Глава 7
Проснувшись раньше Анны, я лежал, не шевелясь, и разглядывал так неожиданно доставшееся мне сокровище. Почувствовав мой взгляд, девушка, не открывая глаз, улыбнулась, а потом попросила:
— Поцелуй меня.
Я поцеловал. Нежно и долго, прикусывая ее пухлые от рождения и поцелуев губы.
— Поцелуй ниже.
Я поцеловал. Потянул зубами сосок, а потом отпустил его и подул, наблюдая, как он сжимается.
— Поцелуй еще ниже.
Я поцеловал. Туда, где недавно был мой член, причинивший первый и последний вред, туда, где остались следы нашего безумия, и где, скорее всего, если это правильные дни, зародится новая жизнь, и я этого отчего-то сильно хотел. Может, это я свяжет нас навсегда?
— А теперь скажи.
И она, приподнявшись на локтях, посмотрела на меня долгим взглядом. Я выдохнул, потом поднял глаза и произнес:
— Я люблю тебя. Я любил тебя всегда, просто не догадывался об этом. Я думал о тебе, ты не оставляла мои мысли, как бы далеко я не был от тебя, я боялся признаться себе, что завишу от тебя, как от сильнейшего наркотика, я искал тебя в других женщинах и не находил. И я буду любить тебя всегда, даже если мы закончим свое земное существование. И если ты переживешь меня, я подожду тебя. Я не сделаю ни шага, пока твоя рука не коснется моей.
— Теперь я, — сказала Анна, перекатываясь и устраиваясь возле меня.
Поцеловала меня в губы, провела языком по контуру, потянула зубами за нижнюю губу. Потом цепочкой поцелуев опустилась до моих сосков, потеребила их языком, потянула зубами, подула. Обхватила мой член рукой, сделала несколько плавных движений, наклонилась и поцеловала. Что же ты со мной делаешь, девочка?
Я отстранился, подтянул ее вверх и долго и со вкусом целовал. Потом вошел в нее, она была готова и уже не чувствовала боли, я это видел. Когда мы закончили и, обнявшись, лежали, успокаивая свое дыхание, я услышал ее тихий голос:
— Я люблю тебя. И всегда любила. Сначала любила детской любовью, как красивого и загадочного мальчика, наблюдающего за мной с высоты второго этажа, и которому было интересно смотреть на спектакли, устраиваемые для него. Я любила тебя тогда, когда в твоем окне появилась обнаженная девушка, и ты целовал ее, а меня в это время сжигала страшная обида. Только годы спустя я поняла, что это ревность. Я перестала приходить к твоему окну, подумав, что больше не нужна. Повзрослев, видя тебя мельком в твои нечастые наезды в наш город, я мечтала, что мы обязательно встретимся, и ты обратишь на меня внимание, вспомнишь и влюбишься. Я мечтала о таком же поцелуе как тогда, у окна, с Ирен. И что ты будешь у меня первым, и мне тоже не будет стыдно моего тела. Я берегла себя для тебя. Поэтому мне было так стыдно и больно в тот момент, когда ты увидел мое унижение от человека, пытающегося насильно отнять у меня чистоту. Только из-за этого я была сдержанна с тобой в том разговоре, специально не давая возразить мне. И не позвонила ни разу, даже когда умерла бабушка, и я осталась совсем одна, хотя знала твой номер наизусть. Поэтому выбрала институт в этом городе, чтобы быть ближе к тебе, ходить с тобой по одним улицам… И я хочу быть с тобой и любить всегда, даже тогда, когда один из нас прекратит свое земное существование. Я обещаю, что подожду тебя, если уйду первой.
Мы опять долго целовались, а потом мыли друг друга в душе и меняли простыни на чистые, вместе ели, и пили горький кофе из одной чашки, обмениваясь поцелуями, пахнущими кофе.
Из дома выбрались только на следующий вечер, мы шли, обнявшись, к стоянке за машиной, собирались заехать за вещами Анны в институтское общежитие и планировали долгую и счастливую жизнь. На девушке был мой свитер и мои кроссовки, в которых ее маленькая нога казалась такой беззащитной и Анна так по-детски хлюпала ими.
А возле машины, когда та уже приветливо моргала мне фарами, реагируя на ключ, меня убили. Выстрелом в сердце. И уже ничего не видя, ослепнув от непереносимой боли, я слышал только ее крик, зов, плач, а потом, когда уже не мог слышать, остался только ее запах, любимый, такой же, как пахла шапочка с помпоном.
Бонус к Главе 7. Возница
Куда везешь меня, возница?
Закончен жизни твоей путь…
Так смерть моя ужель не снится?
Пришла пора идти на суд —
Предстанешь ты перед Всевышним
И будешь там держать ответ,
Кого обидел словом лишним…
Постой, возница, это бред!
Я жил, не веря в черта, бога,
Я думал — байки стариков…
Сам убедишься, стрелки только
Назад не скрутишь у часов,
Что боем бьют час расставанья.
И в бога веришь или нет,
С Ним предстоит тебе свиданье —
Готовь, умерший, свой ответ.
Куда везешь меня, возница?
Уже приехали, ступай…
Советую там повиниться,
И может ждет дорога в рай…
Как страшно мне идти, возница!
Ступай, не бойся, добрый Он.
Не знаю даже как креститься!
Всего лишь жест, Он с ним знаком.
Не будет Он глядеть на руки,
Он будет душу ворошить.
Все, чем ты жил, твои поступки…
Умел прощать, страдать, любить?
Все понял я, прощай, возница!
И ты прощай. В обратный путь
За новым мертвым возвратиться
Мне нужно. Не передохнуть…
Я. Что такое Я? Или кто такое Я? Что есть у этого Я? Когда то у него были руки. Я попробовало пошевелить этим, что считало рукой. Это пошевелилось. Интересно, а у Я есть ноги? Я пошевелило пальцем на ноге. Откуда Я знало, что это палец? Я дышало и думало. Тут по лицу кто-то не больно ударил.
— Хватит придуриваться. Вставай и пошли. Или полетели.
Я задумалось. А были ли у Я крылья раньше? Нет. Точно нет. Рука потрогала спину. Там действительно были распластанные крылья, и Я лежало на них. Я попробовало пошевелить крыльями.
— Не слышал, что ли? Вставай. Или ты хочешь хлопать крыльями лежа на них? Мозоли натрешь.
Кто-то с силой дернул Я за руку и поднял на ноги.
— И открой, наконец, глаза!
Белый туман клубился под босыми ногами, которые прикрывало нечто сотканное из белого света. Подняв руку, я рассмотрел свои пальцы.
— О, наконец-то, ты понял, что ты — он, а не оно! Хватит тут нам одного оно.
— Кто? Я?! Он?!
Пальцы были такими, какими я их помнил, только слегка светились. За эту протянутую руку взялась другая рука, заканчивающаяся странным… Кем? Человеком? Нет. У человека не должно быть крыльев. Ангелом, что ли?
— Ну, наконец! Дошло! Полетели!
— Куда? Я точно знаю, что не должен уходить с этого места и должен ждать.