Я не могу насладиться шикарным видом владений высшей власти. Остаётся только нюхать. Чую не меньше ста волчар, а ещё ароматы роскоши, в которой они перманентно обитают. На широкую ногу живут. Простым альфам не снилось.
Амбре богатства исчезает, и мои ноздри разъедает запах плесени. С меня снимают маску, и я, щурясь, разглядываю интерьер камеры. Бетонные стены, крохотное окно под потолком, железная койка без матраса и зассаный угол.
Вот спасибо!
Жилищные условия от раза к разу становятся только хуже. Я уже скучаю по обшарпанной однушке в Падалках — сарказм.
В одиночестве меня не оставляют — прокурор желает побеседовать. Волк-обвинитель отдаёт приказ охране покинуть камеру, и тяжёлая дверь с лязгом закрывается. Мы с оборотнем остаёмся в интимной обстановке. Я скалюсь ехидно.
— Асманов, — оборотень изображает добродушную улыбку, — плохи ваши дела.
— Ты лучше расскажи, кто всё это дерьмо затеял? — я сажусь на железную кровать.
— Вы и затеяли, — прокурор косит под дурака. — У вас в квартире нашли Плей.
— Начнём с того, что эту квартиру я снимаю. Она не моя.
— Этот факт мы обязательно учтём, — волк достаёт из кармана блокнот, ручку.
Не учтут они ни хрена. Ясно, сука, как белый день.
Обвинитель не задаёт вопросов — он что-то пишет, поглядывает на меня иногда и снова пишет.
— Показания мои записываешь? — язвлю.
— Ваши показания суд учитывать не будет. Вы, Асманов, находитесь под действием наркотика. Вы неадекватны.
— Ты сначала докажи, что я употреблял, — у меня дёргается глаз — нервный тик, но я стараюсь держать лицо.
— Не составит труда, — хмыкает прокурор и продолжает писать.
Рожа каменная, взгляд стальной. Сразу ясно — профи.
Он убирает блокнот в карман и зовёт охрану, чтобы с меня сняли наручники. Дверь камеры закрывается — меня наконец-то оставляют в одиночестве.
Итак — кто, бл*, меня так подставил?! Догадки у меня имеются, а конкретики нет.
Дурь подкинул Жека — факт. Он единственный, кто заходил к нам в дом. Но откуда у этого волка бабки на десять доз? Евгению пришлось бы продать свой бизнес и душу, чтобы купить десяток пастилок Плея.
Шакур ему помог?
Из мести мой коллега-альфа мог подгадить. Но зачем ему это? Бизнесы у нас не пересекаются, финансовыми обязательствами не связаны. Обида за отобранный подарок не повод уничтожать меня. Я Шакура неплохо знаю, но чтобы он пошёл на такое, надо… как минимум его бабу трахнуть. Я не трахал.
Кому-то припекло от меня избавиться. Как тогда, когда одна блудливая сучка в клубе лёгким движением языка сделала из меня торчка. За этим стоял мой прямой конкурент, но сейчас он устранён.
Я не идиот и отлично понимаю, что за Жекой кто-то стоит.
Кто? Кто, бл*ть?!
Мотор в груди рычит, надрывается и болит. Таблеток с собой у меня нет. Просить пилюлю у охраны — бесполезно. Заключенным не положена медицинская помощь.
Ложусь на металлическую сетку кровати, дышу. Хреново мне. Перед глазами стоит личико Ангелины. Кнопка — ангел мой… Я улыбаюсь ей через боль.
— Прости меня, Гелик, — шепчу, закрываю глаза и проваливаюсь в густую вязкую темноту.
Сердце трепыхается в груди, ноет — сука такая.
Кто?..
* * *
Наташка сидит на табуретке, сжимая в пятерне кружку с водой, а Каир нависает над ней огромной чёрной тучей. Бета ждёт, когда моя сестра придёт в себя и заговорит. Но терпение у него не безграничное.
— Нат, не молчи, — я смотрю на несчастную, напуганную, сломленную сестру и не жалко её совсем.
— Сейчас я… — бормочет Наташка, делает глоток из кружки и с дрожью выдыхает. — Вы… — она поднимает глаза на Каира, бледнеет. — Вы приезжали около месяца назад, привозили деньги за аренду.
— Дальше что? — рычит бета.
— Через несколько дней после вас приехал… он, — Наташка отводит глаза. — Не знаю, кто этот мужик, но он предложил мне торговать дурью. Показал товар и сказал, что это дорогая тема. Сначала я пыталась отказаться… — Ната замолкает, хмурится и снова пьёт воду, потирая пострадавшую от хватки Каира шею. — В нашем мухосранске люди нищие, а тут Плей… Но тот мужик сказал, что эта штука — стопроцентный вариант. На неё подсаживаются с первой дозы — нарки на всё пойдут, чтобы получить ещё одну пастилку, а потом ещё… Я согласилась.
— Ты ненормальная, Нат, — я не верю, что моя сестра решилась на такое.
Но она, чёрт возьми, решилась!
— Я хотела выбраться из нищеты, — Наташка вытирает слёзы со щёк, смотрит на меня заплаканными глазами, а мне опять её не жаль. — Доход пятьдесят на пятьдесят — шикарное предложение, — она вздыхает, хлюпает носом. — Мне передали товар с партией косметики. Всё чисто. Оставалось только начать продавать, но я побоялась делать это без «крыши». В Падалках за такое можно огрести и неслабо. Я обратилась к знакомым, а они цену заломили. Потребовали деньги вперёд, а не дам — мне крышка. Пришлось отдать им все бабки, которые я получила за аренду однушки, но этого мало. Я должна им ещё двести тысяч.
— Теперь понятно, откуда взялся долг бандитам, — я тоже наливаю себе водички. В горле пересохло от новостей.
— Как выглядел тот мужик? — вопрос беты звучит, как раскат грома.
— Я не видела его, — Ната с опаской косится на Каира. — Он приезжал ночью, с водителем, а сам сидел на заднем сиденье. Мне запретили оборачиваться.
— Марка машины, номер, — требует оборотень.
— Я не знаю, — шепчет Наташка. — Я правда не запомнила. Иномарка какая-то крутая… Чёрная.
Каир едва сдерживается, чтобы не освежить память моей сестрички грубой силой. Только толка от этого не будет. Я вижу, если Ната врёт. Сейчас не тот случай — она действительно ничего не запомнила.
— Каир, — прикончив стакан воды залпом, я оживаю, — надо ехать к этим… Как их?
— К жрецам? — бета поворачивает голову на меня.
— Да! Надо рассказать им правду, — меня потряхивает. — Наташа расскажет, — я кошусь на сестру.
Она ценный свидетель. И пусть только попробует не признаться! Жеку бы за яйца взять… Только где теперь этого отпускника искать? Неясно. Остаётся надеяться, что Наташкиных и моих показаний хватит, чтобы оправдать дядю альфу.
— Собирайтесь, Ангелина Васильевна, — Каир хватает Натаху, как котёнка, за шкирку и идёт в прихожую, — мы вас внизу подождём.
— Эй! — Ната вопит. — Куда?!
— К жрецам, — бета припечатывает её к стене в коридоре, — и лучше тебе быть честной в суде. Иначе я лично тебя придушу, — обещает он тихо, но крайне серьёзно.
* * *
Мы едем где-то. Я не знаю этих мест — по обочинам дороги лес, поля.
Я сижу впереди, рядом с Каиром, который гонит машину, выжимая из неё все, что можно и нельзя. Наташка на заднем сиденье. Время от времени моя сестра жужжит о судьбе-злодейке, которая с ней приключилась, и пытается узнать у Каира, что ей будет за правду, сказанную в суде. Бета сосредоточен на дороге, бета молчит. Но в какой-то момент чаша терпения оборотня переполняется, и он, сбавив скорость, сворачивает на обочину.
— Каир, не надо! — я хватаю бету за руку.
Этого достаточно, чтобы он передумал причинять Нате тяжкие телесные — я властная девушка, первая самка стаи, все дела. Пошутила бы по этому поводу, но настроение у меня далеко не юморное.
Мы снова мчимся по шоссе — Натаха теперь молчит в тряпочку, а Каир звонит своим из стаи. Рамилю нужен адвокат, и волки уже должны были отправить его в резиденцию жрецов, но что-то пошло не так. Что конкретно — неясно. Мы на трассе — связь то есть, то нет. Бета психует, и я тоже на нервах.
— Скоро уже на месте будем, — цедит сквозь зубы Каир, сверяясь с навигатором.
Но его «скоро» не сбывается. На въезде в населённый пункт нас встречают машины. Я смотрю вперёд и ни фига не понимаю — тачки перегородили дорогу.
— Что такое? — едва не вгоняю ногти в кожаное сиденье.
— Я бы тоже хотел это знать, — бета притормаживает. — Наши…
Наши? Ваши? Чьи, блин?!
