– А знала бы – изменило бы это что-то? – с сомнением в голосе спросила Катя.
Ирмина, смотря ей в глаза, медленно качнула головой:
– Нет…
Катя сглотнула, выдержав взгляд черных холодных глаз.
– Понятно. Только не я ее внучка.
Черная бровь взметнулась дугой вверх. Пространство вокруг заметно напряглось и потемнело – ведьма занервничала. И заискрилась от любопытства. А девочка продолжала нарочито медленно, будто испытывая ее терпение на прочность:
– Это она моя внучка. И теперь выходит, что и ты… Не станет меня, не будет и тебя.
Ирмина минуту постояла, беспомощно оглядываясь по сторонам, и разразилась хохотом. То и дело мелькавшие в руках шаровые молнии выпали из ее рук и с шипением ударились о нефритовые плиты, оставив в них неглубокие выжженные ямки. Видно, слова светловолосой девочки изрядно развеселили ведьму. Она от души смеялась, запрокинув голову и похохатывая совсем по-девчоночьи.
– Ой, порадовала ты меня, Катя Мирошкина, – выдавила она сквозь слезы. – Там, в твоем времени, тебе либо сказки писать надо, либо к врачевателям обратиться.
– То время, которое ты имеешь в виду, – Катя решила завершить начатое, – такое же мое, как и твое. И Могиня, а значит и ты, действительно мне далекой внучкой приходится, так как я жила за две тысячи лет до нее, жила и, кажется, живу.
Ирмина приблизилась к Кате, заглянув в ее серо-голубые глаза и лукаво прищурившись. Девочка слышала дыхание ведьмы, видела ее сомнение и интерес, ее недоверие и страх.
И тогда Катя выдохнула в ее лицо:
– Я Доля, дочь Велеса и Макоши.
Глава 22
Черный. Светлый
В Александрии гулко разорвалась тишина. Хлопок, тихий треск и шелест шагов – будто звук появившихся гостей опередил их появление вживую.
– Ты, волхв, сызнова посохом своим ударяй, ибо опять мимо, небось, – приближался ворчливый женский голос.
– Уймись, чародейка, – запыхавшийся старческий в ответ. – Оглянись да проверь… – И добавил удовлетворенно: – На сей раз точно.
– Пф-ф-ф, с третьего раза… Верно говорила, надо было отобрать у тебя камень-путевик…
На лестнице медленно проявлялись фигуры Могини и Велимудра. Волхв с трудом передвигал ноги, с усилием опирался на посох.
– Я не чувствую уж ничего, – признался. – Ты все соки из меня высосала ворчанием да недовольством своим, поперешница расщеколдистая… [19] Еще путевой камень отобрать пыталась…
Он с осуждением посмотрел в прямую и напряженную спину женщины. Та повела плечом.
– Так и попали бы в Александрию с первого раза. У меня глаз вострый, как у сокола. А у тебя ручонки дрожат, сомнения, видать, гложут.
– Потому как последнюю Силу расплескиваем.
– Новую нарастишь… – пробормотала женщина и неожиданно повернулась к нему: – А́ ли не убедился ты еще, что Сила сызнова на земле обитает?!
Старец отвел взгляд, нахмурился – не верил. Могиня раздраженно вздохнула, махнула рукой:
– Что с тобой спорить…
Они поднялись на верхний этаж, вышли на крепостную стену. Ветер зло дунул в лица, пробрал до костей.
– Ну, сказывай, старец, куда дальше идти, чтобы в храм Подлунный попасть?
Велимудр вскинул бровь:
– Отдышаться дай, безумная.
Могиня посмотрела на него сердито.
– Зачем взяла тебя с собой, не пойму. Одна морока с тобой. У тебя дочь у Мары, не позабыл ты еще, старец?
– Не позабыл…
– А тогда отчего ж рвения помочь не наблюдаю? – подбоченилась Могиня.
Ветер грубо трепал ее одежды, завывал у виска. Волхв приставил руки к груди, прошептал:
– Правду говорю, не ведаю! Думал, вспомню дорогу. Да только еще больше запутался.
Могиня посмотрела на него с опаской.
Немного подумала.
Протянула руку ладонью вверх.
– Камень говорящий давай, – потребовала.
Велимудр вздохнул, насупился, но полез в сумку за голубовато-синим кристаллом. Достав его, осторожно вложил в руку чародейке. Смотрел ревниво, как та, прислонившись к стене и накрыв камень свободной рукой, сомкнула веки. Замерла. Волхв переступал с ноги на ногу, вздыхал и поглядывал тревожно на потяжелевшие тучи, которые, будто почувствовав волшбу, потянулись с долины, зависли над серо-синей лентой реки.
Могиня шептала непонятные заговоры, гладила камень. И волхв видел, как тот синеет от ее слов, как загораются в глубине его яркие прожилки, будто реки. Приоткрыв глаза, женщина проговорила сурово:
– Жертва нужна, без нее дорогу не найдем.
Велимудр испугался:
– Какая жертва?
– Человеческая, – пряча улыбку, ответила Могиня и сделала страшное лицо.
А потом приблизилась к волхву и потянула скрюченные руки к шее, медленно нависая над поникшим старцем.
– О боги мои, вот и мой час настал умереть на чужбине, – простонал волхв и на всякий случай закрыл глаза.
Могиня отпрянула от него и расхохоталась, по-девичьи прикрыв рот ладошкой.
– Ой, умора… – покачала она головой, спустилась пролетом ниже и свернула во внутренние помещения Александрии. Вызвав светозар, осветила обоим дорогу.
И продолжала посмеиваться.
Велимудр следовал за ней по каменным коридорам, смотрел сердито по сторонам. Но молчал.
– Нам сюда. – За очередным поворотом она подошла к неприметной внешне стене.
– Зачем еще? – Подавляя раздражение, Велимудр подошел ближе, наклонился и… увидел на стене какие-то знаки.
Неужели это и есть вход в Подлунный храм?.. А Могиня тем временем положила обе руки на странную надпись и прошептала:
– Левая рука на знак Сварога, правая – на Ладин крест. Осень плачет, летний дождь, как забудешь, так пройдешь, Лада – мать, отец – Сварог, не допустят в храм врагов.
Надпись ярко осветилась синим, будто на нее упал лунный свет, и Велимудр изумился, увидев, что знаки Старших богов – Даждьбога, Святовида, Велеса, Лады, Перуна, Хорса, Стрибога – сформировали огромную светящуюся арку. Когда загорелся последний знак – знак Рода, – пространство под образовавшейся аркой куда-то провалилось, словно растаяло, пропуская Могиню и Велимудра внутрь.
Могиня шагнула, поторопила старца.
– Ох, не мешкай ты уже.
Им открылся огромный зал со стенами из черного гранита, по периметру которого красовались шестнадцать сводчатых арок, украшенных кристаллами из голубого хрусталя. В каждой арке стояли уменьшенные копии храмов, выполненные настолько искусно, что можно было сосчитать количество камней и бревен, ушедших на строительство. Строения были похожи, но чем-то отличались друг от друга: у одного, например, была центральная башня в форме восьмиконечной звезды, а у другого в центре – огромный колодец, у третьего стены снабжены бойницами.
В глубине каждого из зданий бледно мерцал голубоватый свет.
– Чертоги Сварожичей… – прошептал Велимудр, и взгляд его упал на один из макетов – строение в форме арки из наложенных друг на друга мегалитов, врата и символ храма, в котором он сам служил столько лет. Храм Маары на Аржане. Место, в котором он знал каждый уголок.
Здесь тоже мерцал синеватый огонек.
Могиня встала напротив копии храма, вглядываясь в него. Потом взглянула внутрь арки через кристалл.
– Глянь-ка, жрец. Никак, отсюда, из Подлунного храма, есть проход прямиком в навье царство.
Она передала кристалл в руки Велимудра, заставила тоже посмотреть через него на копию.
– Вижу стены храма. Вижу путеводный цветок… Дочь моя, Енисея, где ты!
– Погоди голосить. Близко мы уж к девонькам нашим. Светится цветок, верно же говорю?
– Светится, – подтвердил жрец.
– А коли так, то читай заклинание, давай туда сбираться. Только прежде…
Она развернулась и замерла у центрального постамента, пустого. Велимудр подошел ближе, спросил с тревогой:
– Что ты еще задумала, чародейка?
Могиня вздохнула:
– То добре, что мы с тобой в энтот храм Подлунный пришли. Хорошо и что цветок в навьем мире еще светится, путь нам указывает. Да только энто еще не все. Ну придем мы в храм царицы смерти. И что? Как с Марой-то нам справиться, как убедить ее вернуть детей наших?
