раствор опия был прекрасным обезболивающим. Если, конечно, использовать его с умом. Для этого пришлось снова припоминать трактат и пересчитывать сухое вещество в пилюлях на капли раствора. Перепроверить расчеты я попросила обоих магов по отдельности — ошибка могла стать смертельной, но все оказалось правильным.
Большую часть времени я проводила на палубе под натянутым тентом-парусом, благо после того как команда переменила мнение обо мне, я могла без опасения бродить по всему кораблю. Читала сперва книги покойного лекаря, выписывая главное, потом — те, что подобрал мне Генри. Любовалась морем — оно в самом деле было разным. А порой любовалась и профилем Генри, который устраивался неподалеку со своими записями или тоже с книгой.
Дни летели один за другим, неотличимые друг от друга, как и вечера. Капитан неизменно приглашал меня понаблюдать за тем, как определяют местоположение корабля, и к удивлению моему, он действительно не оставался на месте, а целеустремленно перемещался к Дваргону, хотя и медленно — намного медленнее, чем мог бы, если верить обоим магам.
Но если дни тянулись, словно расплавившись из-за жары, то ночи…
Отбивали последние склянки — каждый раз восемь звонких ударов колокола заставляли мое сердце колотиться чаще. Ведь это означало смену дневной вахты на ночную, когда вестовой удалялся спать, а через сколько-то томительных минут едва слышно постучат в дверь. Я открывала: Генри как-то обмолвился, что ему важно знать, что я впускаю его, а не сам он отодвигает магией замок. Как и мне было важно понимать, что с моими желаниями считаются, и, если я не открою, он не вломится силой. Исчезал шум моря, когда на мою маленькую каюту ложился купол тишины, отгораживая ее от всего мира, и оставались только мы двое. Объятья, прикосновения, ласки, порой томительно-нежные, порой полные страсти. Иной раз мы не торопились, помогая друг другу освободиться от одежды, чтобы между нами не осталось никаких преград, в другой — взлетали в воздух юбки, а Генри и вовсе оставался одетым — чтобы, утолив первую страсть, нарочито-медленно снимать с меня один предмет одежды за другим, прерываясь на поцелуи.
Ни разу за это время он не заговаривал о женитьбе, а я не знала, радоваться этому или грустить. Впрочем, ночью у меня не оставалось времени на раздумья — закрыв за ним задвижку и сделав пару шагов до кровати, я проваливалась в сон едва ли не прежде, чем доносила голову на подушку. А днем я продолжала усердно учиться, и снова у меня не было времени подумать — впрочем, я гнала подобные размышления, слишком отчетливо сознавая, что не смогу сказать «нет».
Так продолжалось до того дня, когда ветер снова надул паруса, а ближе к полудню из «вороньего гнезда» раздался крик:
— Парус!
Генри, который сидел рядом со мной, тоже листая какой-то трактат, неторопливо встал. Навел смотровую трубу в сторону, куда указывал впередсмотрящий.
Я не видела лица капитана, но слишком уж прямой стала спина, когда он замер, разглядывая что-то, невидимое отсюда. Лорд Джеймс, поднявшийся из своей каюты, положил руку ему на плечо.
— Что там? — Судя по тому, как посуровело его лицо, квартирмейстер тоже не увидел ничего хорошего.
Генри опустил зрительную трубу.
— Фрегат. Флаг Наровля и адмиральский штандарт.
— Один?
— Один. Видимо, шторм накрыл и их, разбросав эскадру. Повезло.
Лорд Джеймс промолчал. Заметно было, что насчет везения он с капитаном не согласен, но спорить не стал. Генри снова поднял к глазам трубу.
— Увидели. Меняют курс. Сигнал… Требуют убрать паруса и сдаться.
— Пушек у них, сколько положено по распорядку? — поинтересовался подошедший боцман.
— Порты пока не пересчитать. — Генри по-прежнему не поворачивался в мою сторону, и я не видела выражение его лица, но голос звучал спокойно. Слишком спокойно. — Скорее всего, сколько положено. Куда хуже, что и магов по распорядку у них больше, чем есть у нас. И все мачты целы.
— Значит, не уйдем, — так же спокойно заметил лорд Джеймс. — Тогда не станем растягивать удовольствие.
— Согласен. Питер, командуй. Идем на перехват.
— Я подготовлю артефакты. — Квартирмейстер обернулся ко мне. — Леди Белла, уйдите с палубы.
Пробежавший ветерок обдал меня холодом. Чужой корабль еще даже разглядеть толком нельзя, еще не поднялись на мачты матросы, а меня уже убирают в безопасное место. И неужели уйти действительно нет возможности — так что и пытаться незачем? Генри Блад объявил личную войну стране, что назвала его изменником, возможно ли, что жажда мести перевесила здравый смысл?
Нет, не самоубийца же он! Да и лорд Коннор едва ли торопится на тот свет. Наверное, они знают, что делают. Впрочем, даже если капитан и совершает фатальную ошибку, я ничего не могу изменить. Остается только ждать и молиться.
Молиться за изменника, пирата и убийцу. Который внезапно стал мне очень дорог.
— Я буду в операционной. Подготовлю все.
— Нет, — Генри, наконец, посмотрел на меня, но по его лицу невозможно было ничего прочитать. — К крюйт-камере. Туда едва ли попадет случайный снаряд, а если корабль все же захватят, доберутся не сразу. Успеют остыть, чтобы не свернуть тебе шею походя.
Я не собиралась спорить, надо быть вовсе дурой, чтобы спорить с капитаном перед боем.
— Как прикажете.
— Пойдемте, провожу. Мне все равно нужно разблокировать дверь. — Он подставил мне локоть.
Воспользовавшись тем, что нас никто не слышит, я все же спросила:
— Я думала, что в операционной смогу быть полезной раненым.
— Едва ли. — Капитан покачал головой. — Кто останется на ногах после ранения, будет драться дальше. Кто не сможет — не сможет и добраться до операционной, нести их будет некому, пока все не закончится, так и не иначе.
На корабле уже все зашевелились, забегали. Открывались пушечные порты, канонирные команды подтаскивали ведра с водой и ядра, обычные и скованные цепью по два.
— Для чего это? — полюбопытствовала я.
— Портить такелаж. Мачты, паруса, канаты. Одно ядро застревает, второе на цепи крутится, разнося все вокруг. Может быть, мы сумеем лишить их парусов и все же уйти.
«А может, не успеете»,— вертелось у меня на языке, но я промолчала. Только сжала предплечье Генри. Незачем было выказывать свою тревогу — у капитана перед боем и без того хватает забот, кроме как успокаивать перепуганных барышень. Да и чем он мог меня успокоить?
