Я подняла голову:
— Будешь стоять и смотреть, как я ем?
Бахат не распознала слету ловушку в моих словах — я говорила вовсе не на тахве.
— Так положено, муфади.
Она ответила, но только теперь поняла, что попалась. И побледнела еще больше.
Я с трудом сдержала улыбку:
— Ведь ты из Альянса?
Она замялась, опустила голову, но тут же вздернула остренький подбородок:
— Не имеет значения, откуда я, муфади. Гораздо важнее — где я. На благословенной Всевышним земле.
— Значит, ты счастлива здесь?
— Я всем довольна.
Я пожала плечами, отхлебнула кофе и отставила чашку. Кофе в этой духоте — выше моих сил. Единственное, что я хотела — газировки со льдом. Не смотря ни на что. Даже жестокий урок не изменил моих вкусов.
— Меня зовут Мелисса. А тебя?
— Бахат, муфади.
— Так тебя назвали здесь. Но до этого ты носила другое имя.
— Другое имя принадлежит другому человеку. И я не хочу это вспоминать. Я жила в темноте.
— А сейчас?
— А сейчас я под защитой Всевышнего.
Я не могла понять, что это. Маска для того, чтобы выжить, или здесь ей впрямь так промыли мозги?
— Как ты оказалась здесь, Бахат?
— Всевышний указал путь. Но я была глупа, и не сразу сумела это понять.
Я открыто посмотрела в ее лицо:
— Ты, правда, веришь в то, что говоришь?
— Разве можно не верить в истину, муфади? Все приходит со временем. И ты тоже однажды поймешь, как глупа была прежде. И обретешь спокойствие, нимат альжана.
Вот теперь я поняла… Толстая Масабих подсунула мне проповедника. Неужели, впрямь надеется, что мои воззрения сможет изменить фанатик-ренегат? Как вообще во все это можно всерьез верить?
— Для чего Масабих-раиса прислала тебя сюда?
— Уважаемая Масабих-раиса считает, что я, как бывшая соотечественница, смогу лучше объяснить тебе наши порядки. Что ты охотнее прислушаешься ко мне.
Но я, все же, не верила Бахат. Казалось, она тараторит, как школьник, зазубривший урок. Будто в ее словах было мало понимания, мало искренности. Да ее там вовсе не было. Я видела закаменевшее лицо, стеклянные глаза. Лишь губы шевелились, как у синтетической куклы. Что они делали с ней? Ее прислали, как назидание. Думаю, Масабих заметила тогда в бане, как я смотрела на ее покалеченную руку.
Я все же не сдержалась:
— Что случилось с твоей рукой, Бахат?
Она напряглась и тут же спрятала руки за спину:
— Всевышний не только благословляет, но и наказывает. По вере и по поступкам. Это было нужным уроком, муфади.
Я не ожидала принципиально другого ответа. Может, потом. А, впрочем… неужели мне есть до этого дело? Я сама висела на волоске. Увериться в том, что со мной может произойти то же самое? Я и так уже верила в это.
— Почему ты называешь меня муфади? Что это значит?
— Фаворитка. Ты была в покоях господина. И эти комнаты всегда принадлежали только муфади.
Я шумно выдохнула, чувствуя, как все напряглось внутри:
— К счастью, я не муфади. И, надеюсь, никогда ею не стану.
Бахат посмотрела на меня, как на идиотку, но во взгляде промелькнуло что-то острое и колкое:
— Быть муфади — великая честь.
Я промолчала. Глупый бесполезный разговор. Если бы мне удалось встряхнуть эту замороженную куклу… Я не верила ей. Не верила стеклянным глазам, глупым фанатичным словам, полным фатализма. Она просто боится. Она сдалась.
Я вновь пристально посмотрела на Бахат, прямо в изуродованное лицо:
— Неужели ты не скучаешь о прошлой жизни? Неужели тебе не снится Альянс?
— Нет, муфади.
Ответ был таким поспешным, что не составляло труда распознать абсолютную ложь. Я будто чувствовала, как от Бахат исходит холодная колючая дрожь, сковывает воздух вокруг, как шоковая заморозка.
— И ты никогда не думала выбраться отсюда?
Теперь она медлила, отвела глаза и вновь спрятала руки за спиной, будто хотела скрыть улики:
— Это грех, муфади, голос шелестел едва слышно. — По воле Всевышнего я принадлежу эмиру Ашамун-Сиде. И ты тоже.
— Кому-то удалось сбежать отсюда? Добраться до посольства?
— Конечно, нет. — Она подняла голову: — Выбрось эти мысли, муфади. Прими свою судьбу, как приняла ее я. Нимат альжана.
Я больше ни о чем не спрашивала. Села у окна и смотрела сквозь решетку. Как поведут себя в посольстве, если чудо позволит добраться туда? В этом проклятом дворце есть эркары. И, уж точно, не только в покоях аль-Зараха. Но я не могла выйти даже из этих проклятых комнат. Но больше всего сейчас пугала мысль о том, что посольство вернет меня сюда. Эта мысль убивала даже самую призрачную надежду.
Бахат больше не заговаривала со мной. До вечера возилась в углу, совсем так же, как до этого возилась Шафия-кхадим. Зажигала свечи. А я хотела, чтобы она исчезла, оставила меня в одиночестве. Теперь одиночество, которое совсем недавно душило, представлялось непозволительной роскошью. Казалось, все это было бесконечно давно, в прошлой жизни.
Бахат подскочила, когда в открывшиеся двери протиснулась Масабих-раиса в сопровождении Иршат-саеда. Толстуха кивком велела ей выйти. Иршат-саед поставил на тахту свой чемоданчик:
— Со священной бидайей, муфади. Как твое самочувствие, нимат альжана?
Я не поднялась, так и сидела у окна, лишь повернула голову:
— Плохо, Иршат-саед.
Я тут же заметила, как Масабих-раиса недовольно поджала толстые губы. Медик со звонким щелчком открыл свой чемоданчик, достал знакомую пробирку с микроиглой и указал на тахту. Я подошла, задрала рукав, оголяя руку. Иршат воткнул иглу, и я равнодушно наблюдала, как крошечная емкость наполняется кровью. Медик взял меня за подбородок, внимательно всматриваясь в лицо:
— Что тебя беспокоит, муфади? Тошнота? Головокружение? Озноб?
— Клаустрофобия, Иршат-саед.
Он уколол меня холодным светлым взглядом и повернулся к толстухе:
— Позвольте мне остаться с девушкой наедине, досточтимая Масабих-раиса.
Та какое-то время колебалась, но, все же, кивнула, многозначительно прикрыв глаза. Медик поместил пробирку в окно анализатора, и я услышала знакомый размеренный писк. Едва за Масабих закрылась дверь, Иршат-саед порывисто склонился ко мне и затараторил на родном языке:
— Сейчас слушайте меня внимательно, мисс, и не перебивайте. Будет лишь один шанс сбежать отсюда. Если упустить неделю сарим — другой момент можно прождать очень долго. Это очень рискованно, потому что если вас поймают — я отрекусь от всего, что сейчас говорю. Я могу устроить побег, могу спрятать в городе эркар. Вы ведь говорили, что умеете пилотировать. Так?
— Так, — я кивнула, не помня себя от этих неожиданных слов.
— Но я могу лишь вывести из дворца — остальное зависит только от вас. Вы будете одна в пустыне. И за то, сможете ли вы добраться до посольства, не поручится никто. Итак: ваше решение?
53
Я не сразу пришла в себя. Сидела в совершенном оцепенении, глядя на Иршат-саеда. Все, что он сказал, было таким желанным, но можно ли в это верить? Кто такой этот Иршат-саед?
Мое молчание, кажется, раздражало его:
— Так что вы думаете, мисс?
Я шумно вздохнула и подняла голову, стараясь заглянуть ему в глаза:
— Почему вы предлагаете мне это, Иршат-саед? С чего это вдруг?
Я изо всех сил старалась, чтобы голос не дрожал. Мучительно хотелось верить, но я не могла позволить себе эту роскошь. Никому нельзя верить. Поверив, я стану уязвимой. Стану надеяться, а это может обернуться непоправимыми ошибками. Я вглядывалась в зеленые глаза, пытаясь считать малейшее дрожание ресниц, малейшее движение зрачка. Ничто не говорило о том, что он лгал. Все это выдавало лишь сильное нервное напряжение. Но, если я могла что-то считать, то это совершенно не значило, что Иршат-саед, зная это, не мог меня обмануть.
Медик раздраженно посмотрел на меня:
— Потому что я не могу отказать в просьбе одному человеку.
Я замерла, сердце оборвалось. Кажется, я побледнела:
