— Хоть орехи коли, — насмешливо сказала Севара как-то.
— Я же не щелкунчик.
— А похож: вон, как зубами скрежещешь!
— Насмехайся, госпожа, сколько угодно, — фыркнул Неждан, — но боги споры на кару за неподобающее обращение с несчастными.
Теперь уже фыркнула Севара. Хотела было произнести что-то, да негодник сгрёб её в охапку и чуть подбросил. Она едва сумела сдержать рвущийся визг, а затем принялась легко колотить его по плечам:
— Пусти немедленно! Охлёстышь!
Неждан тихо засмеялся уткнувшись в её шею, затем нежно поцеловал в уголок рта и спокойно вернулся на диван.
Уснула Севара (как и всегда последние дни) в кабинете. Оттуда её неизменно переносил в спальню Неждан.
Иногда, если тёмные сонные глаза открывались, а узкая ручка стискивала чужие пальцы, то на край кровати присаживался сторож сна. У него была мятая рубашка, немного спутанные волосы и очаровательные веснушки, а ещё голубые глаза, которые словно сияли изнутри и щурились от улыбки.
Неждан уходил лишь дождавшись, когда Севара уснёт. Она даже не могла бы поручиться за то, что он не остаётся с ней до самого утра, ибо ночью неизменно хорошо спала.
— Разгулье началось, — заметила Оленя, ставя кофе рядом с тарелкой.
— И правда… — тяжело вздохнула Севара.
В дни Разгулья самым большим праздником становился Новый год, который приходился на окончание осени. С началом очередного года придёт и начало зимы, с хозяином которой встречаться не хотелось. Потому ни от Разгулья, ни от Нового года Севара ничего хорошего не ждала.
— Я обычно гадаю в такие дни, хотя не всегда выходит…
— Гадаешь?
— Конечно! На Разгулье лучше всего гадать! На юге не так?
— Всё так, но я никогда таким не занималась, — призналась Севара. — Мой брат, говорил, что это глупость и девичья блажь.
Оленя фыркнула:
— Так говорят все, кто боится взглянуть в будущее.
Будущее. Что впереди? Что там поджидает? Хозяин Зимы ли, явившийся за невестой, а быть может желаемое спасение? А вдруг — ничего? Пустота смерти. Внутри всё сжалось. Севаре захотелось буквально сбежать от мыслей: подняться, помчаться наружу, чтобы ледяной ветер выбил из неё все горькие размышления.
— Хотите со мной погадать? — Оленя разорвала полотно тишины, возникшее внезапно в кабинете, а вместе с ним и тревогу. — Со мной никогда никто не связывался, а я так хотела погадать, как остальные, с подругой… Ну то есть…
Севара мягко улыбнулась. Отказать пугливым глазищам в обрамлении пушистых рыжих ресниц было невозможно.
Подготовка к гаданиям пришлась на вечер, а начинать стоило уже под покровом ночи. Впрочем, здесь, в Пэхарпе, начинались дни, которые от ночи ничем не отличались. Инти из-за горизонта почти не выбиралась, а во время, когда небо скрывалось за пухлыми тучами, её и вовсе было не разглядеть. От такого становилось несколько неуютно, но, слава богам, что в поместье уже установили кристаллы, которые теперь работали почти весь день.
Встречей с Нежданом перед сном пришлось пожертвовать, а когда тот услышал причину, то только усмехнулся:
— Нагадай себе меня.
Севара лишь толкнула его в плечо, вызвав ещё более широкую ухмылку.
За ужином Оленя больше была увлечена не едой, а перечислением необходимого инвентаря:
— Ключи, луковица, сахар, кольцо, ткань, гребень, монета, сало…
— А оно на что? — удивился дед Ежа.
— Для иголок.
Растерянность явственно отпечаталась на морщинистом лице старика, и он повернулся к Забаве, в надежде, что та более сведуща в таком. Однако кухарка лишь покачала головой да предостерегла:
— Вы бы поосторожнее с эдакими делами. Оно, знаете, как бывает? О! Я по молодости с одной девкой дружбу водила, а она с другой, так и что с той случилось?
— Что? — Севара опустила печенье в горячий чай, чтобы оно размякло.
— Мар! Я вам говорю! Вылез из зеркала вместо суженного, да чуть в Царство Мёртвых не утащил!
— А что помешало?
— Так она вой подняла, отец ейный услыхал. Ох, какого он ей опосля ремня всыпал!
— Да, отцы страшнее маров бывают, — согласился Неждан, покачиваясь на стуле вместе с чашкой.
— Лучше от батька получит, нежели от нечастиков каких, — буркнул дед Ежа. — Я тоже слыхивал, баяла ещё жена моя (лёгкого ветра праху её), что подруге как-то маровское отродье волосы повыдёргивало и едва не придушило. Вот чого бойси!
Севара и Оленя переглянулись настороженно, но от своего не отступились. Они собрали всё, что нужно, и уже в полутьме сонного дома поднялись наверх, в библиотеку. Там, они устроились на ковре с длинным ворсом, прислушиваясь к вою метели за окном и странному скрипу. Мерещилось, что в густой тьме кто-то прячется, а в мрачном коридоре некто крадётся, и страшные лапы готовы высунуться из-под полки, чтобы схватить девиц за щиколотки и утащить за собой.
Вдруг что-то звякнуло. Севара и Оленя дёрнулись одновременно, застыли, прислушиваясь. Сердца их колотились громко, дыхание прерывистое и быстрое распарывало воздух, а за дверью явственно слышались шаги. Дверь библиотеки мучительно медленно отворилась являя тёмный силуэт… женский.
— Чего вы? — оторопела Забава, глядя, как хозяйка и камеристка вцепились друг в друга и уставились на неё, широко распахнув глаза.
Севара облегчённо рассмеялась, расслабляясь.
— Тьфу! Тётя, аж напугали! — Оленя всплеснула руками.
— Во ещё! Сама просила сала найти! Бери, да пошла я. И вы не заигрывайтесь, лапушки.
После ухода Забавы дело пошло лучше. И даже страх почти исчез, хоть за окном среди вьюги и чудился холодный снежный лик.
Оленя поставила перед собой плошку с водой, деловито вытащила две иголки из подушечки и натёрла их принесённым салом:
— Их нужно опустить в воду и смотреть. Если иглы утонули и на дне лежат — жди беды. Ещё, если они разошлись в разные стороны, то кто-то пытается мешать, но если они совсем уж далеко и кончиками даже не глядят, то свадьбы никогда не случится, а вот если сошлись иглы, то точно скоро свадьба случится, ну, или любимые обретут друг друга.
Севара кивнула ставя рядом вторую плошку и так же натирая салом тонкие иголочки. Они бросили их в воду, каждая свои, почти одновременно.
— В стороны ушли, — прокомментировала Оленя результат.
— А у меня сошлись, — удивлённо отметила Севара, — но на дне лежат.
— Значит, свадьба, к которой придёте через трудности.
«Или нежелательная свадьба, — уныло подумалось вдруг, — например, с Хозяином Зимы». Первое гадание не смогло порадовать никого, так что до следующего дошли быстро. В притащенный только купленный валенок деда Ежи, который он одолжил гадальщицам, те сложили шелестящую шелухой небольшую луковицу, платок, монету и кусок сахара. Севаре так же пришлось пожертвовать кольцо. Она не ждала ровным счётом ничего от гадания, ведь предметы разные, а их нужно достать на ощупь, но и так ведь можно понять за что схватилась.
Оленя задумчиво встряхнула валенок, склонилась над голенищем и шепнула:
— Будьте, как вата.
Севара изумлённо взглянула на камеристку, но тактично промолчала, к тому же ей первой предлагалось вытянуть вещицу. Она запустила руку в обувь и едва смогла сдержаться, чтобы не вскрикнуть. Невозможно было отличить монету от луковицы, на что бы не натыкались пальцы, а всё походило на мягкую… вату.
Неужто магия? Вспомнились слова Олени, о том, что её мать считали ведьмой. Может, верно считали? Может, что-то передалось и ей? Может. А что, Неждан чародей, Оленя ведьма… Ещё немного и выяснится, что дед Ежа — оборотень, а Забава — эльфийка!
Схватив уже хоть что-то Севара вытащила на свет платок, из которого выпало, стукнувшись об пол, кольцо. Оленя тоже задумчиво шарила рукой по валенку, наконец доставая оттуда луковицу.
— Ну вот, — надулась она, — мне слёзы. Что ж такое!
— А мне?
— У вас платок — это красивый муж, а кольцо — свадьба.
