— Думай, Софи, — прошептала я.
— Да, уж будь добра, — откликнулся Арчер придушенным голосом.
Вурдалак держал его за горло. Без особой злобы, скорее с детским любопытством — интересно, мол, что будет, если надавить посильнее.
Я крепко зажмурилась. Ладно, стало быть, вурдалаки мертвые. Мерзкие ожившие трупы. И воняет от них… Нет, это неконструктивные мысли.
Вот только… Мертвые они. Вылезли из земли, с самого дна кратера. И моя магия тоже всегда поднимается словно из-под земли. Нельзя ли обратить этот процесс?
На этот раз я швырнула магию не вперед, а вниз, прямо себе под ноги.
— Отпустите его, — повторила я совсем тихо.
Раздался глухой стук, а когда я открыла глаза, Арчер лежал на земле перед вурдалаками, потирая затылок. Твари тупо смотрели на меня, явно ожидая следующего приказа.
Я спросила:
— Что дальше делать?
Арчер встал и подошел ко мне. В руке у него болтался меч, измазанный какой-то дрянью.
— Можно загнать их назад, в землю. Или отпустить.
— Чтобы они шастали по всему острову? Лучше не надо.
Арчер покачал головой. Он тяжело дышал, на лбу блестели капельки пота.
— Нет, изгнать из них магию и дать им умереть по-настоящему.
— Ладно, — сказала я, надеясь, что голос звучит уверенно, как будто лишать вурдалаков жизненной силы — мое любимое хобби, наряду с вязанием и разгадыванием кроссвордов-судоку.
Самое странное — только я об этом подумала, вдруг буквально почувствовала, как магия поддерживает в кошмарных тварях подобие жизни. Я почти воочию ее видела — черной нитью, вплетенной в мою волшебную силу. В итоге оказалось совсем нетрудно магическим путем «перерезать» эту нить.
Вурдалаки немедленно осели на землю. Глядя на распростертые тела, я сказала:
— Даже немного жаль их.
Арчер хмыкнул, и я заметила у него на шее наливающиеся лиловым синяки.
— Извини, Мерсер, я не испытываю к ним сочувствия.
Я думала, он еще что-нибудь скажет, но тут вдали замелькали огоньки.
Щелкнув пальцами, я погасила синий светящийся шар. Наверное, Арчеру, как и мне, больше всего хотелось кинуться бежать сломя голову, но продираться через подлесок — не самый тихий способ отхода. Мы пятились, пока не выбрались из «зоны поражения» и не оказались под укрытием деревьев. И хотя я умирала от страха, дальше мы двигались так же осторожно, стараясь не шуметь. До нас долетали приглушенные голоса — слишком далеко, чтобы определить, сколько там человек. Это хуже всего: знать, что стоит только притаиться, и можно будет выяснить наконец, кто скрывается за всеми этими событиями. Но рисковать было нельзя. Нужно вернуться в аббатство и рассказать папе, что происходит.
Только оказавшись на берегу, мы с Арчером припустились бегом. Пока добежали до рощицы, где скрывался итинерис, я думала, легкие у меня разорвутся.
Арчер согнулся, упираясь руками в колени и тяжело дыша.
— Не думал, что мне когда-нибудь придется повторить эту пробежку, — пропыхтел он, когда снова смог говорить.
— Ты тогда удрал с острова через итинерис!
Понятно теперь, как он ухитрился исчезнуть без следа.
Арчер только кивнул и, вытащив из кармана цепочку, снова набросил ее нам на шею.
— Готова? — спросил он, взяв меня за руки.
Я оглянулась через плечо. Надо же, как много может перемениться за такое короткое время…
— Насколько это возможно, — буркнула я, и мы шагнули в портал.
Когда мы вернулись на мельницу, солнце как раз выглянуло из-за горизонта. Я сначала удивилась, а потом вспомнила, что: а) в Англии летом ужасно рано светает и б) мы отсутствовали почти пять часов. Никогда в жизни я так не уставала. Я ничего не чувствовала, только жуткую усталость и при взгляде на Арчера почти нестерпимую тоску. Пробовала себя убедить, что это просто последствия фокусов с пространственно-временным континуумом, но в глубине души я знала, что дело совсем в другом.
Наверное, с Арчером творилось нечто подобное. Когда он снимал с нас цепочку, руки у него слегка дрожали. Цепочка глухо шлепнулась на пол, подняв тучу мелких пылинок. Они сверкали в косых лучах розоватого утреннего света. Просто пыль, а как красиво.
Лицо Арчера было залито потом, над левой бровью красовалось грязное пятно и еще одно — на рубашке. Вероятно, это была вурдалачья кровь. Надо думать, я выглядела не лучше.
— Ну, — хрипло проговорил он наконец, — это было самое отвратное свидание в моей жизни.
Я засмеялась, хотя готова была от усталости свалиться и заснуть прямо на грязном полу. Арчер засмеялся вслед за мной. Мы хохотали и никак не могли остановиться. Ясное дело, это просто от слабости и облегчения, ну и пусть. Так хорошо было смеяться с ним вместе.
У меня заболел живот, по щекам текли слезы. На несколько секунд я позволила себе забыть, что снова вляпалась в какую-то опасную тайну и если узнают, что я сотрудничала с представителем «Ока», меня, скорее всего, убьют, да еще каким-нибудь особо неприятным магическим способом.
Одного я забыть не могла, стоя лицом к лицу с Арчером: что я по уши, без ума влюблена в человека, быть с которым не смогу никогда.
Смеяться внезапно расхотелось. Я провела по глазам тыльной стороной руки.
— Надо возвращаться…
— Да, — ответил Арчер. Он все еще держал меч в правой руке и медленно его поворачивал, царапая острием деревянный пол. — Вот, значит, и все.
— Ага. — Голос у меня сорвался. Я прокашлялась. — Должна сказать, первая и последняя в истории совместная разведка силами «Ока» и демона прошла довольно успешно. — Тяжело было смотреть ему в глаза, но я себя заставила. — Спасибо.
Арчер пожал плечами. Я не могла понять, что за чувство застыло в его темных глазах.
— Из нас получилась хорошая команда.
— Хорошая.
В разных смыслах, прибавила я про себя.
Потому так и грустно.
Я сделала шаг назад.
— В общем, мне пора. До свидания, Кросс. — Я засмеялась, только вышло подозрительно похоже на всхлип. — На самом деле мы ведь больше не увидимся? Так что, наверное, нужно сказать «прощай».
Я словно готова была разбиться на тысячу мельчайших осколков, как те зеркала, что мы били с папой.
— Ладно, удачи тебе с «Оком». Постарайся не убивать никого из моих знакомых.
Я шагнула к двери, и тут Арчер перехватил мое запястье.
Я чувствовала, как бьется пульс под его пальцами.
— Мерсер, тогда, в подвале…
Он смотрел мне в лицо, и я буквально ощущала, как трудно ему говорить. Наконец он выдавил:
— Я тебя поцеловал не по обязанности, а потому что сам захотел.
