иметь возможности поцеловать твои губы, — обвела пальцами контур моих губ. — Чтобы не чувствовать себя мёртвой каждый раз когда тебя нет рядом. Когда ты уезжаешь на раскопки.
— Малыш, — говорю, сглатывать ком в горле, — я люблю тебя.
Слова срываются с губ, принося облегчение. Я озвучил то, что я так долго держал в себе.
— Что нам делать? Рик? Что нам делать? — отчаянно цепляясь за меня дрожащими пальчиками, спрашивала она.
— Я не знаю, маленькая, — признался я. — Не знаю…
— Почему именно мы? Почему мы с тобой полюбила друг друга, когда в мире есть столько людей? Почему? — задавала она вопросы, на которые я не находил ответы.
— Не знаю, Ёлочка моя, — вовлек её в поцелуй, отвлекая от грустных мыслей.
Малышка прильнула ко мне, страстно целуя в ответ. Я наслаждался вкусом её губ, дрожью её тела, светом её глаз.
— Ласковая моя, — прошептал я, отстраняясь на несколько сантиметров и руками оглаживая овал её лица. — Самая красивая. Знаешь, мне недавно приснился сон, — укладывая её себе на грудь, сказал я.
— Какой? — заглянула мне в глаза, воды пальчиками по моей груди.
— Будто мне семь лет. Родители сказали, что сегодня принесут мне сестричку.
— Меня? — застыла малышка.
— Тебя, — кивнул согласно. — И вот они принесли маленький сверток. Мама сидела в незнакомой комнате, не в нашем доме, в кресле с этим самым свертком на руках. Я подошёл сзади и заглянул через её плечо. И увидел …
— Меня? — нетерпеливо спросила Элечка.
— Да. Тебя. Маленькую. Совсем крохотную. Ты мне улыбнулась. А я кажется тогда и влюбился в тебя, — щелкнул он пальцами по носу.
— А это точно был сон?
— Да.
— А что если меня действительно принесли? Что, если я неродная? Что, если меня удочерили?
— Малышка, — я погладил её по голове, — мы просто с тобой ищем любые пути, чтобы быть вместе.
— Но ни ты, ни я не похожи на родителей, — продолжала настаивать она. — У мамы глаза голубые, а у папы сиренивые. А у меня серые. У тебя зелёные.
Я вдруг вспомнил странные сны, в которых видел себя в детском доме. Я точно знал, что это детский дом, потому что мы часто туда ходили. Приносили подарки детишкам. А что если… Что если малышка права?
— Любимая, давай отложим разговоры на потом. Ведь проще спросить у родителей, чем гадать и надеяться.
— Хорошо, — всхлипнула она, вновь начав плакать.
Я прижал её к груди и начал ласково поглаживать по голове, успокаивая. Эля заснула, доверчиво прижимаясь ко мне. А я ещё полночи лежал рядом и смотрел на то, как она спит. Боялся, что если закрою глаза, то она исчезнет. Растворится.
Меланья
— Анастасия, зайдите ко мне, — слышу громкий крик из кабинета начальника.
Я тяжело вздыхаю и закатываю глаза. За последний месяц не было ни единого дня, чтобы Герех меня к себе не вызывал. Он придирается ко мне по любому поводу, по любой причине. То завитушка нарисована не так, то слишком сильно нажимаю нажимаю на карандаш, то нарисованные украшения слишком просты или замысловаты. Я безумно устала от его глупых придирок. Устала от того, что не могу избавиться от своих глупых чувств к нему. Что мои чувства были сильнее крика разума. Устала от того, что приходится видеть его каждый чёртов день. Видеть его серые глаза, его изогнутые в полуулыбке губы, его любимый профиль. Боялась, что просто напросто сорвусь и выскажу ему все свои накопившиеся обиды. Боялась, что признаюсь ему в том, что я — Меланья.
Что я та девчонка, чьи чувтсва он безжалостно растоптал двадцать лет назад.
— Анастасия, — снова рявкнул Герех.
Я поймала сочувствующие взгляды коллег, встала из-за стола и направилась в кабинет мужчины. Кратко постучала в дверь и услышала:
— Входи!
Я скользнула внутрь, расправив плечи и набрав в грудь больше воздуха, как перед прыжком в воду, и застыла у двери. Лёгкие тут же наполнились знакомым запахом, который витал в кабинете.
Я посмотрела на Гереха, который явно быд чем-то недоволен. Мужчина тяжело дышал, втягивая и выдыхая воздух сквозь стиснуьые зубы.
Мысли в голове тут же пустились в пляс, сталкиваясь друг с другом и мешая связно думать.
— Какого чёрта на тебе такая короткая юбка? — рявкнул он, вставая с кресла и упираясь кулаками в стол.
— Короткая? — я опустила взгляд на юбку, которая была ниже колен.
— До неприличия! — процедил Герех сквозь стиснутые зубы.
— Мой муж мне позволяет носит такую одежду, — я с вызовом смотрела в серые глаза, в которых сейчас бушевал шторм. — Только он может мне указывать, что носить, а что нет!
Желваки заиграли на любимом лице, и я с удовольствием поняла, что он ревнует.
— Это всё, что Вы хотели мне сказать? — насмешливо спросила я.
— Сядь, — сказал он мне, кивнув на сиденье напротив.
Я опустилась на стул, стараясь вдыхать его запах через раз. Хоть я дышала неглубоко, его сильный запах врывался в моё сознание, воскрешая там до неприличия откровенные картины.
Низ живота опалило горячей волной желания, и я сильнее поерзала на стуле, пытаясь сосредоточить своё вниманин на Герехе и на том, что он мне говорит. Я крепко зажмурилась до кругов перед глазами и сосчитала до пяти. Вдох, выдох. Вдох, выдох. Мне стоит выкинуть все воспоминания из головы.
— Ты меня слушаешь? — низким, чуть хрипловатым голосом спросил Герех.
Я вскинула глаза и попала в омут черных, как сама ночь глаз. Как в тот день, когда мы оказались в одной комнате в доме Милы.
— Да, — выдохнула я сипло, — слушаю.
Мужчина обошёл стол и положил бумаги с рисунками на стол передо мной. Склонившись и практически касаясь своей грудью моей спины, стал пальцем водить по рисунку. Я смотрела на его длинные сильные пальцы и вспоминала.
Вспоминаю, как я лежу на его кровати обнаженная и совершенно открытая, а он медленно блуждает рукой по моему телу. Оглаживает кончиками пальцев мою шею, обхватывает ладонями мою грудь, а потом опускает голову и втягивают сосок. Меня подбрасывает на кровати и я несдержанно стону, выгибаясь в пояснице.
