Глава 33
С тех пор, как маркиз Гундахар попал в плен к союзникам, у его сына Адальрика по приказу короля отобрали меч. Рихемир считал, что рыцарь, который позволил врагу взять себя в плен, бросил тень на свою репутацию и на имя своего рода. Значит, те, кто был связан с пленником кровным родством, должны были разделить его позор. Отныне Адальрику приходилось распрягать и запрягать лошадей, водить их к водопою, задавать корм – так юноша, посвящённый своим отцом в рыцари, в одночасье превратился в обычного оруженосца.
Хотя Адальрик стыдился самого себя в этом новом положении, не было ни одной минуты, когда бы он плохо подумал о своём отце. В том, что маркиз Гундахар попал в плен, его вины не было: ведь он не сдался врагу, не сложил оружия и не пытался бежать с поля битвы. Напротив, он сдерживал рыцарей короля, когда те обратились в бегство при виде конницы маршала Ормуа; он был тяжело ранен и только по этой причине не смог оказать сопротивление неприятелю.
Как только Адальрик узнал о пленении отца, тревога за его судьбу уже не покидала юношу. Никто не знал, насколько тяжёлым было ранение Чёрного Вепря, выжил ли он или умер в плену от потери крови. От невыносимого затянувшегося неведения, от горестных дум Адальрик почернел лицом; тревы, земляки, случалось, заговаривали с ним, но он не отвечал, и его оставляли в покое.
Тревога об участи отца незаметно вытеснила из сердца Адальрика горечь переживаний из-за размолвки с Ирис. Он уже словно издалека глядел на милый облик, оставшийся там, в тревском замке, в башне, где они виделись в последний раз. Теперь в его мимолётных воспоминаниях Ирис представлялась тоненькой и светлой, как будто озарённой солнечными лучами: как тогда, на берегу Брасиды, когда она подарила ему свой первый поцелуй в губы… И своё признание в любви, которое оказалось взаимным… Тогда отчего она не захотела принять его предложение руки и сердца? Отчего унизила его своим отказом, отчего сделала ему больно, если любила?.. Недоумение (ответа на свой вопрос Адальрик так и не нашёл) долго не проходило; и настойчивее становилась грустная мысль: ему больше никогда не целовать её губы, её тёплые нежные губы, розовые, как цвет шиповника…
Когда Адальрик наконец увиделся с отцом, живым, сохранившим присущий ему дух несокрушимости, радости юноши не было предела. А маркиз, узнав о том, что его сын по воле короля выполняет обязанности оруженосца, пришёл в ярость. «Как он посмел… этот…?» - прорычал Чёрный Вепрь, сжав кулаки. И Адальрик изумился, услышав, каким бранным словом отец назвал короля.
Разговор отца с сыном при встрече был коротким. «Мы покидаем лагерь этой же ночью. Подготовь коней к длительному походу и жди нас у реки», - напоследок сказал маркиз Адальрику и затем, собрав тревов, долго говорил с ними…
Стреножив и напоив коней, Адальрик пустил их пастись. А сам стоял и смотрел в заречную ширь: над долиной Брасиды висела красная луна, и в её призрачном зловещем свете вода в реке казалась кровавой. Адальрик не думал сейчас ни о чём, только мурашками по коже ощущал тревогу, смутное предчувствие беды. Ощущение чего-то страшного, непоправимого становилось всё отчаянней, давило сердце тяжёлым гнётом.
Отец… – вдруг пронеслось в голове, и юноша быстро повернул голову в сторону лагеря.
Он видел, как вьются дымки над палатками, видел, как в неясном зареве костров двигаются чёрные фигуры. Но он был слишком далеко, чтобы слышать звон мечей, скрестившихся в кровавой битве; слишком далеко, чтобы понять, кто и с кем сошёлся в поединке.
Зато он хорошо видел, как от лагеря к берегу Брасиды, где паслись кони, бежал, спотыкаясь и чуть не падая, какой-то человек. И Адальрик очень удивился, когда спустя какое-то время увидел перед собой королевского канцлера.
- Адальрик… мессир… – шумно и прерывисто дыша, заговорил Вескард. – Вам нужно немедля бежать! Скачите в Туманные Пределы… скажите фризам, чтобы спешно готовились к войне!.. Завтра на рассвете королевская армия вместе с кочевниками выступает в поход… Кратчайшим путём в Фризию их поведёт князь Гримберт…
- Я не сдвинусь с места, пока не поговорю со своим отцом, - отозвался Адальрик, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди и что дышать становится всё труднее. «Что-то случилось… что-то страшное случилось с отцом…» - молоточками стучало в голове.
- Мессир Адальрик… – Голос канцлера дрогнул. Он сглотнул ком в горле и, точно в раскаянии прижав к груди скрещённые ладони, прибавил: - Я очень сожалею, мессир… Маркиз Гундахар убит… Была стычка тревов с королевскими рыцарями… Но маркиза сразили стрелы, а не мечи… Понимаете, мессир, я хочу сказать, что кровь маркиза пролили не ареморские сеньоры – его убили эти дикари… воины Ки-рраха… Только они умеют разить насмерть с далёкого расстояния да ещё в темноте…
Адальрик качнулся, словно пьяный. Глубже, чтобы не упасть, втиснул во влажную землю каблуки высоких сапог.
Как же так?! – подумал он, с трудом веря тому, что услышал. Отец ведь должен прийти. Он обещал вернуться, велел ему ждать у реки… Как же так? Убит?..
- Мессир Адальрик… мессир Адальрик! Ваше сиятельство! – кричал ему в лицо канцлер Вескард. – Поторопитесь! Фризов нужно предупредить заранее: ведь врага приведёт один из них, тот, кто знает фризские леса как свои пять пальцев… Поверьте, мессир Адальрик, ваш отец был бы сейчас на стороне фризов! Король Рихемир предал Аремор, поэтому маркиз Гундахар хотел увести тревов из лагеря…
Адальрик уже не слушал канцлера. Он мотнул головой, стараясь прийти в себя, и быстрым движением взъерошил волосы. Схватил под уздцы своего коня, вскочил в седло.
- Не теряйте времени! – крикнул ему вслед канцлер.
Юноша изо всей силы пришпорил коня. В сгустившихся сумерках, окрашенных багровым светом луны, развевающийся на ветру плащ молодого трева напоминал крылья чудовищной лохматой птицы. Адальрик, почти лёжа на взмыленной лошади, напрягал все силы, чтобы не свалиться, а бешеная скачка всё длилась и длилась. Лишь достигнув леса, он перешёл на размеренную рысь.
Судьба пощадила юного трева: если бы он в этот вечер не оказался с конями на берегу Брасиды, то разделил бы трагическую участь своего отца и своих земляков. Судьба дважды благоволила ему – во второй раз от смерти его спас канцлер Вескард. «Поверьте, мессир Адальрик, ваш отец был бы сейчас на стороне фризов! Король Рихемир предал Аремор, поэтому маркиз Гундахар хотел увести тревов из лагеря…» - звучал в голове голос канцлера, и Адальрик, повторяя его слова, поклялся себе сражаться вместе с фризами, чтобы отомстить королю за предательство и смерть своего отца…
Ночь сменилась днём, день – ночью. Медленно, неприметно для глаза, менялся лес. Гуще росла ель, могучие вековые дубы потеснили осины и берёзовые рощицы. И теперь со всех сторон была одна сплошная глушь. Лес казался неподвижным, точно каменная стена, и под сенью деревьев царил холодный, насыщенный влагой сумрак. Сосновые ветви хлестали по лицу. «Успеть! Успеть! Успеть!» - подгонял себя Адальрик. Но вот звериная тропа, поросшая густой сочной травой, круто сбежала вниз, свернула в сторону пока ещё невидимого Холодного моря. Лицо обдало прохладой, в которой ощущалась солёная влага и запахи водорослей.
Адальрик приподнялся в стременах, вытягивая шею. На жёлтом палевом небе выделялся берег в соснах и дома, розовеющие между красными закатными стволами. Над крышами вились сизые дымки; на воде, у самого берега, мирно покачивались челноки и ладьи; пронзительно кричали чайки; лаяли собаки. Туманные Пределы!..
Адальрику стало жарко, на лбу выступили капельки пота. Слабость была уже непреодолима, и юноше казалось, что он свалится с лошади, не доехав до цели своего путешествия всего несколько шагов.
А в это время в Большом доме, стоявшем посередине просторного двора, в самом главном в Туманных Пределах доме, было людно и шумно. Фризы, собравшиеся в жилище вождя, в котором также обсуждались и решались дела всего народа, в этот вечер плакали и смеялись. Их горе было велико: они оплакивали своего любимого вождя Альбуена, который мудро правил их краем в течение многих лет; их радость была искренней: внучка вождя, Ирис, возвратилась домой и по закону кровной преемственности стала их новой правительницей. Кроме того, девушка привела с собой знаменитого в Ареморе маршала Эберина Ормуа, и теперь ему предстояло собрать ополчение против чужеземного врага.
