остановилось.
Аэрин подплыла к кораблю, и каштановые волосы струились вокруг её головы, пока она крепко сжимала трезубец в руке… большой плавник её зелёного хвоста мягко колыхался в воде. Подмигнув, она пулей устремилась в глубокие тёмные воды. Онемевшая и ошеломлённая, я наблюдала, как несколько других Летних Фейри присоединяются к ней, прыгая сквозь щит, окружавший корабль, как фейри с ногами, и погружаясь в воду, чтобы стать… русалками.
Русалками.
Адреналин захлестнул меня, и моё сердце совершило серию мощных ударов. Следующим глухим ударом был звук моей головы, стукнувшейся о палубу.
Глава 25
Я открыла глаза и сделала глубокий вдох, но воздух был холодным, спёртым и имел привкус затхлости. Перед глазами всё расплывалось, мне приходилось сильно и быстро моргать, чтобы попытаться сфокусировать его на чём-то одном, но как только я смогла видеть — хотя бы немного — я точно поняла, где нахожусь, и моё сердце упало.
— Нет, — выдавила я хриплым и слабым голосом. — Нет, только не здесь, только не снова.
Больничные стены теснились вокруг меня, нависали надо мной, создавая странные углы и линии, которые были просто неправильными. Я опёрлась руками о холодный кафельный пол и приподнялась. Я смотрела в длинный больничный коридор, вдоль стен которого тянулись двери, но они были кривыми, некоторые погнулись и сломались, а другие были полностью выбиты.
Некоторые части стен также отслаивались, покрывались трещинами и сколами. Моё сердце бешено колотилось где-то в горле, когда я заметила огромный след от когтей вдоль одной из стен. След тянулся почти по всей длине, даже по дверям, как будто какое-то гигантское животное провело здесь своими ужасными, зазубренными ногтями.
— Здравствуй, Кара, — раздался этот ужасный, глубокий, хриплый голос. Я слышала его повсюду вокруг себя, но также чувствовала, как слова отдаются в моей голове, в груди, в самых моих костях.
— Чего ты хочешь?! — закричала я.
— Я всего лишь хочу показать тебе правду, от которой тебя скрывали всю твою жизнь.
— И что же это за правда? — спросила я, стиснув зубы. Я почувствовала, как во мне закипает гнев, и на этот раз я не стала с ним бороться. Я была зла. Я не знала, что это такое, или с кем — или с чем — я разговаривала, но, что бы это ни было, оно решило, что знает меня, и хватит с меня такого отношения.
— Повернись.
Волна холодной, тревожной энергии прошла сквозь меня. Я медленно повернулась и оказалась лицом к лицу с дверью в конце коридора. Дверь не хотела открываться. Не думая об этом, не прося об этом, моя рука уже лежала на дверной ручке. Она, как и всё остальное в этом месте, была холодной.
— Я не хочу туда заходить, — сказала я.
— Ты должна, Кара, — раздался голос. — Ты должна хотеть узнать, что я пытаюсь тебе сказать.
Я с трудом сглотнула.
— Я не верю ни единому твоему слову.
— Да, возможно, тембр моего голоса немного резковат для твоих ушей, но мы ничего не можем поделать со своей истинной природой, не так ли? Прислушивайся не к звуку моего голоса, а к моим словам. Открой дверь.
У меня дрожала рука. Всё моё тело дрожало, как фиговый лист на дереве зимой. Я покрепче ухватилась за ручку и повернула её. Дверь поддалась и мягко отворилась, издавая при этом пронзительный звук, похожий на кваканье хора жаб на тёмном озере.
Я уже слышала медленное «бип-бип-бип» аппаратов жизнеобеспечения. Их было два, каждый из них работал с интервалом в полсекунды, создавая постоянный, быстрый звук, которому пыталось соответствовать моё собственное сердце.
В комнате было три человека. Один из них был врачом, судя по белому халату, в который он был одет. Он сверялся с картой больного, висевшей на краю одной из двух кроватей в палате. Обе кровати были заняты — на одной мужчина, на другой женщина.
Я не осмеливалась взглянуть, потому что, без сомнения, знала, кто на них лежит.
Мои родители.
В этот момент я почувствовала себя маленькой, как будто уменьшилась в размерах. Это вовсе не ночной кошмар и не странный лихорадочный сон, а воспоминание. Рана. Всё ещё свежая, едва затянувшаяся. Трагедия, от которой я пыталась убежать. Причина, по которой я покинула свой дом и устроилась работать на круизный лайнер.
Доктор повернулся, чтобы посмотреть на меня, и начал что-то говорить, но я не могла расслышать его слова… и не могла видеть его лицо. Казалось, что его глаза и рот были нарисованы красным карандашом. Я вздрогнула при виде его и отпрянула. Его слова были какой-то тарабарщиной, произносимой словно сквозь воду, приглушённой и совершенно неразборчивой.
Охваченная паникой, я посмотрела на своих родителей. Они были такими же. Лежали на больничных койках, подсоединённые к аппаратам, в гипсе и бинтах, их сломанные и искалеченные конечности поддерживались блоками. Их глаза и рты тоже были выцарапаны. Я не могла разглядеть их лиц.
— Что… — выдохнула я, — что это?
Доктор продолжал говорить, продолжал бормотать. Затем он покачал головой и вышел из палаты, оставив меня наедине с собой. Я повернулась к родителям.
— Мама… — рискнула я. — Папа… вы меня слышите?
— Ты же знаешь, что они не могут слышать, — раздался голос. — Они в коме. То, что с ними произошло, действительно трагично. Просто несчастный случай.
— Заткнись!
— Я не говорю тебе ничего, чего бы ты ещё не знала.
— Я думала, ты должна была сказать мне правду!
— Будет гораздо лучше, если ты сама во всём разберёшься, тебе не кажется?
— Хватит играть со мной в игры! Меня тошнит от всего этого.
— Ах, но ты так близко, Кара. Всё, что тебе нужно делать — это продолжать поиски… ты помнишь это место, ты помнишь, что случилось с ними, с твоими родителями. Они мчались домой, чтобы успеть на твой выпускной. Они были так близко, но буря… Она налетела на них, как хищная птица, и унесла мир из-под ног их машины.
Я покачала головой.
— Этого не должно было случиться. Этой бури не предвиделось.
— Ты усомнилась в этом на мгновение, но в своём горе ты больше никогда не задавалась этим вопросом, не так ли?
— С чего бы мне это делать?
— Действительно, с чего бы. Правду трудно найти, Кара, а когда она найдена, она может быть неприятной, дискомфортной… даже болезненной.
— Ты хочешь сказать, что шторм был… чем-то другим?
— Не чем-то другим. Кем-то другим. Кем-то, кому было выгодно, если бы твои… родители… безвременно скончались.
— Кем-то? Кто это был?!
— Ну же, ну же. По одной правде за
