Нет, Рейвен не страдал благородством и, сложись все иначе, не раздумывал бы ни минуты. Но сейчас он делал выбор. Непростой, самый сложный в жизни. Возможно, он ошибочный, возможно, этим выбором он убьет часть себя, но в этой игре нужно что-то поставить на кон. Он поставил себя. А что будет дальше? Жизнь покажет.
* * *
Когда мы вышли из лавки сапожника, я ощущала себя самым счастливым человеком и прижимала к себе совершенно замечательные, коричневые, теплые, элегантные, на плоской подошве и без всяких каблуков сапожки. А мой спутник странно посматривал на меня, наверное, пытался решить, бежать сейчас от такой ненормальной, как я, или подождать еще немного.
А потом мы пошли в лавку с травами, и я потерялась, выпала из жизни еще на час. И все это время он терпеливо ждал и не вздыхал даже. Странный тип. Но очень полезный. Особенно его тугой, набитый монетами кошелек. Да, вот такая я меркантильная особа.
Наконец, когда я купила все необходимое, мы вернулись в гостиницу. И я решила использовать незнакомца по полной.
— Слушай, ты не спешишь домой там, к жене и детям?
— Я не женат, — ответил он. Я уже хотела попросить его стать моим якорем, но этот идиот решил продолжить свой ответ, — Но открыт для предложений.
— Э… это что за намеки?
— А никаких намеков, — как-то странно улыбнулся он и приблизился. Я отступила. Он еще приблизился, я снова отступила. Ну, прямо танцы какие-то. В общем, через минуту отступать было больше некуда. А сквозь стены я проходить не научилась.
— У меня жених вообще-то есть.
— Ты же говорила, был.
— Есть, был, какая разница?
— И правда, никакой. Даже если он и есть, не стенка, подвинем, — проговорил этот ненормальный и попытался поцеловать.
— Видимо, прошлого раза было мало, — прошептала я, намекая на хук справа.
Остановился на полпути.
— Что, совсем не действует? — спросил он.
— Что? — не поняла я.
— Природное эльфийское обаяние высших.
— А такое бывает? — изумилась я, чем вызвала у него легкий шок.
— Представь себе, — обиделся он, — Вот только на тебя почему-то не действует.
— Почему-почему, да на мне щитов, как грязи. Мог бы и заметить уже. И вот с этими-то щитами и проблема. Я сейчас с миром буду беседовать, а мне якорь нужен. Ну и мужики пошли, я всего лишь об услуге попросить хотела, а этот напридумывал себе, ручонки шаловливые распускать начал.
— И ничего я не распускал.
— Ага, а синяк откуда взялся? Вот видишь, на руке? Так, не лапать. Ты будешь якорем или нет?
— Хорошо, — сдался эльф. По лицу видела — ничего не понял и обиделся, но помогать согласился. А мне только этого и надо было. Я расставила свечи, смешала травы и рассыпала их вокруг себя, образуя круг, поставила четыре символа стихий по сторонам света и приготовилась медитировать, но сразу провалилась в тягучую дымку плетения мира. Эльфийский город оказался наполнен жизнью, все кругом светилось, сверкало и ластилось ко мне, стоило только прикоснуться. Дом волновался, ворчал, и не он один. Что-то мешало миру, что-то раздражало его. И это отражалось на всех. Словно кто-то бросил камешек в воду и круги разошлись по всей поверхности, затрагивая даже отдаленные участки. Так и здесь. Мир жаловался, и я решила пойти туда, куда он указывал. Туда, где поселился источник раздражения, тот самый камень. Увидев все, что хотела, я попыталась вернуться в сознание, но на подходе, словно в стену врезалась. Что за… Обошла по кругу и еще раз и еще. И поняла, что попала. Очень сильно попала или оказалась в ловушке. А потом обернулась на приближающийся звук и увидела Милу.
— Милава?! Как ты…
— Я объясню. Кажется, мы обе сейчас в ловушке оказались.
— Не понимаю.
— Меня отравили. Я тоже до своего тела добраться не могу. Все испробовала, блуждала в темноте даже не знаю сколько, а потом свет увидела и оказалась здесь, с тобой.
— Погоди, что? Тебя отравили?
— Ну, да.
— Кто посмел? А главное, почему твой муж не защитил?
— Это очень коварный яд. Им был пропитан мой брачный браслет. Который подарили…
— Анвары, — догадалась я, — Но это бред. Никто из них не мог…
— Я это знаю теперь. А вот Лестар нет. Он в Адеоне сейчас, пытается отыскать рычаги давления на повелителя. Хочет открыть врата.
— Зачем?
— Потому что в этом мире лекарства от моей болезни нет.
— Слезы Олли. Я попрошу…
— Не поможет. Они уже пытались. У Яра оставалась доза.
— Яр?! Он тоже участвует?
— Мне страшно. Не столько за себя, сколько за малыша. Он умирает. Я чувствую это.
— Я все исправлю.
— Ты ничего не можешь сделать сейчас. Профессор Гаар хочет предложить силы источника. Он верит, что этого хватит, чтобы временно поддерживать меня, пока все ищут лекарство.
— Что за лекарство?
— Цветок, который рос только в Триноне. В погибшем Триноне, Аура. И то, что они заставляют нас делать, пугает меня. Тебе не кажется, что кто-то настойчиво приближает нас к этому. Шаг за шагом. Кто-то спланировал все это. И понять бы, как давно он это планировал?
— Мил, если дело во вратах, он откажет.
— Я знаю.
— И тогда ты умрешь.
Подруга кивнула.
— Я не позволю этого. Я найду другой способ. Другую возможность.
— Вот за это я тебя и люблю. Ты никогда не сдаешься. Вот только что мы можем сделать отсюда?
— Хм, а когда меня останавливали какие-то стенки? — ответила я и впервые сделала то, что хотела. Позвала своего халфа. Не была уверена, что услышал, но очень надеялась на это.
— Ты только держись, ладно?
— Я постараюсь.
— А я обещаю, если не останется другого выхода, я открою врата.
— Разве жизнь одного ценнее благополучия мира? — улыбнулась подруга.
— Не знаю. Но я не хочу жить в мире, который требует жертвовать любимыми людьми.
— Не уверена, что это правильные слова, но рада, что ты так думаешь. Мне совсем не хочется умирать.
— Ты и не умрешь. Слышишь?
А потом я увидела то, зачем собственно и пришла. В гостинице действительно жило привидение.
— Я одна это вижу?
— Если это глюки, то у нас обоих.
— А дом-то живой.
— Тогда это не призрак.
— И как такое может быть?
— Иллюзия, — хором сказали мы и рассмеялись. Правду говорят, одна голова хорошо, а две лучше. Так что надо поскорее разбудить Милу и вместе подумать над тем, что творится в нашем мире.
— Нам нужен Майк, — уверенно сказала Мила.
— Я перепоручу это дело кому-нибудь. Сейчас есть дела поважнее.
— В Мории достаточно тех, кто рыдает над моим телом и ничего не может сделать.
