шепот Ик-Чель слышался над самым ухом, но разглядеть ее я не могла. Я вообще ничего не видела, только чувствовала, как тело сковал холод, и слышала, как голос будто обволакивает голову.
— Может, пора? — по интонации я поняла, что Иштаб усмехнулась, и представила, как еще шире расплылись ее огромные щеки.
— Думаю, нет. Она ведь заплатила. Слышишь, иномирянка! — голос Иш-Чель стал громче, и я содрогнулась всем телом от силы, с которой он прозвучал.
Попыталась ответить, но из груди вырвались только слабые хрипы.
— Она жива, — заорала Мариота прямо мне в ухо, и я от неожиданности глотнула так много воздуха, что снова закашлялась.
— Это не повод так орать, — просипела я и попыталась сесть, но чьи-то руки уверенно уложили меня обратно. Судя по всему, на доски палубы.
— Все закончилось, тебе надо отдохнуть, — перед глазами еще плясали разноцветные круги, я почти ничего не могла разглядеть, но нежность руки Фрэдерика я ни с чем бы не перепутала. — У тебя получилось.
Я послушно расслабилась, ощущая, как Мариота колдует, едва касаясь пальцами моей кожи на раненом боку, и вскоре уже смогла открыть глаза. Чтобы посмотреть в небо — все такое же серое и маловыразительное.
— Эстер!
Я дернулась и повернулась к источнику голоса. Конечно же, узнала отца Эстер из снов — приятного старика среднего роста, с красивой военной осанкой и широкими плечами. Богатые седые бакенбарды, кажется, тряслись от того, как быстро он подошел ко мне.
— Бартоломео Д`Обиньи, премного раз встрече, — сказал Стэфан, и я как раз вовремя приподнялась на локтях, чтобы увидеть, как оба капитана отвешивают моему отцу по-армейски сдержанные поклоны, а он раскланивается в ответ.
— Благодарю за помощь. И за то, что с моей дочерью все в порядке. Как я могу вас благодарить? — губернатор посматривал на Стэфана с опаской, но оставался вежлив. Похвально, особенно с учетом того, что выглядит мой несостоявшийся жених уже совсем как морское чудовище.
При мысли о том, что Стэфан, возможно, скоро разделит участь старого кока, в груди заныла тупая тоска. Хоть мы и не стали по-настоящему близки, все же провели вместе много времени. Они ничем не обидел меня, а то, что я не смогла его полюбить — не моя вина.
— Обсудим это позже, — прервал Фрэдерик и присел на корточки рядом со мной, помогая подняться.
— Полагаю, во многом своим спасение я обязан тебе. Ты очень изменилась, дорогая, — при взгляде на меня — вернее, на Эстер, взгляд старика потеплел.
Я посмотрела в его глаза, светящиеся от улыбки, и не решилась рассказать правду. Пусть старик умрет счастливым.
— Полагаю, что так, отец, — я улыбнулась и посчитала, что на этом формальности исчерпаны, но Бартоломео подался вперед и с силой обнял меня.
Я в ответ на объятья прижалась к щеке с бакенбардой и почувствовала, как по щеке скатывается горячая слеза. Родителей в том мире я не знала. Меня воспитывала тетя, с которой мы не общаемся уже очень давно, и она наотрез отказалась рассказывать мне хоть что-нибудь о маме и папе. А Эстер любили.
Я бы долго не выдержала этой пытки и разрыдалась, но старик наконец-то отстранился и повернулся к Стэфану.
— Моя дочь все еще требуется вам, капитан, или я могу забрать ее домой? — спросил он холодно, но вежливо.
— Она теперь помощник штурмана на моем корабле. Мне очень жаль, но сойти на землю она не может, — ответил Фрэдерик вместо опешившего коллеги.
— Вообще-то может… — шепот пронесся над палубой вместе с замогильным холодом, и обернувшись, я увидела богинь.
Они зависли над палубой так же легко и естественно, как парили над водами подземного озера. Я краем глаза заметила, что отец побледнел, но с места не сдвинулся.
— Ты выплатила долг. Домой мы тебя вернуть не можем, но ты вольна сойти на землю и продолжить жить так же, как прежде, — пророкотала Иштаб, недовольно поглядывая на Ик-Чель. Та лишь хмыкнула в ответ.
Новость поразила меня. Я несколько мгновений открывала и закрывала рот, не в силах вымолвить хоть слово, будто меня — глубоководную рыбу — только что выкинули на раскаленную солнцем палубу.
— А что будет с остальными? — наконец, спросила я, чтобы оттянуть момент решения.
Богини переглянулись, их улыбки показались мне зловещими. На этот раз заговорила Иштаб, и, казалось, она крайне довольна исходом дела.
— Теперь у нас есть еще один капитан. Грэгори займет место одного из вас, — богиня перевела взгляд с Фрэдерика на Стэфана и обратно. — Сами решайте, кому освободиться, а кто продолжил нас служить.
Я тоже повернулась к морякам, но ни секунды не сомневалась в исходе дела. Так и получилось: Фрэдерик кивнул Стэфану и одобрительно улыбнулся.
— Ты так долго этого ждал. Я не управе отнимать у тебя избавление.
Но, к моему удивлению, Стэфан покачал головой.
— Беа… Эстер убила Грэгори, ей и решать.
И оба капитана уставились на меня с опасением.
Я посмотрела, как хмурится Фрэдерик, как Стэфан сжимает кулак, хоть ни один мускул на его лица не дрогнул, перевела взгляд на богинь, но они, похоже, забавлялись открывшейся сценой — обе по-прежнему зловеще улыбались и наблюдали за мной.
— Ты хочешь жить на суше, Фрэдерик? — на всякий случай спросила я, хотя уже знала ответ.
— Если ты пожелаешь, я буду жить с тобой где угодно. Но мой дом — море, и этого уже не изменить, — с печальной улыбкой ответил он и посмотрел на горизонт.
Я проследила направление его взгляда и несколько мгновений мы оба смотрели на едва заметную линию, разделяющую море и облака. Вспоминались уроки Дугласа, шторма, закаты, ночные дежурства у штурвала и нежные руки. Вспоминалась безумная одержимость Стэфана, слезы Мариоты и печальыне глаза старика-кока. на самом деле свой выбор я сделала уже очень давно.
— Стэфан, Фрэдерик прав. Тебе и твоим людям пора избавиться от плавников, — я протянула капитану руку, и он с силой сжал ее. На его лице я впервые увидела искреннюю широкую улыбку, и улыбнулась в ответ.
— А я хочу остаться на этом корабле. Конечно, если капитан не против, — сказала я, разворачиваясь к богиням.
— Ты все еще часть команды, — тихо произнес Фрэдерик, и хоть я стояла к нему спиной, слышала, сколько тепла в его голосе.
Казалось, Ик-Чель и Иштаб ничуть не удивились. Синхронно кивнули и растворились в воздухе. Уже после того, как от их силуэтов остался едва заметный туман, над нашими головами разнесся тихий шепот.
— Да будет так!
Краешек солнца только показался над морем,
