— Это верно, — согласился Антон. — Пусть я не такой, как ты. Но ты — один из нас.
— Нас? — переспросила Мира.
— Тех, над кем не властны время и смерть, — пояснил Антон. — Это то, что нас объединяет, — продолжал он, — но есть и различия. Их три, в общем‑то. Первое и главное — наш возраст.
— И сколько же прожил ты, чтобы судить об этом? — не удержался Александр, в тоне его, тем не менее, не прозвучало обвинения.
— Теперь уже почти тысячу лет, — ответил Антон и добавил, отвечая на изумленный взгляд обоих слушателей:
— Я получил свое бессмертие не на фронтах Великой Отечественной, а куда раньше.
— Но почему ты не рассказал мне еще тогда?! — воскликнул Александр. — Ведь я доверился тебе! — карие глаза были полны и боли предательства.
— Я не мог, — в какой‑то момент эта была мольба о прощении, боль ответная, усиленная стократ, но уже в следующее мгновение — уверенный тон, лишенный вины и раскаяния:
— Тебе не суждено было узнать это тогда.
— Не суждено? Откуда тебе знать? — вскричал Александр.
— Вот в этом и состоит разница в возрасте, — ответил Антон. — Как известно, всю свою жизнь человек познает нечто новое, совершенствует себя. Лишь время стоит на его пути. Старость ослабляет тело и разум, разграничивая жизнь и мечту. Если же продлить жизнь в десять, в сто раз, освободив ее от смрадного дыхания смерти и дряхления…
— Что ты хочешь этим сказать? — не выдержал Александр. — Что ты слишком хорош, чтобы быть моим другом, потому что старше? Тебе понадобилось почти семьдесят лет, чтобы осознать это?
— Нет, — твердо ответил Антон. — Ты действительно еще очень молод и подвержен эмоциям. Это пройдет со временем. Ты говорил мне, что потратил годы на то, чтобы познать собственную природу. Но процесс не завершен, и я помогу тебе в этом. Ты знаешь себе цену, знаешь, насколько превосходишь других. И понимаешь, конечно, как мало из этого было дано от рождения и как много приобретено с годами. В честном бою ты победишь любого, даже из тех, кто провел всю свою жизнь в ежедневных тренировках. Но так было не всегда. Ты сам подтвердишь, что твое шестое высшее образование далось куда легче, чем первое.
— И что в этом удивительного? Во всех вузах преподают один и тот же навык — способность усваивать новое.
— Хочешь удивительного? Пожалуйста! В юности ты не мог освоить ни один иностранный язык — даже английский алфавит давался с трудом. Ты говорил, что тебе это не дано. Сколько иностранных языков ты знаешь теперь?
— Не так много, — проворчал Александр, вызвав у Миры улыбку.
— А именно? — допытывался Антон.
— Английский, немецкий… — стал перечислять Александр, — немного французский и испанский.
— И выучишь еще больше со временем…
— Погоди! — в очередной раз перебил его Александр. — Откуда тебе столько известно? Ты шпионил?..
— Нет. В этом нет необходимости.
— Тогда откуда ты…
— Причина кроется все в том же. Ты ведь осознаешь, что тебе почти всегда везет?
— Да, я заметил. За последние недели меня несколько раз пытались убить, не говоря уже о сегодняшнем дне.
— Это был их выбор. Я же говорю о выборе твоем. Принимая решения, ты редко ошибаешься, и с годами это проявляется все отчетливее.
— Богатый жизненный опыт. Ты сам об этом только что говорил, — парировал Александр. — И что дальше?
— Иногда опыт бессилен. Я говорю об интуиции. Она в той или иной степени есть у всех людей и, так же, как и прочие навыки, развивается с годами. Ведя машину по улицам незнакомого города, ты непроизвольно объезжаешь пробки и места потенциальных аварий. Поднимаясь по старой лестнице, ты переступаешь прогнившую ступеньку. Направляясь на встречу с незнакомым человеком, ты легко узнаешь его в толпе.
— Так происходит не всегда, — возразил Александр, однако усмешка больше не кривила его губы.
— Но со временем все чаще и чаще. Знаешь, во что это выльется?
— Во что это вылилось у тебя? — уточнил Александр.
Антон кивнул. И продолжил:
— Я — Оракул. Мне известно будущее.
— Как это происходит? — спросила Мира. — Видения?
— Нет, у меня не бывает видений. Просто в какой‑то момент приходит осознание того, что все будет так, а не иначе.
— И ты можешь менять будущее? — задал вопрос Александр.
— Нет, этого не может никто, — фраза была произнесена как приговор.
— Как же тогда мне, по — твоему, удается менять события в свою пользу? — допытывался Александр.
— События — да, саму судьбу — нет.
— То есть?
— Приведу пример, — вздохнул Антон. — Как‑то раз мы с другом решили сплавляться по реке на лодке. Но накануне мне стало ясно, что завтра он утонет. Я отговорил его от затеи. Однако в тот же день он выпил лишнего и заснул в ванне, полной воды…
— Совпадение! — запротестовал Александр.
— Я тоже так думал поначалу. Но потом понял, что изменить то, что должно случиться, невозможно. Я много раз пытался, но подчас попытки приводили к еще более пагубным последствиям. Я был упорен, как сейчас упорен ты, и много потерял из‑за этого. На то, чтобы смириться, потребовались годы, но это произошло задолго до нашей первой встречи.
— Поэтому ты сохранил от меня тайну? — голос Александра дрожал от горечи.
Антон кивнул, и Мира в первый раз подумала, что может быть, ему не все равно.
— Я знал с самого начала, что пройдут годы, прежде чем ты узнаешь мою тайну. Если бы я попытался рассказать, у меня бы не вышло. И никто не знает, что именно мне бы помешало.
Только сейчас слушатели Антона стали проникаться сознанием того, какую тонкую игру он ведет на протяжении лет, десятилетий и даже столетий. Но лишь сам он мог сказать, чего ему это стоит.
— Так было и в тот раз, когда я поверил в твою смерть? — тихо спросил Александр. Он больше не обвинял.
Антон кивнул.
— А что было потом? Ты вернулся к Насте?
— Нет. О том, что нам больше не суждено увидеться, я знал еще когда прощался с ней.
— И ты смирился с этим?!
— Да. Вернись я в нашу деревню… Кто знает, какой путь избрала бы судьба, чтобы не допустить нашей встречи.
— И ты пожертвовал вашим будущим, надеясь, что это ее спасет? — спросила Мира.
Антон лишь грустно улыбнулся в ответ:
— Я не могу изменить то, что предрешено. Все остальное — в моей власти. И я беру на себя риск принятия решений. Сегодня в клинике я хладнокровно убил лаборантку — ни в чем не повинную женщину. Я знал, что она сегодня умрет. По крайней мере, она не мучилась.
