— Теперь я понимаю, кто научил ее такой беспроглядной жестокости, — хмуро проговорил Биро, неохотно доедая сыр.
Милорд глянул на брата исподлобья, то ли отряхивая грудь от крошек, то ли утирая о рубашку руки.
— Что, ужель она тебе поведала нашу славную историю знакомства? Надо же. Я б о таком молчал, скрипя зубами да точа ножи.
— Ножи, как видишь, она уже наточила.
— Бабы, — отмахнулся северянин, прикладываясь к меху с водой. — О таком разве треплют? Или, скажешь, у вас с нею особая близость возникла, а? Поди узнала в тебе мои черты и по старой привычке…
— Совесть тебя совсем не грызет, брат? — прервал его Биро, пристально глядя в прозрачно-серые глаза Дормонда, в которых и Лире уже сложно было разглядеть то сострадание, что милорд проявлял к ней когда-то.
— А смысл какой? — спокойно спросил северянин, не ерничая и не злорадствуя. — Я и тогда, и теперь в ней толку не вижу. Сделанного уже не исправить. Хочет ненавидеть меня — пускай, ее дело. Хочет отомстить — все лучше, чем обожать душегуба, скажешь, нет? Да я сам гляжу не нарадуюсь какой девка стала. Если в конечном счете расквитается со мной, выпью за ее здоровье в чертоге Воителя.
— А что ты думал с нею станет? Заведет дом в лесу и мужа лесника? После пережитого?
— Честно? — хмыкнул милорд. — Я о том вообще не думал.
На этом братья завершили не слишком понятный для Лиры разговор и молчали до самой стоянки. Место ведьма выбирала лично, ориентируясь на какие-то только ей известные знаки. В итоге повозка встала в очередном закутке бора, где от большака ее хорошо укрывал густой подлесок.
Биро и ведьма снова начали пререкаться. Одна стояла на своем — надо, дескать, северянина связать, чтоб не сбежал, а второй упирался — не надо, мол, и так не уйдет.
— Да свяжите уже, надоело слушать! Сказал же, что пока девушка не поправиться, никуда не убегу, а когда соберусь, то веревка твоя все равно не удержит, — встрял милорд.
— В эти слова я верю, — кивнул Биро, глядя на ведьму. — Его и корона-то смогла удержать, только потому что Лис сам был на то согласен.
— Не делай из этого обрюзглого пропойцы полубога! — взвилась лже-Альма. — Хорошая, умело стянутая веревка удержит кого угодно. К тому же, сам слышал, он все равно попытается бежать и даже не скрывает того. Уверяю тебя, если все провалится, вздернут не только меня!
На этот раз ведьма не поддалась и упорно стояла на своем с такой яростью, что мужчины решили — лучше послушаться. Завели милорда в телегу и хорошенько связали. Сторожить его остался Галлир. Потом Альма ушла вглубь леса, велев Биро и Лире за нею не соваться и ждать. Свои, мол, дела. Впрочем, никто и не собирался идти следом за ней, все так устали с дороги, что не прочь были отдохнуть у костра. Кто знает, что там у ведьмы стряслось. Может, крови подступили, надо озаботиться. Может еще нужда какая-то. Она весь путь до этого места была сосредоточенной, почти не разговаривала, только на дорогу смотрела и, как по глазам было видно, думала.
Биро развел небольшой костер, и они с Лирой уселись на покрывало поближе к огню и друг к другу, чтобы согреться. С приближением осени вечера стали холоднее, в телеге спать было уже не так уютно даже под шерстяным плащом. Но сейчас ладони Лире грел огонь, а плечо прижималось к теплому телу северянина. Было почти хорошо.
— Что со мной будет? — вдруг спросила она, а потом сама же себя поправила: — Нет, не так. Что она хочет со мной делать?
Биро поморщился и повел плечами, будто от холода.
— Не важно, что она там собирается. Я ей дурного не позволю.
Лира грустно усмехнулась.
— Она не похожа на ту, кого можно легко обхитрить.
— Ничего. Я попробую. Она не так идеальна, как… — северянин вдруг замолк, стрельнув своими темными, лошадиными глазами, в Лиру.
— Что? — она снова усмехнулась. — Ты хотел сказать: она не так идеальна, как ты о ней думала, леди Оронца? Она не так идеальна, как внушала тебе?
Биро шумно выдохнул.
— Не бойся, — Валирейн положила ладонь на его колено. — Я устала прятаться. Лучше знать правду, чем быть доверчивой дурочкой.
Северянин промолчал, мрачно уставившись в огонь. Он, наверное, чувствует себя виноватым, поняла Лира. Думает, что потворствовал лже-ведьме в ее игре с леди Оронца, молчал и ничего не сделал. Что ж, может в том и есть его вина, бессмысленно его утешать и оправдывать. Как он тогда сказал? Мы всегда жалеем о плохих делах, невозможно о таком не жалеть.
Они помолчали, слушая треск огня, стрекот цикад и негромкие разговоры мужчин в телеге. Потом Биро заговорил.
— Знаешь, я на самом деле плохо посвящен в планы противников Короны, так уж у них все устроено, агент знает лишь то, что должен, и не больше. Потому не могу сказать точно, какой путь нас ждет завтра, но… я бы хотел, чтоб ты поехала со мной на север. Когда… все закончится. Если все закончится так, как я о том думаю, то мы с Бриганом отправимся налаживать дела дома. И тебе бы там понравилось. Там… чище. Понимаешь?
Лира кивнула. Задумавшись, она снова уставилась в огонь, понимая, что в голове реет пустота и ни одной толковой мысли. Она не знала, что делать. Знала только, что уже не сможет вернуться в лоно семьи, не сможет больше прятаться за сестринской юбкой и искать утешения у отца. Больше не сможет позволить решать ее судьбу. Но что тогда? Куда ей идти? Куда податься? На север? С Биро? Или ее опять не спросят повстанцы, желающие заиметь такого выгодного пленника?
Пустота в голове вмиг заполнилась ворохом мыслей, голосов, противоречий и Лире вновь захотелось трусливо сбежать за занавес, за которым было так хорошо прятаться и ничего не понимать. Такого она раньше не чувствовала. Тяжесть. Ответственность. Свобода. Страшная и легкая, кружит голову и вместе с тем давит к земле. Но это было приятное чувство, словно леди Оронца наконец действительно вылезла из детских платьев, в которые ее так любил наряжать отец. Словно бы… стала взрослее?
— Знаешь что, Ярок Биръёрнсон? Я… наверное я бы хотела побывать на севере.
Биро посмотрел на нее с прищуром, а потом улыбнулся и кивнул. Стало теплее, особенно, когда, устав от нелегких мыслей и долгого пути, Лира прижалась спиной к северянину и незаметно для себя задремала. До тех пор, пока чья-то рука не дернула ее плечо. Лира подскочила от неожиданности, разбудив Биро, и с испугу чуть не вскрикнула. В нависшей над ними темноте безумно сверкали глаза Альмы, склонившейся над ними и догорающими углями от костра. За ее спиной маячили тени и факелы. Ведьма прижала палец к губам, выпрямилась, а потом громко свистнула.
— Эй! Галлир, сладкая моя розочка! Выходи, пришла твоя награда за верную служба.
В жуткой тишине лесной ночи из телеги послышался шорох.
— Награда? В лесу? Затейница… — Полог настила отдернулся, за ним была только темнота. — Ну иди сюда, награда, я тебя…
Лесную тишину прорезал свист, и темная фигура сира Галлира ухнула с телеги, точно холщевый мешок с яблоками.
— Это все лишние?
Ведьма опустила насмешливый взгляд на них с Биро и кивнула:
— Пока что, да.
Из темноты за спиной ведьмы отделилась пара высоких фигур в плащах. Одна залезла в телегу, закинув за спину арбалет, другая пошла к стреноженным лошадям. Альма снова посмотрела вниз, но уже не на Лиру, а на напрягшегося всем телом северянина.
— И не гляди на меня столь осуждающе, малыш. Ты знал, что так оно и будет. Вставайте. Нам пора идти.
