Дония остановилась. Ее рука задержалась на потертой книге с порванной зеленой обложкой. В ней были два рецепта, записанные от руки на красивом, но почти утраченном языке. Эти рецепты давали людям способность видеть фейри. Давать их читать смертным было запрещено. Если какой-либо из Дворов узнает о том, что Дония сделала это, угрозы Бейры покажутся детскими шалостями. Большинству фейри нравилось быть невидимыми для людей, и они не испытывали ни малейшего желания менять положение вещей.
— Ты в порядке? — Участливо спросил Сет, но не подошел к ней, оставаясь рядом с Эйслинн, в любую секунду готовый защитить ее.
Этот чужак волнуется обо мне.
Он был достоин того, чтобы защищать его. Она достаточно хорошо знала историю фейри, поскольку провела много часов, детально изучая эти книги. Может быть, однажды фейри даже вознаградят его за то, что он сделал, защищая ту, кто однажды станет королевой.
— Да, — ответила Дония. — На удивление прекрасно себя чувствую.
Она сняла книгу с полки, села напротив них и принялась осторожно переворачивать страницы. Некоторые выскальзывали из старого переплета.
— Запиши это, — произнесла Дония почти шепотом.
— Что это? — Эйслинн моргнула и выпрямилась, освобождаясь из объятий Сета.
— Это преступление, и за него полагается более чем серьезное наказание, если кто-нибудь узнает, что я дала вам это. Кинан, возможно, и не будет возражать, если никто больше об этом не узнает, но я хочу, чтобы у него, — Дония слегка наклонила голову в сторону Сета, — был шанс достойно пройти через все, что вам предстоит. Оставить его слепым и беззащитным… было бы несправедливо и неправильно.
— Спас…
— Нет, — резко оборвала она Сета, — это смертные слова, которые ничего теперь не значат от частого употребления. Если ты собираешься жить среди таких, как мы, запомни: эти слова принимаются как оскорбление. Если кто-то окажет тебе услугу или сделает для тебя что-то из дружеских чувств, вспомни об этом. Не уменьшай значение таких поступков пустыми фразами.
Сказав это, Дония протянула ему рецепт бальзама, который поможет ему видеть фейри.
Сет записывал странные красивые слова, изогнув бровь, но не задавал никаких вопросов, пока она не закрыла книгу и не вернула ее на полку, только после этого он спросил:
— Почему?
— Я была ею, — ответила Дония и отвела взгляд.
Она смотрела на корешки книг на полках, чувствуя, как на плечи давит тяжесть только что совершенного преступления. Простит ли ее Кинан когда-нибудь? Она не была в этом уверена, но, как и он сам, она верила, что Эйслинн — Летняя Королева. Иначе почему Бейра так настойчиво требует, чтобы Эйслинн не прикасалась к посоху?
Дония взглянула на Эйслинн и объяснила:
— Я была смертной. Я понятия не имела, кто он такой. Да и никто из нас не знал. Ты первая, кто видит его истинного. Ты видишь их всех настоящими, как и меня.
— Ты была смертной? — С сомнением переспросила Эйслинн, и Дония кивнула в ответ. — И что произошло?
— Я полюбила его. Я сказала «да», когда он попросил меня остаться с ним. Он предложил мне вечность, любовь, полночные танцы…
Дония пожала плечами, не желая предаваться мечтам, на которые у нее не было права, тем более, сейчас, когда на нее смотрела Эйслинн. Однажды Сета не станет, но Кинан будет всегда. И если Эйслинн — Летняя Королева, то когда она полюбит Кинана — всего лишь вопрос времени. Как только она увидит его сущность, того, кем он может быть…
Дония потрясла головой и добавила:
— Другая девушка пыталась отговорить меня. Однажды она тоже доверилась ему.
— Но почему ты не послушалась? — Вздрогнув, спросила Эйслинн и прижалась к Сету.
— А почему Сет здесь?
Эйслинн не ответила. Ответил Сет. Сжав ладонь Эйслинн, он сказал только одно слово:
— Любовь.
— Будь мудрой, Эйслинн. Выбор за тобой. Сет может уйти, оставить тебя…
— Этого не будет, — перебил Сет.
Улыбнувшись ему, Дония продолжила:
— Но ты можешь. А для нас, когда мы выбираем Кинана, пути назад уже нет. Иначе…
— Тогда никаких проблем, — вмешалась Эйслинн. — Я не хочу Кинана.
Она дерзко задрала подбородок, хотя руки ее заметно дрожали.
— Захочешь, — мягко осадила ее Дония.
Дония помнила, как впервые увидела его настоящего, перед тем как поднять посох Зимней Королевы. Он был так невероятно прекрасен, что она тогда с трудом вспомнила, как дышать. Как смертная могла отвергнуть его, когда он становился самим собой?
— Теперь, когда он знает о твоем даре, он может быть с тобой самим собой. Ты забудешь, как тебя зовут.
— Нет, — покачала головой Эйслинн. — Я видела его таким, какой он есть. И мой ответ по-прежнему «нет».
— Неужели? — Дония смотрела Эйслинн в глаза, ненавидя себя за то, что собиралась сказать, но Эйслинн должна услышать правду. — Вчера ты тоже так говорила?
— Это совсем другое дело, — процедил Сет сквозь зубы.
Он встал и шагнул вперед. Дония даже не шевельнулась. Она мягко выдохнула, подумав: лед . Ледяная стена выросла вокруг Сета, словно стеклянная клетка.
— Я только знаю, — проговорила Дония, — что он верит, что Эйслинн предназначена ему судьбой. Когда-то он так думал и обо мне, и вот результат его любви.
Дония протянула руки и прикоснулась к ледяной стене. Она слегка вздрагивала, пока лед постепенно возвращался в нее, впитываясь сквозь кожу.
— Это все, что я могу сказать вам сегодня. Идите и сделайте свой бальзам. И обдумайте то, что я сказала.
Пришла женщина-фейри и сказала, что эта
девушка избрана быть невестой принца тайного
королевства, что жена его никогда не постареет
и не умрет, а он будет жарко любить ее
и подарит ей новую жизнь фейри…
«Кельсткие сумерки» (1893, 1902)
Уильям Батлер Йейтс
Пришло воскресное утро, и Эйслинн ни капельки не удивилась, когда, проснувшись, обнаружила, что бабушка уже встала и пребывает в полной боевой готовности. По крайней мере, она дождалась окончания завтрака, перед тем как перейти в наступление.
Эйслинн уселась на пол у ног бабушки. Она провела так много времени, позволяя ей расчесывать свои волосы, слушая ее истории и просто находясь рядом с женщиной, которая вырастила ее, любила ее. Эйслинн не хотела ссориться, но жить в страхе и дальше ей тоже не нравилось.
Она постаралась придать голосу спокойную интонацию:
— Я уже взрослая, бабуль. Я не хочу убегать и скрываться.
