Максимально ускорившись, я подлетела к двери загона и поднесла отчаянно трясущуюся руку с идентификационным браслетом для синхронизации с программой блокировки. Доступ срабатывал, как мне показалось, целую вечность. За это время гратера успела промчаться мимо трёх длинных загонов, и между нами остался последний рубеж — в длину ограждения из высокопрочного пластика, на угловом стыке заканчивающегося массивной дверью из того же материала. И в миг, когда до меня оставалось всего несколько прыжков, раздался щелчок замка.
Я не стала ждать, пока дверь откроется пошире и втиснулась в приоткрывшуюся узкую щель с такой скоростью, что ободрала о косяк плечи, спину и локти, чувствуя, как под поврежденной кожей наливаются жаром обширные гематомы. Это было плохо. Если из ссадин выступит кровь, то гратера уже не отступится, пока не доберется до меня.
Завидев, как уже вторая жертва ускользает перед самым носом, тварь раздраженно зарычала. Я торопливо заблокировала дверь и отпрыгнула назад, не сводя глаз с живой угрозы, мечущейся перед ограждением.
Семейство фьориков — милейших созданий с пушистой черной шерсткой, острыми ушами-локаторами и хорошо развитыми, как у енотов-полоскунов, передними лапками, — отступило под прикрытие единственного в загоне большого дерева-миртофеля и возбуждённо там верещало.
Браслет завибрировал, и я неловко включила наушник. Пальцы всё ещё мелко тряслись.
— Госпожа? — это был снова Лизен. — Вы в порядке?
— Пока да, — прошептала я. — Где сейчас Грай, не знаю… а гратера возле загона фьориков… меня стережет. Кажется, она почуяла запах крови.
— Вы ранены, госпожа?!
— Поцарапалась немного, пустяки. Сам-то ты где?
— Заперся в клетке с зеленокрылами, госпожа. И… тут лежит Лау. Кажется, он без сознания.
— Ранен?
— Вижу на лбу у него ушиб и ссадины… — неуверенно доложил управляющий. — Пытаюсь привести его в чувство.
— Лизен, ты знаешь, как Муй Задаки контролировала гратеру, когда выпускала ее из клетки?
— В хозяйских покоях был специальный голосовой модулятор рычания гратеры, госпожа. Звуки его действуют на животное угнетающе, делают смирным и боязливым. Осмелюсь предположить, что модулятор воспроизводит команду вожака стаи, призывающую подчиниться и вести себя покорно.
— Почему же ты не напомнил взять его?! — простонала я чуть громче, чем намеревалась, отчего тварь снаружи угрожающе рявкнула и засопела, вынюхивая слабый запах крови.
— Простите, госпожа, не подумал… — повинился Лизен, и мне стало стыдно. Накинулась на пожилого мужика ни за что, ни про что. Он ведь не обязан предусматривать всё за меня.
Гратера уже рычала не переставая и пробовала грызть пластиковую решетку ограды. Оставалось только отчаянно надеяться, что хваленая высокопрочность этого вида промышленного пластика окажется ей не по зубам.
— Попробую связаться с Граем. Сиди тихо с зеленокрылами и не высовывайся, — нервно бросила я и завершила вызов.
Активация вызова с телохранителем по входящему звонку с хозяйского браслета, как и с другими рабами, происходила по умолчанию. Но, тем не менее, ответил Грай не сразу. Он учащенно дышал в динамик своего ошейника некоторое время, прежде чем прохрипеть:
— Я в клетке гратеры… закрылся изнутри… тяжелая тут дверь, зар-раза! Как люк от грузового космовоза. А в пищевой подсобке, откуда мясо через люк подают, на полу лежит здоровенный такой парень… я его через окошко наблюдательное вижу, а войти не могу. Похоже, заперся изнутри.
— Гхорр? Как он?
— Точно не скажу, — угрюмо ответил Грай. — У него всё плечо разворочено. И шея. Вполне возможно, он уже мертв.
У меня перехватило дыхание, и ужас подкатил с новой силой.
— Ты сможешь выбить дверь?
— Конечно, нет! — хмыкнул Грай. — Она ж бронированная. Тут ведь не какого-нибудь безобидного фьорика держали, а целую гратеру!
Словно почувствовав, что говорят о ней, тварь утробно взревела и с удвоенным усердием принялась грызть прутья.
— А вы..? Заперлись где-нибудь, надеюсь? — вспомнил вдруг о своих обязанностях телохранитель.
— Как раз-таки у фьориков и спряталась, — я сглотнула вязкую слюну и на всякий случай принялась отступать к миртофелю.
Конечно, от гратер это не спасение — они прекрасно лазают по деревьям, — но инстинкты требовали предпринять хоть что-нибудь, чтобы не скатиться в окончательную бесконтрольную панику.
— Я скоро буду! — бросил Грай и принялся пыхтеть в динамик, теперь уже не закрывая, а открывая бронированную дверь гратеровской клетки.
Динамик так и оставался включенным — у рабских ошейников не имелось функции отключения связи, поскольку лишь хозяин решал, прервать или продолжить разговор. Я собралась было напомнить ему об осторожности, но тут со стороны ограждения донёсся зловещий хруст и треск.
Один из прутьев высокопрочного пластика не выстоял под мощным давлением зубов гратеры и сломался! Тварь тут же сунула в прореху свою плоскую чешуйчатую голову и, хоть с трудом, медленно, но начала протискиваться в загон.
Вторично вспотев — спина комбинезона уже давно отсырела от пота на нервной почве, — я в панике кинулась к миртофелю и с невесть откуда взявшейся мартышечьей ловкостью вскарабкалась по толстому стволу на нижнюю ветку дерева. Она росла метрах в трёх над землёй, не меньше, и если бы кто спросил, как я это сделала, ответить было бы затруднительно.
Фьорики последовали моему примеру с небольшим опозданием и всем своим многочисленным галдящим семейством устремились на самую макушку, где безмятежно покачивалась всё ещё нетронутая ими миртошка. Я остро позавидовала им. Зверьки были такими лёгкими, что могли без особых усилий занять тонкие ветки, куда гратере доступа не было.
И снова эти жуткие звуки — ш-шух… ш-шух… ш-шух... - подстегнули меня, заставляя карабкаться все выше и выше, пока ветки под ногами не стали настолько хлипкими, что тряслись и прогибались от малейшего шевеления.
Момент, когда гратера начала штурмовать дерево, выпал из моего сознания. В безумном страхе за свою жизнь я вцепилась в истончившуюся макушку миртофеля на широкой развилке ствола и принялась молиться, сама не понимая кому — Богу, вселенскому разуму, космическим и кармическим силам… любому, кто был способен услышать панический крик моей души.
Мягким вкрадчивым прыжком гратера запрыгнула на соседнюю ветку. Я увидела ее хищные глаза — вертикальный черный зрачок на желтовато-коричневом фоне, — и осознала, что сейчас последует смертоносный удар мощной лапы с кинжально острыми когтями.
И он последовал.
Я резко отпрянула назад, выпуская из рук ветку миртофеля. Лапа гратеры вспорола воздух буквально на расстоянии волоска от моего лица… и с такой скоростью, что зрение зафиксировало только смазанную тень. Один коготь поверхностно мазнул по коже, оставив за собой острую вспышку боли на лбу. Что-то звонко лопнуло, мир перевернулся…
И тогда я поняла, что лечу вниз.
Две раскидистые ветви миртофеля с нижнего яруса кроны дважды гасили скорость моего падения. Но сила, с которой они выбивали воздух из груди, была слишком жёсткой. От ударов внутри все заныло, показалось даже, что хрустнули ребра.
Несколько мучительных мгновений спустя я наконец рухнула на землю с глухим звуком, будто упал мешок с песком. А затем на глаза обрушился освобожденный вихрь цветных энергий.
Силясь сделать вдох избитой грудной клеткой, я в полузабытье провела рукой по лбу. Пси-ограничителя не было, и в сознание отовсюду летели смутные мыслеформы — слишком расплывчатые и слабые, чтобы принадлежать разумным существам. Это были инстинкты и физические побуждения в чистом виде.
Фьорики, засевшие на макушке дерева, дружно боялись гипертрофированного их восприятием монстра. Несколько неопределяемых существ поменьше ползком удалялись прочь от места моего падения и очень интенсивно желали оставаться незамеченными. Опасались они лишь того, что хищно пахнущее чудовище (и, как ни странно, я сама с ним за компанию) вдруг решит прочесать окрестности и съесть их крошечные нежные тела.
