пожалуйста, бери себя в руки и побежали! Ты понимаешь, о чем я говорю?! Кэндис!
Он снова тормошил меня как перезрелую яблоню, а я ревела, привалившись спиной к бревнам. Холода не чувствовала, только липкую влагу на ладонях, и от этого становилось еще тяжелее. Я не хочу так жить, Богиня! Не могу! Бриг, как же так?!
– Да хорош! – голова дернулась от пощечины. – Приди в себя! Вставай же, бегом! Ну!
Я не пришла в себя, нет, наоборот, завыла лишь громче, вторя шуму ветра, неожиданно поднявшегося между толстыми стволами.
– Мне некогда тебя уговаривать!
– Так не уговаривай! Просто оставь меня в покое! Куда нам бежать? Зачем? Бриг умер, Джимми! Наш Бриг мертв! Его убили!
– Я об этом и говорю! Если не хотим повторить его судьбу, надо двигаться. Кэндис, ему все равно уже не помочь! Надо бежать!
– Да от кого?!
– Ты меня спрашиваешь, от кого?! Подумай хорошенько, кто забрал у нас все, что есть, кто привез тебя сюда, кто убил Брига?!
– Я не…
– Да ладно, ты не понимаешь?! Это проклятый Морган Гофри, детка. Кроме него у нас врагов нет!
Мир, перевернутый с ног на голову, кажется, раз десятый за последнее время, сделал очередной кульбит. Шаман расправился с Бригом? Это он убил моего старшего брата?! Богиня, нет, только не это…
Но все сходилось. Он обещал, что уничтожит их обоих, как только появится возможность, а я играю роль приманки или гарантии, как сам признался. Это был его план, который он не скрывал. И половина его уже совершена. А я, тварь и предательница, сидела здесь и ждала, когда он соизволит явиться, пока братья пытались меня спасти, и еще рассуждала, почему меня к нему тянет.
Это правда, как и то, что отныне часть моей души навсегда останется черна, как затянутое облаками небо. И ее, увы не отбелить…
– Кэндис, – Джим легко тронул мою руку. – Милая, нужно идти. Прости меня, что я так…
– Это ты меня прости! – я кинулась к нему, обхватив за плечи и опять заревела. – Любимый мой, родной, прости меня за все!
– Глупая, – он обнимал меня, поглаживая по голове. – Ты ни в чем не виновата, это все мы. Пойдем, пора. Потом поговорим, хорошо?
Он обхватил мое лицо, заставив отстраниться, заглянул в глаза. В тусклом свете уже почти угасшей печи его карие были похожи на две черные звезды:
– У нас нет времени. Этот ублюдок придет, чтобы завершить начатое. Ты меня понимаешь?
Кивнула, глотая слезы.
– Вот и хорошо. Пойдем. Вставай.
Он кое-как поднял меня, ноги совсем не держали, и идти по снегу было непросто, благо хоть наст не проваливался. Куда вел, не знаю, просто шла, делая шаг за шагом. Брат меня поддерживал, не давая опуститься в сугроб и умереть. Ветер дул, кажется, со всех сторон, подвывая прямо как я, с неба летели мелкие колкие снежинки, больше напоминающие крохотные льдинки, но холод не ощущался. Шапка и шарф остались в доме, варежки тоже, но сейчас мне было наплевать. Брести, не разбирая дороги – максимум, на который я была способна.
Но и этого хватило ненадолго. Силы покинули, когда вдалеке показались огни, возможно, жилого двора. Колени подогнулись, и, если бы не Джим, то обязательно упала бы. Он поддержал, озабоченно глядя в лицо. Последнее, что услышала – его умоляющий шепот:
– Осталось чуть-чуть, прошу, не сдавайся!
Я сдалась, Джимми, прости сестру.
Глава 31. Братская исповедь
Ненавижу, когда ты, забывшись, наконец, беспокойным сном или просто лишившись чувств, приходишь в себя через некоторое время, и кажется: этот ужас не более чем дурное видение, которое лишь причудилось. А реальность так же хороша, как и раньше: близкие живы, они рядом, а коль не рядом, то с ними однозначно все в порядке. Маленький миг, когда ты по-настоящему спокоен и даже в какой-то мере счастлив, думается даже: каким глупцом надо быть, чтобы поверить в нарисованные сознанием кошмары?!
Мгновение ускользает подобно воде сквозь пальцы, и реальность обрушивается, наглухо припечатав словом, от которого угасают последние крупицы надежды, – правда. Все это имеет место на самом деле, а бесплодные попытки поспорить с действительностью – смешны и нелепы. От них только хуже, если такое вообще возможно.
Так сложилось, что моя правда оказалась страшнее любых кошмаров, когда-либо виденных мною. Всего несколько недель нового года вывернули меня наизнанку и выкинули на обочину грязной извилистой дороги. И теперь лишь воля случая или собственная сила способны сгрести осколки разбитой души воедино или оставить их там, постепенно превращающиеся в пыль и, в конце концов, развеянные ветром.
Джим принес меня в чужой дом, где нам выделили одну комнату на двоих. Деревянные некрашеные стены, на столе, стоящем между двумя кроватями, – одинокая восковая свеча. Больше в помещении, похожем на чулан или кладовую, ничего нет, да и не поместится. Крошечное окно под самым потолком, будто почерневшим от копоти, зашторено серой тряпкой. Когда я открыла глаза, брат сидел напротив, положив голову на столешницу, и, казалось, дремал, но стоило мне пошевелиться, тут же вскочил.
– Кэндис! Как ты?
– Я… я не знаю.
Он взял меня за руку, сжал, заглядывая в глаза.
– Богиня, как ты меня напугала! Я думал, что потерял тебя!
– Мы потеряли Брига…
– Да, я знаю. Мне жаль. Он был лучшим старшим братом.
Глаза опять защипало, и я несколько раз глубоко вздохнула прежде, чем попросить:
– Расскажи, что случилось.
– Детка, ты уверена? – он покачал головой. – Тебе стоит отдохнуть, ты потеряла сознание. Поговорим утром.
– Нет, я должна знать это.
– Я же не спорю…
– Джимми… сейчас!
– Хорошо, – он вздохнул, поднялся и направился к двери.
Я проводила его непонимающим взглядом. Оказалось, он ходил за травяным отваром, который тут же заставил меня выпить, придерживая глиняную кружку. Я осилила лишь половину.
– Кто меня вымыл? – указала на свои руки без кровавых разводов, которыми ранее была покрыта вся.
Кстати, одежду мне тоже сменили на просторную белую рубаху.
– Жоржина, – отмахнулся мужчина.
– Хозяйка дома?
– Вроде того. Не думай об этом. Главное, ты здесь, мы вместе и все еще… живы.
Брат уселся на противоположную койку, глубоко вздохнул и произнес:
– Все, что мы делали, Кэндис, было ради нас. То есть, нас троих. Тебя, меня и Брига. Когда отец погиб, мы растерялись, ты еще совсем маленькая, за пансион платить нечем, сама знаешь, нам училища тоже пришлось покинуть. Рудники в упадке, чтобы их возродить, нужны деньги, после папы осталась такая куча долгов, что, заложи мы дом, земли, да что угодно, не
