несколько болезненный.
Я недавно рассматривала себя в зеркало.
И находила, что при общей миловидности я все же похожа на привидение.
То-то призраки меня не беспокоят. Наверное, принимают за одну из них.
У меня — Эрики, — было довольно милое и свежее лицо.
Правда, после всего перенесенного, после горя, слез, родов и нескольких дней, проведенных в сыром доме, немного бледноватое.
Волосы у меня были, конечно, шикарные. Длинные, вьющиеся, темно-каштановые. Если б не помощь Ивонны, мне нипочем бы с ними не сладить.
Но сегодня я была расчесана и убрана, как приличная барышня.
А Рози, пока я ходила за Итаном, тихонько набрала цветов, и теперь устраивала их у меня в косах.
— Ох, Рози, — я покосилась на ее подогнутую ножку. — Какая ж ты непоседа…
Рози, стоя в траве на одной ноге и не прекращая своего занятия, продолжала устраивать ромашки в моих волосах, лишь беспечно пожала плечами.
— Я думаю, все уже зажило, — солидно, с уверенностью маститого ученого, ответила она. — Даже если я стану ходить, нога уже не вывернется неправильно.
— Это откуда такая уверенность?
— Мне хозяин дома сказал, — ответила она. — Он сказал, что дул мне на ножку и помогал ей заживать.
Я улыбнулась.
Это было бы очень мило и очень кстати, если б было так.
— И все же, давай потерпим еще неделю, — попросила ее я. — Очень хочется, чтоб все хорошо зажило и больше не беспокоило!
Рози снова беспечно пожала плечами.
— Мне, конечно, не очень нравится кататься на этом кресле, но давай, — покладисто ответила она. Потом подумала немного и с осторожностью спросила: — А когда я подрасту, ты меня сделаешь горничной? Какой я была у госпожи Зина?
Я с удивлением посмотрела на нее.
— С чего ты взяла?
Девочка замялась, опустила взгляд. Кажется, этот разговор давался ей нелегко. Поэтому она допрыгала до своего кресла и уселась в него, чтобы чувствовать себя уверенней.
— Ну-у, — неопределенно ответила она, — огненные мальчики за меня переживают. Я же им рассказала, почему у меня ножка болит. И они беспокоятся, что ты тоже захочешь меня сделать прислугой. А я… я такая растяпа! Так бабушка говорит. И мальчики переживают, что вдруг я натворю что-нибудь. И ты рассердишься.
Вопрос был серьезный. Кто б его ни задал, огненные мальчики или сама Рози. И я задумалась.
— Нет, Рози, — после некоторого раздумья ответила я. — Пожалуй, прислугой тебе не быть.
— Но как же, — она с удивлением развела руками.
— Я хотела бы назвать тебя дочерью, — продолжила я. — Но это было бы неуважительно по отношению к твоим родителям. Поэтому, пожалуй, у меня ты будешь воспитанницей.
— Это как? —удивилась Рози.
— Думаю, — серьезно ответила я, — если я, — если я буду врачом, наш дом со временем приобретет хорошую репутацию…
— А ты ведь очень хороший врач! — поддакнула Рози.
— …И если мы сумеем выбраться из нищеты, — продолжила я, — то я постараюсь дать тебе хорошее воспитание и образование. Как любой девушке их приличного дома. И, со временем, думаю, ты войдешь в круг приличных барышень города. Ну, и замуж удачно выйдешь.
— А ты? — вдруг спросила Рози.
Этого вопроса я не ожидала. Мне показалось, что щеки, нагретые солнцем и чуть тронутые первым загаром, так и вспыхнули. Даже нос покраснел.
Как хорошо, что я сижу на солнце, и Рози не заметит моего смущения.
— Боюсь, что меня никто замуж не возьмет, — как можно серьезней и спокойней ответила я.
— Даже Синеглазка? — весело спросила Рози.
Я вспыхнула еще сильнее.
От невинного напоминания ребенка у меня сладко заныло сердце. Я словно снова коснулась руки герцога, уловила его запах, почувствовала тепло, исходящее от него.
Руки мои задрожали, потому что я всем телом ощутила его присутствие. Будто он рядом стоял, за моей спиной.
— Синеглазка лорд, — ответила я тихо. — И герцог. Слишком важная птица даже для приличной девушки. Не то, что для меня.
— Но ты очень приличная! — уверила меня Рози простодушно.
Я усмехнулась.
— Спасибо, Рози. Но твоего мнения маловато, чтоб он в это поверил и захотел со мной иметь какие-то дела.
— Да? А зачем же тогда он приехал?
Меня словно кипятком окатили! Каждый нерв в моем теле отозвался невыносимой, но сладкой болью. Радостью встречи, от которой я готова была захлебнуться, и горечью понимания, что его привело сюда, скорее всего, дело.
«Вести о его больном друге, — уговаривала я себя. — Не стоит так сильно радоваться!»
Кристиан и в самом деле появился из заросшей аллеи, раздвигая плечами зеленеющие ветви деревьев. Он приехал на повозке — ее я рассмотрела у него за спиной, невдалеке.
Это была крепкая, новая повозка. Но совсем ему не приличествующая. Не его элегантный экипаж, а прям тележка, запряженная крепкой, плотной такой лошадкой.
Впрочем, его породистый длинноногий скакун был привязан к этой тележке позади.
А сам Синеглазка Кристиан — я уже говорила, что, несмотря на породистую хрупкость, он был все же достаточно крепким и сильным мужчиной? — нес люльку. Деревянную кроватку, выкрашенную в белый цвет.
Этого только не хватало!..
— Милорд?
Не помню, как оказалась на ногах.
Присела в реверансе, склонив голову, перед ним.
В глазах темно, сердце отчаянно колотится. Но я изо всех сил старалась удержать скромный, спокойный и невозмутимый вид.
— Вот как! Милорд, значит, — произнес он весело, остановившись и поставив детскую кроватку у своих ног. — Уже не Синеглазка?
Я готова была сквозь землю провалиться.
— Прошу прощения за вольности, милорд, — сдержанно ответила я, снова поклонившись. — Это было… в момент наивысшего напряжения. Ситуация была волнительная, согласитесь? Поэтому я и позволила себе некоторые вольности. И прошу за них прощение.
Он посмеивался, рассматривая меня. Его глаза так и сияли небесной насыщенной синевой.
Ах, как он был хорош в этот момент!..
— Хотел бы я, чтобы вы назвали меня так в другой наивысший момент, — проворчал он.
Мне показалось, что мои уши сейчас вспыхнут факелами.
На что это намекает этот бесстыдник?!
И слава богу, Рози не понимает… Хотя какое слава богу, она все Ивонне передаст, а та уж пояснит, что к чему… а если не пояснит, то мне выскажет, что такие разговоры недопустимы!
—
