— Здесь утро, значит на Аляске — ночь, — заметила она.
— Вероятно, стоит подождать.
Сабин не выказал милосердия.
— Набирай.
— Но…
— Я не понимаю твоего нежелания. Ты их любишь. Ты хочешь, чтобы они пришли сюда, даже поставила такое условие прежде, чем согласилась остаться со мной.
— Знаю, — она провела пальцем по сияющим цифрам на маленьком, черном устройстве. Ее чувство вины возвратилось. Вина за то, что она заставила своих любимых сестер ждать от нее новостей, — и если они не знали, что ее забрали, простого сообщения от нее.
— Они станут винить тебя в том, что случилось? Захотят наказать тебя? Я говорил тебе, что не позволю им.
— Нет. — «Может быть». Она знала точно, что они потребуют от Сабина позволения участвовать в войне, как он и хотел. Они захотят получить свежевыдранные горла Ловцов на блюде. Но если их ранят из-за Гвен… она будет ненавидеть себя всю жизнь.
— Звони, — приказал Сабин.
«Возьми себя в руки», подумала она. Со вздохом, она набрала номер Бьянки. Из трех, Бьянка была самой доброй. И добрая, в случае Бьянки означало, что та бы плеснула стакан воды на человека, которого только что толкнула в огонь.
Сестра ответила после трех гудков:
— Не знаю, кто звонит мне с этого номера, но лучше тащи свою задницу или…
— Привет, Бьянка, — ее внутренности болезненно сжались, голос был настолько ужасно знакомым и любимым, что, наконец, слезы полились по щекам.
— Это я.
Наступила тишина, раздался вздох.
— Гвенни? Гвенни, это ты?
Она утерла слезы рукой, чувствуя жаркий взгляд Сабина, которые едва ли не пожирал ее глазами. О чем он думал? Он был воином, а проявление ее слабости, — еще одной слабости, — вероятно, вызвало его отвращение. И это хорошо. Правда. Они целовались и касались друг друга в душе, и она была готова к большему, взять больше, взять всё, отдать всё. Несмотря на то, каким мужчиной он был, и вещи, которые он говорил ей, вещи которые он в конце концов сделает с ней.
— Эй, ты еще здесь? Гвенни? С тобой всё в порядке? Что происходит?
— Ага, это я. Единственная и неповторимая, — наконец ответил он.
— Боги, девочка. Ты знаешь, сколько времени прошло?
Двенадцать месяцев, восемь дней, семнадцать минут и тридцать девять секунд.
— Я знаю. Так как ты?
— Лучше теперь, когда я говорю с тобой, но чертовски разъярена. Тебе придется заплатить, когда Талия найдет тебя. Некоторое время назад, мы позвонили тебе домой, знаешь, чтобы поздороваться и посыпать угрозами, отшлепать тебя, если не вернешься домой. Никакого ответа. Так что мы позвонили Тайсону. Он сказал, что съехал и не знает, где ты. Мы искали, искали, по всему чертовому миру, но безрезультатно. Наконец, мы лично посетили Тайсона, и он сказал нам, что тебя похитили.
— Вы его пытали? — она не злилась на него, не хотела ему навредить. Он просто защищался, это она понимала.
— Ну… может слегка. Хотя мы не виноваты. Он заставил нас зря потратить драгоценное время.
Она застонала, представив Бьянку, волосы, заплетенные вокруг головы, янтарные глаза сияют, красные губы сложены в кривую улыбку, и она не могла не улыбнуться.
— Он жив. Да?
— Прошу тебя, девочка. Как будто мы опустились бы до того, чтобы убить этот слабый мешок с дерьмом. Я никогда не понимала, что ты в нем нашла.
— Хорошо. Он не знал, где я. Правда, не знал.
— Ладно, кто тебя похитил? Как ты их наказала? Они мертвы, я права? Скажи мне, что они мертвы, сестричка.
— Я… об этом расскажу. — Правда.
— В другой раз, — и снова правда.
— Слушай, — добавила она прежде, чем Бьянка бы стала расспрашивать ее о подробностях. — Я сейчас в Будапеште, но я хочу увидеться с вами. Я скучаю по вам, — вот тут, наконец, ее голос сорвался.
— Тогда возвращайся домой, — Бьянка никогда ни о чем не просила, — насколько Гвен было известно, — но казалось, что сейчас она начнет умолять.
— Мы хотим, чтобы ты вернулась домой. Нас почти уничтожило то, что мы не знали, где ты. Мама переехала несколько месяцев назад, так как мы не переставая докучали ей, разговаривая о тебе, так что тебе не стоит переживать о холодном приеме.
То, что она заставила их ждать дольше, чем необходимо… снова она почувствовала вину, даже пуще прежнего, и Гвен скрутило от стыда.
«Я это сделала. Я сотворила это со своей сильной гордой сестрой».
— Мне наплевать на маму, — И ей в самом деле было наплевать. Они никогда не были близки.
— Но вам придется приехать ко мне. Я сейчас с гм… Повелителями Преисподней, и они хотели бы с вами познакомиться. Ты знаешь, это те парни с…
— Одержимые демонами? — Бьянка закричала от волнения, потом вдруг помрачнела:
— А что ты с ними делаешь? Это они тебя похитили? — ее тон обещал убийство.
— Нет. Нет. Они хорошие парни.
— Хорошие парни? — сестра рассмеялась.
— Ну, чем бы они не были. Они не похожи на твою обычную компанию. Если ты только за прошедшие полтора года коренным образом не переменилась?
Не совсем:
— Просто… вы придете?
Не задумываясь, Бьянка ответила:
— Мы отправляемся, сестричка.
Кухня выглядела так, словно в нее угодила бомба. И взорвалась там.
«Голодные воины — дикари», подумал Сабин.
До того, как спуститься, он всем написал сообщение, — боже, как ему нравились технические новшества. Он даже технофоба Мэддокса втащил в XXI век, созывая встречу в полдень, чтобы обсудить то, что Ловцы рассказали о демоне Недоверия и школе-интернате для наполовину бессмертных детей, а также об ожидающемся появлении сестер Гвен.
Сестры. На глаза Гвен навернулись слезы в тот момент, когда одна из Гарпий ответила на звонок. Ее глаза поменяли цвет с ярко-золотого на расплавленное золото. Облегчение, надежда и грусть отразились на ее лице, и Сабин едва поборол желание подойти к ней, обнять и успокоить. Ему пришлось собрать волю в кулак, чтобы удержаться на месте.
Он надеялся, что дальше день будет полегче. Закрыв дверцу холодильника, он почувствовал теплый воздух и посмотрел на Гвен, которая уставилась на мраморные полки. Или, может быть, на чистую, стальную раковину, вероятно размышляя, как такой старинный дом был так осовременен, и в то же время кое-где нетронут.
Он тоже об этом задумывался, когда только прибыл в Будапешт пару месяцев назад. Он и сам ввел несколько нововведений с тех пор, как переехал, к тому же планировал набить всю эту громадину сверхсовременными «примочками». Он побывал во всех уголках мира, организовывал операции во многих местах, но эта крепость быстро стала его домом.
