Со мной происходило что-то необъяснимое.
Раскалённое сознание закрутилось воронкой и взмыло вверх со сверхсветовой скоростью. Вокруг мерцали и подмигивали созвездия, медленно плыли в космическом пространстве темные планеты в кольцах редких астероидов — откуда-то я знала, что это планеты Тигарденской звёздной системы, — а внизу простирался сам Тигарден-2 в прозрачно-сиреневой дымке своей атмосферы.
Я сосредоточила на нем помутившийся от боли фокус своего разума, и вдруг… показалось, будто кто-то необъятный, очень сонный и недоумевающий раскрыл огромные невидимые глаза и посмотрел в ответ. Очень внимательно посмотрел.
А затем пожар моих воспалённых телепатических рецепторов затопило океаном блаженно прохладной сиреневой энергии, гася огонь и смывая боль.
Безмолвный канал общения сформировался быстрее, чем я осознала это в полной мере.
Моя эйфория… и чужое довольство результатом… Мое удивление… и ответное сонно-приветливое любопытство… Моя настороженность… и чье-то смутное веселье…
Мы перебрасывались с неизвестным разумным существом эмоциями, словно мячиками для земной игры в пинг-понг. Наконец я собралась с мыслями и протранслировала в сторону потока чужих мыслеформ вопрос:
«Кто ты?»
«…я… — существо словно задумалось и после некоторого размышления ответило: — …я тот, кто всегда в пути… в ширину… в глубину… тот, кто движется по кругу… а ты..?»
«Я человек… — начала я и, запнувшись, поправилась: — …человек наполовину. Меня зовут Гайя Фай. А как зовут тебя?»
«…меня ещё не позвали… скоро позовут… но ты… ты — дитя не моего круга…»
«Я с другой планеты.»
«…планеты… странное слово… пустое… на твоем круге все болеют так же сильно..?» — полюбопытствовало существо.
До меня только что дошло, что наша мысленная речь не похожа ни на один известный мне способ общения. Даже в те моменты, когда я проникала в разумы своих рабов, мыслеформы воспринимались мной либо в виде эмоции, либо картинки, либо слов. А теперь каждая мысль охватывала все эти способы разом, но слова не казались похожими ни на общегалактический эсперанто, ни на какой-либо другой язык. Это было странно и обескураживающе.
«Всякое случается… Но такое со мной начало происходить всего несколько дней назад. Эта боль… я не знаю, как с ней справиться. Что это за сиреневая энергия?»
«…таков цвет моей жизни… — последовал ответ, — …я накормил ею твою боль, и она успокоилась… но скоро вернётся, уже через один оборот… будет требовать ещё и ещё, пока ты не обуздаешь ее… пока не обретёшь баланс и контроль…»
«Каким образом? Подскажешь?» — с надеждой спросила я.
«…я не знаю… никогда не болею и почти все время сплю… но на моем внутреннем круге живут те, кто хорошо знаком с болью… всю юность они готовятся к познанию ее оттенков… и когда приходит срок, бесстрашно возносятся вместе с крещендо великого превращения плоти… боль — это дорога, которая убивает стоящего, сидящего, лежащего… и покоряется идущему…».
Обдумывая услышанное, я через паузу спросила:
«На внутреннем круге — это где?»
«…в слое плотной живой энергии… они зовут себя плывчи… среди них есть старейшины, хранители знаний… спроси у них, как покорить твою боль, не запирая ее в клетке…»
«А диниту? Ты знаком с народом диниту?»
«…нет… тебе пора вернуться в оболочку, Гайя Фай из чужого круга… ты ещё не готова к таким путешествиям…»
С этим напутствием сиреневый поток чужого разума мягко оттолкнул меня, придавая ускорение. Верх и низ смешались. Полностью дезориентированная, я ещё немного побарахталась в пространстве, а затем ощутила, как непреодолимая сила притяжения несёт меня прочь с огромной скоростью.
— А-а..! — вырвалось из груди, когда мое сознание со всего размаха ухнуло обратно в собственное тело.
Показалось даже, что грудную клетку подбросило отдачей вверх, как при разряде дефибриллятора.
— Госпожа!.. Госпожа тут! — крикнул зычный голос Дуно.
Я открыла глаза. Ничего не болело, голова была ясной и свежей, как после здорового восьмичасового сна. Ребра словно чесались и зудели изнутри, но больше не было ощущения внутренних повреждений.
Цветные потоки энергий в окружающем пространстве казались ненавязчивыми и не такими яркими, как раньше. Их можно было игнорировать или рассматривать, и в зависимости от желания они становились совсем прозрачными или, наоборот, насыщенными. С чужими эмоциями и мыслями наблюдалась та же картина. И дышалось при этом легко, не так, как с пси-ограничителем.
Какое облегчение!
Поскольку я так и продолжала лежать на спине, то почти сразу упёрлась взглядом в крону нависающего сверху миртофеля. Между ветвей сновали встревоженные фьорики, которые чувствовали себя на дереве, как в ловушке. Меня окружала целая толпа телохранителей в разноцветных гирляндах тревожных эмоций.
Послышался шорох, и обзор перекрыла хмурая физиономия Грая.
— Вы ранены… госпожа. Позволите осмотреть рану? — а в мыслях эхом отозвалось: — …и как мы её не заметили?.. странно… а кровищи-то на полголовы… как бы не померла… подобной ей хозяйки мне больше не найти…
Он с таким скрипом выдавил из себя ненавистное для свободолюбивой натуры обращение, что я оценила подвиг. И подняла руку, ощупывая свой лоб. Без плотной полоски пси-ограничителя он казался голым, и пальцы скользили по коже без неприятных ощущений… Ни раны, ни царапины.
Кажется, я обзавелась на редкость полезным для здоровья знакомством.
Дуно решительно отодвинул Грая в сторону и с неподдельной заботой спросил:
— Госпожа, гратера вас ранила? Как вы себя чувствуете? Голова кружится? Вы видите меня?
Его слова отзывались слабым мысленным эхом, как в колодце. Стало быть, он говорил именно то, что и думал.
Я посмотрела на собственные пальцы, окрашенные липкой краснотой, и медленно ответила:
— Вижу. Голова в порядке. Не надо осматривать.
Дуно с облегчением выдохнул, затем бережно помог мне подняться. Я перестала прислушиваться к чужим мыслям, и они уплыли в фоновый шум, смешавшись с шелестом ветвей, по которым прыгали фьорики.
— Простите за халатность, госпожа, — начал виниться Дуно. — Как начальник охраны, я готов принять за всех любое наказание.
— И в чем же ты виноват? — без особого интереса спросила я.
— Мы должны были проверить перед вашим приходом, всё ли тут в порядке, но…
— Не накручивай. Я уже знаю, кто настоящий виновник.
Все телохранители, как один, подобрались, излучая острую волну внимания. Глаза Дуно под низкими веками сузились, превратившись в щелочки.
— Кто он, госпожа?
— Это Лау. Отправь кого-нибудь в клетку с зеленокрылами. Он там, прикидывается раненым и морочит Лизену голову фальшивым обмороком. Пусть никто не говорит с ним. Надо изолировать его от всех в каком-нибудь помещении. Спроси управляющего, где это лучше сделать. С наказанием определюсь позже…
— Будет сделано, госпожа!
Дуно кивнул одному из братьев, и тот сорвался с места выполнять распоряжение, унося за собой полупрозрачный красный шлейф агрессивного энтузиазма. Кажется, угрозу для моей жизни он воспринимал чрезмерно… бурно. С возмущением, яростью и гневом. Как фанат, на чьего кумира только что совершили покушение.
Вспоминая всё, что померещилось мне после падения, я зашагала к выходу из загона. Дуно с Граем мгновенно заняли места по обе стороны от меня, остальные рассыпались по окрестностям, проверяя, нет ли ещё где опасности.
— Надо срочно осмотреть Гхорра, — озабоченно сказала я. — Он закрылся в кормовой подсобке гратеры… так ведь, Грай?
— Да, — подтвердил тот. — Только вряд ли он выжил. С такими ранами шансов почти нет.
Принудительно усыпленная тварь уже лежала в дальнем углу своей запертой клетки. Стараясь туда не смотреть, я подошла с колотящимся от волнения сердцем к двери подсобки и поднесла к замку браслет.
