у массивных дверей, ведущих, видимо, в библиотеку, он сказал:
— Надеюсь, когда-нибудь мы сможем друг другу доверять.
— Я тоже, — искренне призналась я, отпустив его, мягко толкнула двери.
Библиотека была скромной, не помпезной, похожа на обычный читальный зал в городе. В темном углу в пол оборота сидел Анзель.
Плеснув вина в украшенный рубинами кубок (надеюсь, это было все-таки вино), Анзель сделал медленный глоток, глядя в окно. Так и не повернув голову он сказал:
— Скучаешь по наблюдениям?
— Скучаю по незаметности, наблюдать я не переставала.
Анзель повернулся. Его проницательные глаза смотрели в душу, меня бросило в жар, на лице заиграл непрошенный румянец. Я сжала зубы.
Вампир встал и подошел ближе, он рассматривал меня так пристально, так жадно, что я не выдержала и сказала:
— Я в порядке.
— Физически — да, — кивнул он, продолжая смотреть.
— Что с Марианной?
— Ее нашли без сознания, с порезом на руке, сейчас она в панике, но скоро придет в норму. Она ничего не помнит.
Я сделала глубокий вздох, чтобы не выдать свое волнение.
— Твой пульс подскочил. Мне, казалось, мы начали друг другу доверять.
— Они думают, что я ничего не помню.
— Но ты запомнила.
Я кивнула.
— Ты готова поделиться?
— Разве у меня есть выбор?
— Выбор есть всегда.
И я рассказала ему все что помнила, до мельчайших подробностей описала бездушных, что они делали, как двигались, рассказала о стилете, о том, как бездушный слизал мою кровь, как управлял мною.
Анзель молчал. Долго. Мучительно. Смотря куда-то вглубь меня.
Наконец, я не выдержала и сказала:
— Ты же понимаешь, как это выглядит? Он будто высасывал мою силу, будто забрал ее у меня. Он читал мысли как Мадлен! Только когда она это делала это не было так зловеще и отвратительно.
Моей старой жизни пришел конец, но она не сдалась без боя. Она взорвалась, как свежий порох, сделав меня сильнее, чувствительнее, храбрее. Осознание того, что убийства будут продолжаться заставляет не быть равнодушной. Они убили маму, они убили моего отца, убили Мадлен, это не может продолжаться дальше.
— За убийство вампира у нас карают не разбираясь, не только виновного, но и всех приспешников. Убийство вампира или ведающего от рук алхимиков, которые стоят во главе государство означает — войну.
— Если такова цена справедливости. Я хочу убраться отсюда и никогда не возвращаться. Гори оно все огнем.
— В первый раз встречаю человека, который так страстно желает покинуть Белый Замок, — задумчиво сказал Анзель, разглядывая меня так пристально, что стало даже неуютно, я стала топтаться на месте, не зная, как себя вести.
Мы с ним переступили черту, эту незримую линию, которая сделала нас ближе. Почему он? Почему я? Я хотела доверять ему, хотела быть ближе, ощущать его дыхание на своей коже, страстно желала его прикосновений. Это чувство было сильнее, острее, чем с Лансом, словно раньше мои чувства были ненастоящими, придуманными. Но я не могу сейчас поддаться чувствам. Поддаться им, значит ощутить надежду на будущее, эта надежда будет мешать нашей цели, эта надежда может стать оружием против нас, против справедливости.
— Почему же? — спросила после небольшой паузы, я разглядывала его красивое лицо так же внимательно как он мое. Мы стояли на расстоянии вытянутой руки и не смели приближаться друг к другу.
— Белый Замок — элита, все хотят быть ее частью, особенно те, кто никогда не смог бы прикоснуться к ней, имея прежнюю жизнь.
— Жизнь нищенки, — кривилась я.
— Жизнь простого человека, — поправил он, — Злопамятная, ты оказывается.
Я сузила глаза, но ничего не ответила.
— Здесь не так много богатых ведающих, все они попали сюда из-за своих сил. Значительных сил.
— Зачем им наши силы?
— Хороший вопрос, Вивьен. Каждое лекарство, которое исцеляет, каждое платье, которое заставляет кожу сиять ярче перед отправкой за беспокойное море проходит через стены Белого Замка.
— Зачем?
— Изготавливают волшебные вещи только алхимики, не всегда сильные, но только они. Кто-то шьет, кто-то создает оружие, амулеты, кто-то варит зелье, затем товар всегда попадает в замок. Всегда. Но магии в вещах все равно недостаточно, она уплывает и ее срок годности неприлично мал. Дальше товар отправляется в зиккурат. Там происходит то, что я пока не узнал и надеюсь ты мне поможешь.
— Пробраться в зиккурат и узнать главный секрет алхимиков? — прыснула я, прислонившись бедром к диванчику, — Серьезно?
— Сейчас самое время доказать верность алхимикам и свое недоверие к вампирам. Я запер тебя, как Ланселот. Что ты делала, когда он это сделал?
Я медленно вздохнула и шумно выдохнула, поджав губы.
— Как это поможет узнать кто убил Мадлен и других?
— Уверен, это все связано. Королевство разбогатело не так давно, раньше магии в предметах хватало на пару лет, иногда меньше, потом они превращались в простые красивые вещи. Сейчас же магия живет в них до десяти лет, а то и больше. Это удивительно и иногда даже опасно. Откуда такой прорыв? Первые пропажи и убийства ведающих начались примерно тогда же.
— Знаешь, Анзель, я думала ты искренне хочешь мне помочь, но ты, в первую очередь, преследуешь свои цели, — спокойно сказала я, глядя в его пронзительные зеленые глаза, — Наверно, это правильно.
— Вивьен… — начал он, но я подняла ладонь, чтобы он меня не перебивал.
— Я помогу тебе, как смогу, но, когда все закончится ты дашь мне выбор уйти туда куда захочу. Просто помоги мне скрыться.
Заметила, как он сжал челюсть, на мгновение, затем его лицо снова стало непроницаемым, холодным. Мое сердце сжалось, я не хочу, чтобы он так на меня смотрел. Никогда.
— Не буду спорить, мы здесь не просто так и я не могу бросить все даже ради тебя.
— Знаю.
— Не закрывайся от меня, я искренне желаю тебе помочь.
— Так давай поможем друг другу, а дальше посмотрим.
— Я должен тебе кое-что рассказать.
— Страшно представить, что, — я закатила глаза, скрывая за флегматичностью свою тревожность и легкое разочарование.
— Во-первых, я почти уверен, что пути отхода бездушных ведут в зиккурат.
Я промолчала.
— Не удивлена, смотрю?
— Они в этом замке как у себя дома, Анзель, все дороги ведут в зиккурат, нужно получить туда доступ.
— Я переговорил с Джастином.
— И?
Анзель замялся, собираясь с мыслями. Это ничтожное расстояние между нами — пропасть, у меня стала чесаться кожа от желания подойти ближе, ощутить его дыхание на своем лице, почувствовать его запах, это сводило с ума, мешало думать. Что он хочет мне сказать?
И тогда я сделала то, чего хотела — шаг ближе, уверенный непонятно в чем, шаг навстречу чувству,
