- Даже если я сниму маску? – спросила я, удивляясь, все больше и больше. «Не вздумай снимать маску! Он тебя узнает! И убьет!», - прошила меня здравая мысль. – «Вряд ли он готов к правде?».
- Хочешь, я сниму маску? – улыбнулся Дитрих. - Я такой же, как и принц. Мы оба ужасно азартны. Единственная разница в том, что я не убиваю. Мы оба измываемся над женщинами, чтобы отомстить одной. Принц мстит жестокой матери. Я мщу жестокой красавице.
Он сглотнул. Теперь осталось выяснить самое важное.
- Я знаю о вашей любви к Вильгельмине Анне Генриэтте Лингер, - произнесла я, глядя на него.
При звуке моего имени, Дитрих вздрогнул, словно его пронзил удар в спину.
- Откуда? – выдохнул он.
- И я знаю, как она измывалась над вашими чувствами, - продолжила я.
- Воистину, - выдохнул Дитрих. – Ты знаешь все секреты. Даже не спрашиваю откуда! Я ведь никому не называл ее имя…
Сказать ему правду или нет? Сердце металось, но я чувствовала, что мне нужен совет! Три женщины. Одну он любит, вторую уважает, а третью – безумно желает. Готов ли он услышать правду?
Что-то мне подсказывало, что не готов. А, быть может, не готова я.
- Уходи, пока все слишком далеко не зашло. Исчезни. Растворись. Вон из моей жизни… Я … - Дитрих посмотрел на меня, сгреб мои руки и поцеловал. – Умоляю тебя исчезнуть… И больше никогда не возвращаться.
На меня взглянули безумные глаза, а потом меня схватили, набросили плащ и стащили вниз по ступенькам.
- Отвези ее, куда она скажет! – толкнули меня в сторону кареты.
- Дитрих, - прошептала я. Я чуть не соврала маску, но опомнилась. Мадам Пикок теперь в розыске. Принц если выживет, от своего не отступится… Так что пора завязывать с Пикок. Платье, туфли и все остальное сжечь!
- Я сегодня милосерден, - послышался задыхающийся голос, а дверь кареты грохнула, словно выстрел.
Карета тронулась, а я опомнилась только на углу. Я знаю как, вопреки здравому смыслу … О, богиня! Я люблю его. Люблю. И ужасно боюсь его потерять… Лязг железа стоял в ушах, а я помню, как готовилась умереть вместе с ним, если вдруг он проиграет. И это тот самый человек, которому я хочу отомстить больше всего на свете. Тот, кому я желаю смерти… Как же так можно? Неужели такое бывает? Что мне делать?
32.3
Я чуть не заплакала, как опомнилась, сделала глубокий вздох, успокаиваясь.
- Остановись здесь! – крикнула я, вываливаясь из кареты, почти на ходу. Ночь окутывала все. В ней слышался звук уезжающей кареты. Эта холодная и тихая ночь скрывала даже мой расшнурованный корсет, припухшие от поцелуев губы, слезы, застывшие на щеках, словно льдинки и сердце, которое умоляло сделать хоть что-нибудь, чтобы не потерять любимого.
Черной тенью я скользнула в переулок. Сейчас с Мадам Пикок будет покончено. И будет просто Вин. Маленькая Вин, которой снятся кошмары. И будут сниться еще долго.
Как же тяжело порой сказать правду… Холод улицы отрезвлял, а я открыла ателье ключом. Лишь на секунду я замешкалась, видя, как за углом метнулась тень.
Может, мне показалось?
Я выдохнула, закрылась и сняла платье, содрала маску и туфли. Умывшись, я посмотрела на себя.
- У меня есть жена, - улыбнулась я, скалывая волосы в привычный неряшливый пучок.
Накинув плащ, я вышла, видя, что в часовне все еще горит свет. Значит, Бесподобный Елауарий еще не спит.
- Бесподобный, - попросилась я, видя, как он молится богине. Я застыла, понимая, что помешала.
- Проходи, дитя мое, - ласково позвали меня, улыбаясь. Я прижалась к старику и заплакала. Его руки бережно гладили меня.
- Ты так не плакала с того самого дня, когда мы с тобой познакомились, - улыбнулся Бесподобный. – Что стряслось?
- Я… - это все, что я смогла выдавить из себя. И больше ничего. Силы мне изменили, а я смотрела на Бесподобного, в надежде, что он меня поймет! Три женщины никак не могут снова стать одной, единственной, и мне было страшно при мысли, что будет, когда вся правда вылезет наружу?
О, если бы я не боялась его потерять, я бы призналась во всем. Но сейчас… Сейчас любая ошибка может стоить мне сердца.
- Ну не плачь, дитя мое, - заметил Бесподобный Елауарий, пока свечи тихо капали воск на разложенные лепестки. – Как-то все образуется… Богиня любви, она все видит…
- Правда? – спросила я, глядя на свет.
- О, она все слышит, и все видит,- заметил Бесподобный. – Знаешь, однажды сюда пришел юноша… Это было много лет назад. Он молился ей, шептал имя той, которую любил больше жизни. И просил богиню, чтобы однажды они стояли здесь, перед алтарем вместе… И богиня исполнила это желание. Он и правда привел сюда любимую. Совсем недавно. Точнее, притащил. И они стояли перед алтарем. Он и она, как он и просил. Правда, что-то рожа у него была не сильно довольная. Как, собственно, и ее лицо… Но, как видишь, желание исполнилось.
Мои глаза расширились, а я застыла, глядя на свет.
- А это не вы случайно вписали наши имена? – спросила я, глядя на Бесподобного Елауария с подозрением.
- Ну, может и я чуть-чуть помог. Дождался, когда он разбогатеет окончательно, и чуть-чуть помог. Но в основном это, конечно же, молитва богине! – лукаво улыбнулся Бесподобный. – Но до этого мальчик приходил еще один раз. Он стоял на коленях перед алтарем, и я видел своими глазами слезы на его лице. «Я не хотел… Я убил ее… Но я этого не хотел… Я хотел просто сорвать помолвку! Ее отец отказал мне, и я просто хотел, чтобы он дал мне еще немного времени. Еще совсем чуть-чуть… Мне нужно было купить эту газету! И еще пара месяцев, чтобы я приехал в красивой карете и попросил ее руки… Почему ты не дала мне это время? Зачем ты отняла ее у меня?».
Глава тридцать третья
- Я просто боюсь, что все испорчу…. Может, лучше остаться для него просто Вин? – спросила я, все еще пораженная услышанным. Сомнения терзали меня изнутри. Если я не признаюсь, то Дитрих будет убиваться до конца своих дней. А если признаюсь, то он меня возненавидит! Дважды!
- Знаешь, дитя мое, - усмехнулся Бесподобный Елауарий, глядя на свет. – Я ведь тоже стал жрецом не сразу!
- Вы никогда нее рассказывали… Расскажите– насторожилась я, подозревая, что «молитва богини» без отмычек и ружья работает не так эффективно. Может, мне просто нужно время, чтобы успокоиться и все решить для себя?
- Однажды мы с дружками завалились в бордель, - заметил Бесподобный Елауарий. – Ой, простите, в храм временной любви! Но у нас быстро кончились деньги. Но сердце требовало продолжения. Мы слегка повздорили. Трое так и осталось валяться у борделя, а мы направились грабить часовню. И тогда богиня дала мне знак!
- Какой? – изумилась я, глядя на свет.
- Понятный, - кивнул Елауарий, мечтательно глядя на свет. –Жрец дал мне по башке подсвечником! И тогда на меня нашло просветление, я познал истину, и передо мной открылась любовь! Потому как врезал жрец с такой любовью, что у меня даже в глазах помутнело. Товарищей моих повязали, а меня не тронули.
- Это еще почему? – спросила я, представляя всю картинку.
- Меня вообще редко трогают, - заметил Елауарий. – А все благодаря богине любви и капельке благородного происхождения. Но в основном благодаря богине! А потом жрец ушел…
- Умер? – спросила я, глядя на Бесподобного.
- Сплюнь! Ушел во все тяжкие! – улыбнулся он. – А я остался один. И часовня досталась мне.
Он спрятал руки в рукава розовой хламиды.
- Вот теперь, когда ты все это узнала, ты ведь продолжаешь меня любить? – улыбнулся старик. – Что-то изменилось?
- Нет, - ответила я. – Ничего не изменилось! Значит, все-таки сказать! Нужно сказать мужу правду! О, спасибо!
Я обрадовалась, вытерла слезы и гордо зашагала в свою мастерскую. Отворив дверь, я юркнула внутрь, включив свет. Подойдя к зеркалу, я решила отрепетировать признание, как вдруг…
- Она здесь! – грубый голос, заставил меня подпрыгнуть. Это что такое?!
