опрокинет небеса на головы всех одаренных.
Даже Богинь.
Раньше, он считал этих мерзких одаренных врагами Ревона, но теперь, они стали его врагами. Главными врагами. Если Лия выронила хотя бы одну слезинку, они утонут в собственной крови.
— Рон, тебе нужно отдохнуть, — Александра опустила руку на его плечо. — Не спать двое суток для человека, это слишком тяжелая нагрузка.
Но он не чувствовал никакой нагрузки. Рон чувствовал лишь ненависть. И прежде всего, он ненавидел себя. Ненавидел свои ноги, которые не пошли в тот день вместе с Лией в дом Гидры, ненавидел свои руки, которые ничего не могут сейчас сделать для того, чтобы его весенний цветок был свободен, ненавидел свои глаза, которые не отрываясь смотрят на дом ужаса, и больше ничего.
— Почему эти твари не уходят? — Процедил парень.
— Они одаренные, — Александра встала рядом с ним, чуть выходя из тени дерева, за которым он стоял. — Закаленные многовековыми тренировками. Но, рано или поздно им придется смениться, и мы найдем лазейку, чтобы пройти внутрь.
Рон уперся лбом в жесткую стволу дерева. Им не может помочь даже Гидра. Никто не в силах им помочь, даже они сами.
* * *
Лия не шевелилась с того момента, как Эш окрасил её спину в алый цвет. Она просто не могла шевелиться. Девушка не знала сколько прошло времени. День, дни, недели, месяца. Она ничего не знала.
Но, она так и сидела, спиной к решетке, и крепко прижимая себе ноги под коленями. Ноги были единственным местом, которое мучители не тронули. Они искромсали её спину, а потом ушли. Граф вернулся через очень долгое время, и гордо заявил, что его Господин отправился ко дворцу, оставляя Эша следить за Лией. Слежкой он называл, — вечные допросы, сопровождаемые причинением боли. Помимо допросов, он с замиранием сердца поведал Лие, что за ней долго следили его люди, ища момент, когда она останется без попечения парней. И, в тот день, когда из дворца она вышла с Мизерией, и маленькой Авророй, Эш сильно обрадовался, что убьет их обоих, но план его провалился. Он возложил большие надежды на Лётфера, и тихо спустившись в дом Гидры через вход, которым пользовался Дарс(Он умолчал, как им удавалось пробраться в нору), предвкушал, что Лётфер уложит на лопатки Гидру, и когда этого не случилось, он решил, что привести Лию живой в свой дом станет лучшим решением, ведь если Креон захочет, то может убить её собственными руками. Но, услышав, что Эшу удалось взять в плен ту, что разбила заклинание, Господин изъявил желание допросить её.
Тринадцать ударов плетью, Граф нанес ей за то время, что она была здесь. Лия четыре разв теряла сознание от боли, но мучители вновь пробуждали её ледяной водой, не позволяя забыться. Лия так хотела уснуть, и хотя бы какое-то время не видеть, и не слышать то, что её окружало. Ей лишь три раза приносили воды. Вода была затхлой, но выбора у девушки не было. У неё вообще ничего не было. Надежда, что она выйдет из этого места рушилась с каждым появлением Графа в её клетке, а развалилась она тогда, когда Эш втыкал ей под ногти иглы. Тогда, она тоже теряла сознание, и кричала, и молила, но в тоже время молчала. Молчала о том, что на стороне Ревона четыре преемницы Богинь, о том, что его армия, это бесстрашные воины, готовые умереть за принца. О том, что она больше не может терпеть этих пыток.
Её разум совсем туманился. Временами, Лия не могла вспомнить собственного имени, временами она точно видела, как сужаются стены вокруг. Девушка считала, что это очередная пытка, и кричала. Кричала сильно, но стены так и не задавили её. Они даже не прикоснулись.
Лию часто сражали судороги, они были короткими, но сводило все мышцы тела.
Никто ей не обрабатывал раны, никто ей не хотел помочь. Даже друзья не могли ей помочь. Хотя, Лия этого не хотела. Она не хотела, чтобы кто-то из них рисковал своей жизнью. Им нужно жить, чтобы скинуть жесткого проявителя с трона, а она будет смотреть со стороны, как правит Ревон. Как Александра помогает ему сделать этот мир добрее, и чище.
Лия знала, другого выхода отсюда у неё нет, а силы терпеть кошмар наяву, — иссякли.
Девушка мысленно прочитала молитвы за всех своих близких, не забывая родителей, она попросила Небеса простить её за поступок, а после, посмотрела на кольцо Рона, что покрылось Толстой коркой её крови. Впервые, за время пребывания в этом месте, она позволила себе одинокую слезу. Рон сможет пережить это, он должен это сделать ради неё. Ради воинов, которые признали в нем Командира, ради матушки, которая ждет его письма.
Лия посмотрела на свое запястье, где мечтала бы видеть знак Рона, и протянулась губами к локтевой ямке. Она знала, что если она сможет прокусить артерию, то все закончится. Закончатся её страшные муки. Закончится её жизнь. После потери крови, она останется еще на долгое время лежать тут, на холодном полу. Вероятно, Эш вернется продолжит свое грязное дело, которое оставил ему хозяин, и расстроится. Расстроится, что у него не получилось обрадовать Господина, не получилось выяснить у Лии то, за что его будут уважать такие же мерзкие одаренные, как он. Девушка боялась даже представлять, во что он превращал жизнь Мизерии. Бедная её подруга. Она будет защищать их, хоть и в бестелесной оболочке. Лия станет Богиней Света, и тогда, каждому из её мучителей придет страшный конец. Они еще не знали, что нажили себе страшного врага. Не знали, что Лия не просто девчонка, у неё есть свои козыри в рукаве.
Девушка впилась зубами в кожу. Осталось совсем немного, и она перестанет чувствовать боль, холод, голод, и жажду.
В темнице стало светло. Будто, факел, который она стала яростно ненавидеть, позвал своих друзей посмотреть на то, как быстро сдалась пленница. Её плеча коснулась призрачная рука, Лия почти была уверена, что это галлюцинации её потухшего рассудка, но печальная улыбка Изабеллы подсказала, что это явь.
— Ты пришла за мной? — Лия содрогнулась. — Я еще не закончила.
— Нет, милая, — Изабелла присела рядом с ней. — Я пришла помочь.
Кудрявая девушка была такая светлая, такая чистая, что Лия испугалась, не запачкает ли это гнилое место Богиню Света.
— Почему ты не помогла мне раньше? — Сухие губы Лии болели от любых попыток говорить. Болели не толко губы, но и горло, она так часто разрывала его своими истошными криками,