помощника, никто долго не задерживался на этой должности. Только Томас нашел к нему подход. Сложно с Форсбергом, наверное?
— Нет, совсем нет. Он кажется строгим и отстраненным, но на самом деле он доброжелательный и понимающий, — с жаром заверила я, мне совсем не хотелось, чтобы она плохо думала о Форсберге.
— Хорошо, если так, — неуверенно улыбнулась Бирюза.
— Я рада, что попала к нему, — добавила я после короткой паузы.
Похоже, ей сложно было поверить, что Форсберг такой. Но со мной он действительно был таким, если не считать перепадов настроения, жаловаться мне было не на что.
— А как дела у Энгера? — я пытаясь сменить тему, пытаясь уберечься от дальнейших расспросов.
— Стихии ему благоволят. Сегодня с утра ему выделили новое помещение много новых резервуаров для экспериментов.
— А что он исследует? — уточнила я.
— Представляешь, он в тайне от всех разрабатывал браслеты, которые позволяют облегчить резервуарам взаимодействие с ментальщиками.
Я удивленно посмотрела на подругу. Неужели об этом стало известно?
— Ты все это время была в курсе, не так ли? — пытливым тоном спросила Бирюза.
Я промолчала.
— Понимаю, — подмигнула Бирюза, — тебя попросили молчать. Но теперь Энгер обнародовал свои исследования. Кажется, у него получается! — с блеском в глазах поделилась Бирюза.
— Это отличная новость!
Меня действительно радовало, что у Энгера есть возможность воплотить в жизнь свои разработки, чтобы облегчить жизнь резервуарам.
После обеда я вернулась в приемную. Томас вскоре попросил меня, чтобы я посидела одна, и ушел по своим личным делам. Он находился в приподнятом расположении духа, и был крайне вежлив со мной, что не могло ни радовать. Я согласилась заменить его до конца дня. Интересно, какие могут быть дела, кроме работы у такого как Томас? Очень сомневаюсь, что такой тип пользовался популярностью у женщин. Форсберг тоже не появился до самого вечера, а когда вернулся, то закрылся у себя в кабинете и снова велел никого к себе не пускать. Так что я проскучала в приемной одна до конца рабочего дня. И уже готовилась было уходить, когда под конец дня появилась Симонсен. Распорядитель выглядела мягко говоря не очень довольной. Казалось, взгляд ее холодных стальных серых глаз прожигал ненавистью насквозь.
— Добрый вечер, госпожа Симонсен, — я встала из-за стола, чтобы поприветствовать ее.
— Никакой он не добрый! — резко ответила Симонсен, не скрывая своего недовольства, причину которого я не понимала. — Я к Форсбергу.
— Простите, но он велел никого к себе не пускать.
Симонсен улыбнулась, но улыбка была лишь маской, похожей на оскал. Глаза ее все также выражали раздражение.
— Я хочу видеть Форсберга, так что, посторонись! Ничего болтаться у меня под ногами.
— Простите, но я не могу нарушить приказ и пропустить вас.
— Кем ты себя возомнила? — Симонсен окинула меня уничижительным взглядом сверху вниз.
— Я всего лишь выполняю свои обязанности, — скромно напомнила я.
— Ну и ладно, — неожиданно согласилась Симонсен, — но ты должна сообщить, что я здесь, — велела она, опустившись на стул. — я подожду, пока он меня примет.
Вот же упрямая женщина!
— Господин Форсберг велел его не беспокоить. Может быть, я могу вам чем-то помочь?
— Помочь? — переспросила Симонсен с едкой усмешкой, — спасибо, но ты уже помогла!
— Простите, я не понимаю, что вы имеете в виду.
— Не притворяйся, что не имеешь к этому никакого отношения!
Я лишь недоуменно молчала.
— С сегодняшнего дня Форсберг закрыл магам доступ в подвалы нижнего сектора. Пополнение резерва будет происходить только через Энгера.
— Не может быть! — воскликнула я.
Моему удивлению не было предела.
— Не смей притворяться, что не имеешь к этому никакого отношения!
— Но я не имею…
— Думаешь, я не знаю, как ты здесь оказалась! — снова этот уничижительный взгляд.
Я не стала ничего отвечать на ее намеки. В конце-концов, я и сама не знала, по воле каких стихий оказалась здесь.
— Но не думай, что все будет так как ты себе нафантазировала, — продолжила Симонсен. — Как только ты допустишь ошибку, ты окажешься в моем распоряжении. И уж тогда-то я тебе все припомню. Ты у меня лишишься не только косы…
Я молчала и не опускала взгляда. Не знаю, что со мной происходит, но почему-то угрозы этой женщины больше не пугали меня, а казались лишь раздражающими, словно лай злобной собаки за забором.
Симонсен не выдержала моего безразличия и ушла, а я села на свое место и какое-то время смотрела на дверь кабинета Форсберга, ошеломленная этой новостью. Неужели он закрыл ментальщикам доступ в подвалы после нашего вчерашнего разговора?
Какое-то время я сидела в тишине, но время было позднее. Мне уже пора возвращаться в исправительный центр. Опаздывать точно нельзя, Симонсен и так очень зла на меня.
Я подошла к двери и прислушалась. В кабинете было тихо. Постучала, но ответа не последовало. Я заглянула в кабинет, ведь точно знала, что глава Магистрата никуда не выходил.
И застыла на пороге. Форсберг спал за своим столом. Какое-то время я смотрела на него. Странно было застать руководителя спящим. Лицо его было таким мальчишеским. Во сне он выглядел юным. Могущественный маг, который обычно возвышался надо мной, словно гора, такой уверенный и отстраненный, предстал перед моими глазами совсем с другой стороны. Неужели он правда сделал это ради меня? Закрыл магам доступ в подвалы? Теперь пополнять резерв они будут только через браслеты в лаборатории Энгера. Это грело мою душу, ведь, Энгер сможет облегчить страдания узников подвалов. Что бы не совершили те несчастные заключенные, никто из резервуаров не заслуживает такого сурового наказания как каждодневная пытка болью.
Я зашла в кабинет и прикрыла за собой дверь. Форсберг не услышал моего появления, он продолжил спать.
От моего взгляда не укрылось, что Форсберг истощен. Закрыв доступ в подвалы остальным, сам он так и не пополнил свой резерв. Ментальным магам не обязательно нужна энергия резервуаров, они могут действовать напрямую через Эфир, но даже они время от времени истощаются, когда расходуют собственные ресурсы на практику магии. Даже став опустошенной, я не могла перестать думать о себе как о резервуаре, обязанность которого поставлять магу энергию. При виде Форсберга в таком состоянии во мне шевельнулось давно забытое чувство. Я чувствовала его истощение буквально кожей, и мне хотелось ему помочь, послужить для него проводником. Энергии у меня совсем немного, но я могла бы поделиться с ним хотя бы тем, что есть.
Грудь Форсберга мерно поднималась и опускалась. Во сне его лицо было безмятежным. Мне захотелось дотронуться до него. Поддавшись этому внезапному порыву, я подошла к столу, стараясь ступать бесшумно.
