Он умел быть изощренным господином, распластывающим тебя по полу одним взглядом, он умел быть почти «обычным». Правда, даже его «обычность» выходила за рамки моих представлений о том, как это ощущалось с человеческими мужчинами. У людей всегда был просто секс: прелюдия, акт, финал – никаких глубоких слоев. Лиам, даже если просто раздевался сам, раздевал меня, а после просто клал на постель, всякий раз совершал нечто иное: умудрялся раздеть меня уже раздетую догола, до самой сути, проявить во мне всю беззащитность и уязвимость, подчинить ее, и только после этого накрывал собой, укутывал.
И так всякий раз, каждый раз. Ему нужна была моя капитуляция, моя почти что разрушенность, беспомощность, полное принятие; мои оргазмы он вдыхал куда-то в мозг. Кажется, они питали его батарею октановой смесью.
С ним всегда приходилось сдаваться, с ним изначально не имело смысла сопротивляться – бессмысленно. Только ощущения – чистые, ясные, продолжительные, как будто под носом многометровая дорожка из героина, куда ни поверни лицо.
Однажды я проснулась с его двигающимся членом у себя между ног. Скользкая до предела, взведенная до максимума, разрядившаяся через десять секунд после пробуждения. Он умел. И нет, у меня даже не саднили от такой нагрузки бедра – вероятно, лежащая на мне во сне ладонь Карры незаметно подлатывала.
Особое удовольствие в кресле – развернуться и лежать спиной на его груди, глядя в потолок. Под тобой твердые горячие мышцы, тебя качает размеренное дыхание сильного мужчины.
Я как раз собиралась подняться, позволив себе насладиться нашим мирным теплом, когда мне на шею легла его ладонь. Просто легла. Без намеков, без сжатия пальцев – не перекрыла воздух, и ничем, казалось бы, не ограничила. Но откуда-то я знала, что стоит мне попытаться принять сидячее положение, шелохнуться всего на миллиметр, и эта ладонь забетонирует мне путь, станет непреодолимой преградой.
И вновь изменился воздух: ноздри обожгло раскалившееся мужское желание, по низу моего живота прошла судорога.
Просто ладонь на шее. Ничего более. А уже наваливалась та самая беспомощность и знание о том, что скоро меня мягко и очень нежно раскрошат изнутри. Оголят до самого тонкого нерва, защитят лишь тогда, когда у самой не останется сил. Карра сталкивал в пропасть и сам же не позволял в нее упасть. Игрок, в чьих руках всегда сила и власть. Он знал о том, что делает, он всегда очень хорошо об этом знал.
– Мне… нужно на курсы… – мой тихий и бессмысленный глас «отпусти».
Я действительно сегодня впервые собиралась посетить курс по фотографии, первое занятие, решила, что нужно попробовать себя найти в мирной будничной жизни.
– Сходишь.
«Сегодня. Завтра. Когда-нибудь».
Его рука неторопливо расстегивала одну пуговицу за другой. И вот моя грудь смотрит в потолок, одна тут же согрелась от жара его ладони.
Он держал меня за шею, но на деле держал гораздо глубже.
Опять та же «нетрепыхаемость», опять сладкая нега, волна мыслей без чувств. Не вырвешься. И это шикарно. Его палец сдвинул в сторону тонкую полоску трусиков – под ней все готовое. Кажется, эта готовность не проходила с момента насаживания меня на его кольцо… Высвобождение наружу мощного требовательного члена, уже проголодавшегося, желающего толкнуться, раздвинуть.
С Лиамом можно просто не двигаться… Лиам все сделает сам.
Он входил в пухлые губки, в налитой скользкий пирожок, поглаживая клитор. Он творил безумства в моей голове медленно, со вкусом. И да, он снова раздевал изнутри. «Я здесь, я вот он, принимай… еще… еще… еще… молодец…»
Темп он наращивал очень медленно, знал, что и без резких движений, без доминантных толчков, мне хватит ощущений, чтобы захлебнуться. Карра всегда делал все очень качественно. Он словно чувствовал меня через себя, через собственное тело, как сквозь принимающую антенну – когда и где ускорить, когда нажать, когда вдруг скрутить так, чтобы небо в моей башке рухнуло на землю…
В этот раз он ускорился под самый конец. Когда ты уже сексуальная амеба, нимфа-медуза с визжащими на максимуме нервными окончаниями. Вдруг стал жестким, принялся вбиваться до самого основания, принялся держать беспощадный для наступления моего конца темп…
И накрыл мой рот рукой тогда, когда наружу, во время скручиваемого в оргазме тела, вырвался крик-стон. Зажал губы жестко, едва заметно замычал от кайфа – поймал и впитал каждый выдохнутый мной микрон принятия-наслаждения, каждое вздрагивание, каждый застонавший нерв. И да, он снова разрушил меня до фундамента, заставил впустить туда, куда уже невозможно было впустить. Излился наружу удовлетворенной тишиной сразу после того, как перестал фонтанировать внутри меня его член…
Как после этого можно идти на курсы?
На какие курсы?
Как вообще можно куда-то идти?
Можно только лежать.
И (да простит меня собственное тело) хотеть еще.
(Greg Haines – 183 Times)
Браслет на запястье Лиама пищал тонко и почти беспрерывно.
Мы оба задремали.
– Мне… пора…
Голос хриплый, расслабленный, с той ноткой появляющейся стали, когда Карра из себя почти человека возвращался в себя СЕшника.
Его вызывали на работу. Видимо, срочно.
– Да…
Его одежда никогда не пачкалась – уникальное свойство формы, – и Лиам, потратив достаточное для нас обоих время на поцелуй, просто поднялся, просто застегнулся и расправил штанины.
– Постараюсь недолго.
– Хорошо, – прошелестела я, понимая, что для того, чтобы привести себя в рабочее вертикальное состояние, мне понадобится куда больше времени, нежели ему.
«Люблю», – шепнула я мыслью-ощущением вслед уходящему мужчине, как Грера.
Прежде чем направиться туда, где рядом с кухней был вмонтирован похожий на отсек лифта без дверей портал, Лиам замер на секунду, обернулся, и меня обдало ответной волной тепла.
«Скоро буду дома. Да?»
«Да».
Нам нужны были эти мини-секунды залипших друг в друге взглядов. Возможность глубже впитать момент счастья.
*****
Можно было просто заказать еду на дом. Потому как особняк я выбрала на поверхности, не на «специальном» Комиссионном Уровне, нам были доступны все доставки, а также стоял на кухне уникальный холодильник с отсеком для мгновенной транспортировки горячей еды из ресторанов.
И все же хотелось чего-то своими руками. Приготовленного с душой, неторопливо, чего-то привычного. Позади остался душ, в котором после моих неторопливых плесканий запотели все стекла; теперь я изучала содержимое шкафов и полок. Крупы, макароны… сахар, мука, молоко – блинчики?
Мне уже виделся процесс от начала и до конца – замешивание теста, жужжащий миксер, запах ванили, плывущий по новому дому. Жизнь – простая, мирная, размеренная. И такая же непривычная. Кажется, быт, сочтя меня неудобоваримым для себя элементом, выпихнул из доступной обычным людям рутины сразу после того, как я когда-то покинула Кирстон.
Дальше был СЕ. Я побывала на нем заключенной, пережила и обнаружила свой максимум боли, «подцепила» Греру. Сложно быть после всего этого обычной, пытаться жить мирно. Это все равно, что стащить с себя кожу супергероя, шагнуть наружу из приключенческого боевика, заявить: «Ну все, приключения кончились, дальше все, как у всех…»
Я и обычная работа? Я на курсах по кулинарии, дизайну, садоводству?
Почему мне ежеминутно казалось, что реальность в ответ на мои мысли только хитро улыбается, зная, что никогда уже не впустит меня в «обычную» жизнь, как кого-то другого? Что я тешу себя иллюзиями относительно того, что приживусь в монотонном спокойствии? Всему виной Грера… Когда ты видел иное восприятие, ощущал себя чужеродной субстанцией с многослойной логикой, когда собственным мраком ты пробивал далекие расстояния за секунды, когда штопал стежки между гранями невидимого кристалла – как можно быть после этого «простым»?
Тогда, замешивая тесто на блины, я еще не знала, как чутко вселенная отзовется на мои размышления, как быстро сменит сцены и ракурсы. Нет, тогда я просто разбивала в миску яйца, просто сыпала ложкой сахар, просто отрывала край у пакетика ванили.
