— неловко ответила я, вновь отводя взгляд.
Близость Косты волновала, но он и правда не спешил пользоваться ситуацией, и даже его объятия казались невинными.
— Незаконченное дело, — кивнул Коста. — Я помню. Ограбление городской управы, информация о ком-то, кто жил в Виларе двести лет назад. Больше ничего не хочешь мне рассказать?
Я мотнула головой, и Коста отпустил мой подбородок, а потом сунул руку в карман брюк и достал оттуда обрывок бумаги.
— А кто это здесь, на рисунке? — спросил он, и у меня в груди похолодело.
По центру картинки был изображен Ники: черные пружинки волос на круглой голове, голубые глаза, ручки-ножки палочками. С одной стороны от него стояла я: оранжевые волосы, глаза нарисованы тем же голубым карандашом, только правый куда больше левого. А с другой стороны — Реджина: черные волосы, черные глаза и алое платье.
— Это явно не гувернантка, — задумчиво произнес Коста, рассматривая рисунок. — У нее волосы русые, да и не стала бы прислуга носить такой яркий цвет. И не Мадлен, конечно. Ее бы Ники вообще не стал рисовать. К тому же она блондинка. Это кто-то близкий, но кто? Так странно… По-хорошему на этой картинке должен быть я.
— Там мог быть кто угодно, — улыбнулась я, пытаясь выглядеть спокойной. — Даже муфлон. Ты слишком серьезно относишься к детским каракулям, Коста.
— Я очень серьезно отношусь ко всему, что касается нашего сына, — подтвердил он и, вскинув голову, оглядел мою комнату каким-то иным взглядом: его глаза засветились, точно отражая луну.
— Когда пойдем в управу? — спросила я, переводя тему.
— После полуночи, — ответил Коста, вновь посмотрев на меня. — Есть идеи, чем заняться до этого времени?
— Да, — ответила я. — Займусь счетами.
Я подалась вперед, чтобы закрыть дверь, надеясь, что Коста отступит, но он вместо этого обхватил мою шею ладонью и горячо зашептал мне на ухо:
— А можно заняться любовью, Элис. Здесь и сейчас, на твоей кровати. Я раздену тебя, покрою поцелуями все твое прекрасное тело и буду ласкать его, пока ты не начнешь извиваться и стонать, а между твоими бедрами не станет мокро и горячо. Тогда я медленно войду и…
— И выйди сейчас же, — приказала я срывающимся голосом. — Встретимся в гостиной после полуночи.
Коста поджал губы, но все же шагнул назад в коридор, и я закрыла дверь перед его носом, а потом прислонилась к ней спиной. Воображение тут же дорисовало на кровати передо мной сплетенные тела, двигающиеся в ритме моего колотящегося сердца. Тихие стоны, горячие поцелуи, жар, растекающийся внизу живота…
— Он еще там, — прошептала Реджина, появляясь из стены, и я, вздрогнув, отодвинулась от двери. — Стоит и надеется, что ты передумаешь. Почему ты не согласилась, Элис? Я не буду подглядывать.
В коридоре скрипнула половица, послышались удаляющиеся шаги.
— Никто ведь не запрещает тебе получать удовольствие от жизни, — сказала подруга громче, садясь на пуфик перед трюмо, в котором не было ее отражения.
— Мы с ним едва знакомы, — напомнила я.
— Однако он в первую же ночь оказался в твоей спальне, — с улыбкой заметила она. — Как я и говорила.
Ждать у себя в комнате было скучно, так что Коста решил воспользоваться свободным временем. Первым делом он спустился в гостиную и заглянул в камин. Однако оставалось загадкой, отчего это место так притягивает внимание Элис: ни тайников, ни знаков, ни следов некроса не нашлось.
Но раз уж в этом доме живет его сын и будущая жена, то не лишним будет подстраховаться. Размяв пальцы, Коста сплел сеть заклинания и набросил на камин изнутри. Долго такая ловушка никого не удержит, но время для того, чтобы сбегать за мечом, даст. Потом он прошелся из угла в угол, протягивая сети по всей гостиной. Тонкие светящиеся нити обычным глазом не увидеть. Да и Ники с Элис вряд ли что-то заметят. Скорее, комната будет казаться им чуть светлее, чем обычно.
Теперь лестница. Сияющая паутина протянулась от перил до перил. Человек пройдет сквозь нее беспрепятственно, а вот нечто более тонкое, существующее на ином плане мира, застрянет.
Все было слишком очевидно. Портрет женщины в красном датирован пятьсот тридцать пятым годом от торжества света, и вот Элис понадобилось разузнать информацию о женщине, живущей в Виларе двести лет назад. На картинке, нарисованной Ники, тоже нечто в красном и с темными волосами. А о даме в алом, живущей в черном доме, если можно так сказать о призраке, болтали давным-давно. Пора бы с ней познакомиться.
Элис спустилась в гостиную ровно в полночь. Прошла сквозь сверкающую паутинку, не потревожив. Вся в черном, волосы собраны в пучок, на ногах удобные туфли без каблуков, а на лице такая решимость, точно они шли не за старыми, никому не нужными бумажками из архива, а как минимум грабить банк.
— Может, надо взять что-то с собой? — предположила она.
— Например? — заинтересовался Коста.
— Фонарь… Какую-нибудь кочергу… Как мы проникнем внутрь? Вдруг в управе все окна окажутся заперты.
Она явно волновалась, но глаза горели предвкушением и азартом.
— Предоставь это мне, — успокоил ее Коста и открыл дверь, приглашая Элис в теплую, ароматную ночь.
Вдали шумело море, и лунная дорожка выстлалась до самого горизонта. Косту же вполне устраивала дорога из брусчатки, на которой он, как благородный эльен, придерживал даму за талию. Лисичка попыталась отодвинуться, но тут же споткнулась и чуть не упала, и Коста получил повод обнять ее крепче.
— Кстати, где тот портрет, что я так выгодно тебе продал? — спросил он. — Я надеялся, что ты повесила его в своей спальне, но там его нет.
— Я его сожгла, — призналась Элис.
— Зачем же? — поинтересовался Коста, а сам мысленно потер руки. Еще одно подтверждение его догадкам: огонь очищает.
— Затем, что портрет напоминал мне об уплаченной за него цене, — фыркнула она.
Врет и не краснеет. А может, и краснеет, в ночи не разобрать. Но зря Лисичка надеется, что он поверит, будто ей неприятны его поцелуи. Вдали послышались шаги, голоса, и Элис быстро увлекла его в переулок и прижалась к стене.
— Нас не должны увидеть, —
