императрицы. — А ну, полезай обратно, зараза, пока я тебя самого не засушила и не съела! Как твой хозяин — воблу у себя в тумбочке!
— Ми-и…
— Никаких «ми»! Лекс, твою мачеху, не смей отключаться! Ты слишком тяжелый!
— А магия тебе на что, любовь моя? — Лекс, заполучив в объятия сразу кота и меня, как-то подозрительно расслабился. Его то и дело пробивало на неуместное хихиканье, ноги окончательно заплелись, и он всем немаленьким телом повис на моих плечах.
— Эта магия может максимум обрушить тут все к едрене фене, — пропыхтела я, волоча этот чертов цирк подальше от опасности чуть ли не на закорках. В одной руке муж, в другой кот. — В мои планы самоубийство пока не входит!
— Зато сливать огромные объемы в каких-то левых карателей ты научилась мастерски, — пробормотал недовольно Лекс. — Попробуй подпитать и меня, дорогая. Только не перестарайся. В отличие от твоего каменного питомца, во мне слишком много хрупких деталей.
Я ненадолго остановилась, прислонила мужа к стеночке, а кота перехватила под мышку. Всмотрелась в шальные лунные глаза и ка-а-а-ак зарядила ревнивцу щелбан! Да не простой, а вполне себе магический. Можно сказать, исцеляющий.
И тут же сама перепугалась, когда Алексин болезненно застонал и схватился за голову.
— Лекс! Я что?! Перестаралась? Там же щепотка была! Лекс! Ты как?
— Как с жестокого похмелья, — прохрипел муж. — Причем похмелье это произошло во время шторма на деревянной лодочке в открытом океане! Кажется, вестибулярный аппарат приказал долго жить.
— Уф, ну если остришь, не так все и плохо.
— Никогда — слышишь?! — никогда больше не направляй поток своей силы магу через мозг! Там же самые мелкие и хрупкие магические каналы! Если бы не мизерное количество магии, был бы у тебя не муж, а овощ! — тяжело выдохнул Лекс. — Тем не менее сил у меня теперь достаточно. Можно и пошалить. Трам-пам-пам! Как там говорил этот серый? Щас спою!
— Едритицкая сила, какое на фиг похмелье, ты же прямо сейчас пьяный! — ужаснулась я. — Не мог раньше про мозг предупредить?! Откуда я должна знать, что он у тебя там есть, и даже не костный?!
Ругалась я от безвыходности. И от злости на себя. Все понятно, не было у меня с момента попадания ни одной секунды свободной, чтобы сесть и заняться обучением. Точнее, недавно маленькое времечко на это выпало, так я именно что с Элоди и тренировалась держать контроль. Но про мозги, деление силой и прочие тонкости мне никто ничего не объяснял!
Теперь у меня под мышкой восьминогий кот, на плече пьяный в зюзю муж, который задумал что-то намагичить, вокруг подземный ход с неясными перспективами, а на хвосте злая императрица! Умереть не встать!
— Не смей петь! — первым делом прошипела я, с натугой волоча Лекса по подземельям прочь от казематов.
— Почему? — обиделся муж. — Я, между прочим, отлично владею своим голосом. И могу спеть всё что угодно, от колыбельной до серенады!
— Потому! — Пришлось дать ему коленом под мягкое место, чтоб не упирался, гад такой. Он, кажется, всерьез вознамерился воевать с погоней, а не просто драпать от нее куда подальше.
— Ну можно хоть ма-а-аленькое землетрясение организуем, а?
— Лучше потрать всё на свое лечение и начинай бежать без моей помощи! — Я уже откровенно выдохлась тащить на себе двух слонов: одного разговорчивого, другого пушистого.
— Хм… — Алексин ненадолго затих, покорно перебирая ногами, а потом воскликнул: — О… придумал!
И вся накопленная мужем магия внезапно полетела в Ваксу. Бедный котопаук издал странные звуки, что-то среднее между «мяу» и трехэтажным петровским загибом, и начал резко увеличиваться в размере. Пока не стал ростом с хорошего быка, который едва помещался в проходе. Шерсть его из рыжей стала угольно-черной, глаза сверкнули зеленым огнем в полутьме прохода, а из пасти неожиданно вылезли такие внушительные жвалы, на конце которых вязкими каплями плавился яд, что у меня едва обморок не приключился. Я не боюсь пауков, но…
— Солнышко мое. Мурчик мой. Жопка пушистая! Ик! — На лице Алексина появилась глупая пьяная улыбка. — Ты не доел свои сушеные лапки. Их наверняка забрали эти плохие люди!
— Р-р-ряу! — сказал котопаук и сам удивился своему голосу. Потопал лапами, покрутил головогрудью и каждым из восьми глаз отдельно. Пошевелил ушами… — Р-р-ря-а-а-а-а!
Восемь ног размазались в воздухе, с такой скоростью продолжавшее расти чудовище рвануло обратно по подземному ходу. Нескольких секунд не прошло, как оттуда послышался звук ломающейся стены прохода, его рев, лязг оружия и чьи-то панические вопли.
А пакостливый муж с довольным видом потер ладони и улыбнулся до ушей:
— Вот. Теперь можно спеть? Нас все равно не услышат.
Я молча похлопала глазами, посмотрела на Лекса, на коридор, ведущий в ад с криками, стонами и паучьим рыком, вычленила из этой какофонии женский голос и бессильно осела у стены.
Приехали. Если это восьминогое чудовище сожрет «лапки» императрицы, я, конечно, не особенно огорчусь. Но что скажет император?
Глава 42
— Какое… уникальное явление. — Юльвар стоял над поваленными на кровать, будто бревна, мужчинами и сам, слегка покачиваясь, болезненно потирал переносицу. — Только вы, леди О’Райли, могли довести двух, не побоюсь этого слова, сильнейших мужчин империи до состояния бесполезных слизней.
— Она Ян…кастер! — сквозь полузабытье пробормотал муж и снова уткнулся носом в рукав моего платья. Ткань тут же поменяла цвет с нежно-розового на зеленый в бордовый горошек. Я тоже вздохнула и погладила Алексина по голове, а затем повторила то же самое с макушкой Нейтана.
Последний был в полном отрубе. Но, судя по блаженной улыбке, даже во сне не покидавшей его лица, серому рыцарю все нравилось. Не удивлюсь, если он захочет повторить. Главное, чтобы не подсел. Даже не знаю, как будет называться такой вид зависимости — магоголизм?
Самое обидное, что дорогому мужу понадобилось гораздо меньше времени и моей магии, чтобы так набраться. Нет, он не протрезвел в подземелье. Даже когда его котопаук вернулся к нам весь покрытый кровью, пылью, опилками и с обрывком императорского платья в жвалах.
Я даже боялась думать, что
