пойдет как по маслу.
И знаете, что я сделала? Да, черт возьми, я прислушалась к Великому и посмотрела по сторонам и, впервые за два года, просто попыталась переключиться на кого-то другого. Получилось ли? Ну, как сказать…
Первую мою попытку звали Амрас Валарим, он был из высших светлых эльфов. Красивый, статный, с пронзительными глазами бирюзового цвета, ласковой улыбкой и серебристыми волосами, в которых, казалось бы, притаился лунный свет. Мы были знакомы давно, он состоял в команде по поиску планет и алтарей, что собрал Великий, но внимания на мужчину я не обращала. А потом поймала его взгляд, такой теплый и такой нежный, и приказала себе позволить случиться всему.
И вот уже Амрас улыбается мне и просит разрешения проводить домой, а потом и вовсе зовет на свидание, прогулки
