Официально.
Точно и бесповоротно.
Он плавно выходил из меня, давая почувствовать все грани новых чувств моего тела, которое из девичьего становилось женским.
И эти чувства пленяли и завораживали, несмотря даже на густую вязкую боль.
В этом было особенное волшебство, которое не только соединяло наши тела, но и привязывало души.
Килан смотрел в мои глаза так, словно пытался забраться под кожу и прочувствовать каждую грань и оттенок того, что чувствую я, и я открывалась для него, не скрывая ничего. Потому что со временем эмоции менялись, боль постепенно утихала, и на смену ей приходило что-то новое, еще не изведанное, но такое волнительное, что дыхание перехватывало уже сейчас.
Я знала, что спустя пару раз всё будет идеально.
Что я научусь получать истинное удовольствие от происходящего, а пока я растворялась в его жажде и нежности, о которой не могла раньше и мечтать.
— Я в порядке, — прошептала я Килану, потому что понимала, что такого темпа для него недостаточно. — Отпусти себя.
Он судорожно выдохнул и даже закрыл глаза, чтобы не поддаваться на мои слова, но тело хотело иного.
И потому скоро движения его стройных бедер стали более быстрыми и резкими, но не настолько глубокими, чтобы причинить мне вред.
А я млела, глядя на его напряженное лицо.
Любовалась им, хватаясь за плечи, и в какой-то момент позабыла о том, что ему может быть больно самому.
Должно быть больно после операции.
Только едва ли Килан думал об этом.
Как и я не чувствовала собственной раны на боку.
Он настолько погрузился в собственную страсть и этот жаркий процесс, что просунул обе руки подо мной, сжав в кольцо, и прижал к своей груди так, что я собственной кожей ощущала, как колотится его сумасшедшее сердце.
Темп нарастал.
Больше Килан не сдерживался.
Он рычал, утыкаясь лицом в мою шею, и слегка прикусывал кожу.
И в последнем рывке громко застонал, запрокидывая голову, отчего вены на его шее напряглись и проступили через тонкую кожу, и под потолком раздалось глухое и хриплое:
— Дева-а-а.
Я почувствовала, как он кончил, и широко улыбнулась, пообещав себе, что в самое ближайшее время я тоже научусь этому.
Вернее, не так.
Килан научит.
В этом я даже не сомневалась.
— Черт, прости… — пробормотал он спустя какое-то время, когда его плечи перестали сотрясаться и вдоль позвоночника прошла яркая мощная разрядка, отчего он, кажется, случайно прокусил себе нижнюю губу, откуда сейчас показалась красная капелька крови. — Всё получилось слишком быстро…
— Всё получилось идеально, — выдохнула я с облегченной широкой улыбкой, и, глядя на меня, Килан не смог не улыбнуться в ответ. — У нас впереди еще полно времени, чтобы в следующий раз было так, как захочешь ты.
— В следующий раз и еще много-много раз после этого, — полыхнули тут же жадно и жарко его темные глазища, словно он был готов кинуться в бой сразу же снова, без перерыва на сон, отдых и проверку простреленных конечностей. — Но сначала мыться!..
Как бы я ни возмущалась и ни вопила, чтобы он не напрягал свою руку, Килан, как всегда, был жутким упрямцем и утащил меня в ванную на руках, чтобы опустить прямо на себя и включить максимально приятную воду.
Он мыл меня сам.
Неторопливо, основательно, но вместе с тем всё так же нежно и с огромной заботой, которую я даже не надеялась найти в этом огненном волке.
Выливал в свои ладони гель для душа и водил горячими ладонями, не пропуская ни одного сантиметра моей обнаженной разгоряченной кожи.
А еще постоянно целовал.
Везде, куда только мог достать в том положении, в котором мы сидели.
Позже мы прошли обязательный обряд для всех волчьих пар: Килан дал мне свою кровь, которую я должна была выпить.
Это делалось для особой связи между волками.
Чтобы они могли отыскать друг друга, в какой бы части мира ни находились.
Я не знала, будет ли это работать со мной из-за того, что была человеком без единой капли волчьей крови, но всё сделала как полагается.
И даже противно не было, потому что кровь любимого человека воспринималась как нектар.
— Наутро будет болеть сильнее, — виновато пробормотал Килан, положив ладонь на низ моего живота, и криво улыбнулся, — Придется привязывать меня за член к кровати, чтобы я не трогал тебя пару дней, пока рана не заживет.
Я хохотнула, почему-то очень живо представив эту незабываемую картину, и поинтересовалась с улыбкой у него:
— Поручим это дело Скаю, Дилану или Воланду?
— Рейгану! Дед мало того, что сам член узлом завяжет, так еще и гранату приделает, чтобы я на сто процентов не шевелился!
Я рассмеялась, покачав головой, потому что казалось, что Рейган на такое явно способен.
Он искренне любил своих парней, что бы они ни творили. Но спуска им никогда не давал.
Эту ночь мы спали вместе.
Обнаженные. В одной кровати.
Старшие мудрые волки явно предчувствовали что-то, когда поздно вечером позвонил папа Калиб и сообщил, что все они остаются ночевать у Рейгана, потому что обсуждение торжественного банкета плавно перетекло в сам банкет и теперь никто за руль сесть не сможет, поскольку все выпили.
— Вообще-то можно было на такси спокойно уехать, — хмыкнул загадочно Килан, сгребая меня руками под свой здоровый бок, чтобы мы могли погрузиться в сон.
Это была наша первая ночь вместе.
Первая глава в новой книге наших отношений с чистого листа.
И я не могла перестать улыбаться, потому что впервые за долгое время была по-настоящему счастлива.
— Хотела бы я стать твоей истинной парой, — прошептала я Килану, обнимая его за торс и прижимаясь щекой к его горячей груди.
Он улыбнулся.
— Истинная пара, так же как понятие Альфа, — это что-то запредельное даже для чистокровных волков.
Папа когда-то рассказывал мне об этом.
Он никогда не скрывал того, что не был человеком, и потому для меня это не было чем-то пугающим или жутким.
Одно время я думала, что все такие, как мой папа, и была удивлена скорее тем, что люди — обычные люди, совсем другие.
И что я не такая, как он.
Истинных пар не было уже несколько столетий.
Говорили, что первой и единственной такой парой была человеческая девушка — жена самого первого Волколака, который и породил род волков, создав братьев для больших братьев — берсерков.
И что он был единственным Альфой.
Потому что дело было не в чистоте крови.
Или в силе.
Или в том, что кто-то из волков был гораздо выше по статусу.
Альфой мог стать только тот волк, кому доверяли десятки и сотни других волков — безоговорочно, всей душой.
За такого волка были готовы отдать жизни, не задумываясь, потому что его слова были правдой и сутью.
Потому что его сердце было открыто для других, и он так же был готов отдать свою жизнь за себе подобных.
Он делал их не просто стаей, а семьей, где не было места зависти, лжи и ненависти.
Папа говорил, что на своем веку он не встречал Альф.
— Но ведь вы — стая, — не без гордости проговорила я, потому что успела достаточно понаблюдать за мужчинами и осознать, насколько сильная и необъяснимая у них дружба.
Килан снова улыбнулся широко и очаровательно, чуть дернув здоровым плечом.
— Мы и сами до сих пор не знаем, как так вышло. Впервые почувствовали это, еще когда в школе учились. На нас стали нападать другие волки, а мы встали спиной к спине и отбивались.
Я тоже улыбнулась, почему-то очень ярко и реалистично представляя это всё.
— Когда парни из «Альфы» доставили меня домой, то все уже знали, что с тобой случилось. При этом никто не звонил и никаким другим образом не передавал это, — тихо добавила я, не скрывая, что до сих пор была в легком шоке от того, насколько сильной была связь в стае. — У Ская появились жуткие бордово-синие синяки ровно на том месте, куда ты получил ранение. У Воланда всё это время шла кровь из носа и тоже болело плечо, а Сет сказал, что Дилан дернулся и застонал от боли ровно в тот момент, когда тебя ранили.
